Ваша карта бита

После калининградского госпиталя, из которого Артемий Витальевич Базанов вышел на костылях и с одной штаниной, заправленной за пояс армейских брюк, начальство пожало ему руки, похлопало по плечам изувеченного капитана, вручило ему денежную помощь вместе с окладами, положенными по закону, пакет документов и благословило на гражданское существование. Жить Артемий Витальевич отправился в свою родную Казань, где, однако, не было у этого армейского бродяги ни детей, ни плетей и ни единой родственной души. Одни воспоминания, но зато самые светлые. Жить в Казани оказалось негде, не с кем и, когда кончились деньги, не на что. Одноногий, без гражданской специальности, волкодав оказался не нужным даже бандитам. Начались подвалы, чердаки, склепы на мусульманском кладбище и, поневоле, компания опустившихся пропойц, бездельников и таких же, как он, калек-неудачников. Поздней осенью Артемий явился в военкомат, чтобы отдать на хранение документы, и его, сильно простуженного, пристроили, сжалившись, в приемник-распределитель, отогреться и поправиться на казенных харчах. Там и нашел его Гром, забрал и перевез в Тарасов, как высадил на поле деятельности своей, тогда еще только входившей в силу, группы. Опытный Базан занял в ней свое место и вскоре стал на нем незаменимым.

С пельменями мы расправлялись молча, серьезно, деловито и покончили с ними почти одновременно.

— Наелась? — спросил меня Артемий, облизывая ложку.

— Нет, — ответила я, отодвигая тарелку.

От добавки я отказалась, занялась приготовлением чудовищных, многоэтажных бутербродов из жареного хлеба, сливочного масла, колбасы и лука.

Базан, положив себе еще пельменей, принялся за них, поглядывая на бутерброды с жадностью изголодавшегося хищника.

— А у меня всегда все по отдельности, — пожаловался он между двумя ложками дымящегося варева, — на такое фантазии не хватает.

Скромничает Артюха. Я прекрасно помню его похлебку из тушенки, сухарей и бобовых концентратов, приправленную травами, известными только ему одному. Какая же она была, с запахом дымка от костра, вкусная! И съесть ее можно было неимоверно много — особенно после дня, проведенного в камышах реки Савы. Приходилось сидеть в тех проклятых камышах безвылазно, да еще изо всех сил стараться, чтобы югославские патрули, время от времени проезжавшие мимо по железной дороге в сторону Загреба, не заметили ничего подозрительного. И вся беда оттого, что нашему многомудрому командованию позарез понадобилось знать график движения эшелонов с гуманитарной помощью, двигавшихся по этому участку дороги.

Доел пельмени Артемий, и по нему видно было, что после небольшой передышки он продолжит есть с неослабевшим удовольствием.

— Ты только не подумай, что я голодал несколько дней, — сказал он с басовитыми нотками в голосе и хотел прибавить еще что-то, но я помешала.

— Не оправдывайся, Артюха. Так, знаешь, приятно, когда едят твою стряпню да похваливают.

— Она того стоит. Удивительное дело! Приготовленное женщиной всегда ешь, ну, хотя бы со вниманием. А свое перестаешь замечать на третьей ложке. Так, жуешь что-то…

Это была перспективная тема — «половой фактор в кулинарии». Артемий мог увлечься и потратить на нее время, упражняясь в любимом им легком трепе. Времени было жалко.

— Артем, ты с Громом всегда разговаривал свободно, так ведь? Даже когда «втык» от него получал?

— Нет, не скажу, что мы с ним друзья, — сказал он, с благоговением разглядывая бутерброд, примериваясь, с какой стороны за него приниматься. — Друзьями мы с Андреем не были. Но относились друг к другу всегда хорошо. Он человек, Юля.

Базан откусил здоровенный кусок и на время перестал быть собеседником. Во время паузы я разлила чай по кружкам. Артемий поднялся, открыл дверцу самодельного шкафа и, покопавшись в нем, поставил на стол здоровенную банку кофе.

— Твой любимый, я помню. Держу специально для гостей. Мне-то он, сама знаешь…

Он, с моего согласия, выплеснул чай, сполоснул и поставил передо мной кружку. Придвинул сахар и, зная мои вкусы, соль.

— Так что ты от Андрея хочешь?

Многого я от него хотела. Поэтому призадумалась ненадолго, сделав вид, что все внимание уделяю приготовлению кофе.

«Группа!» Не раз я слышала это слово от Базана, да и от самого Сурова. А где она, эта группа? В девяти из десяти случаев действовать приходится в одиночку. Лишь изредка, да и то не в самых острых моментах, доводилось чувствовать какую-то поддержку и помощь.

Людей мне хотелось от Грома, вот что. Двух «спецов» на машинах, оборудованных устройствами электронного обнаружения и подслушивания — по одной на Степанова и Скопцова с Сергеем. Помещение, желательно за городом, с хорошей звукоизоляцией — для препровождения туда бандитов, и набор психотропиков вроде «сыворотки правды». Двух, не менее, «волкодавов», вроде Базана, только с комплектом конечностей, для проведения этой акции. И несколько ампул героина, это — обязательно, потому что смерть, даже преуспевающих бизнесменов, от передозировки наркотиков в наши времена ни у кого не вызовет подозрений.

Утопия!

Что мне нужно от Грома, спросил Артемий?

— Ничего мне от него не нужно, — ответила я, держа кружку с кофе ладонями за горячие бока.

Базан внимательно посмотрел на меня и в сомнении покачал головой.

— Багира. Все, что тебе сейчас нужно — часочек сна, для того чтобы нервишки отпустить. Давай мне номера телефонов и заваливайся на боковую.

— Какие номера? — удивилась я.

— Номера телефонов Степанова и этих головорезов. Хотя бы к одному из них привязка у тебя уже должна быть, не будь ты Багира. И считай, что с этой минуты мы с тобой — в паре.

Я сначала воззрилась на него широко раскрытыми глазами, а потом опустила их, уткнулась в кружку с остатками кофе.

Вот это новость! Дело небывалое — в паре. И как такое понимать прикажете, господин Суров?

Мне понадобилось встать, чтобы хоть как-то скрыть изумление и справиться с растерянностью. И что же делать? Не посуду же мыть. Посуду мыть рано.

— Артемий!

Я, покорясь неожиданному, но сердцем прочувствованному импульсу, нагнулась и поцеловала Базана в колючую щеку. Обхватила его голову и потерлась виском о щетину.

— Ты что, Юль? — пролепетал он, опешив.

— Так-то лучше, — прощебетала я, отстраняясь. — Конечно, Юлия. А то все Багира, Багира… Понравилось бы тебе, если б то и дело крестили тебя Вороном?

— Что? — Он попытался подняться, ухватившись за край стола, но вышло это у него, одноногого, так неловко, что, если б не мои руки, завалился бы Базан на пол.

Я усадила его обратно, а он, сопя от обиды, оттолкнул меня, грубо и сильно.

— Какой из меня теперь Ворон! — пробурчал, глядя в сторону. — Был Ворон, да весь вышел. На юг улетел. В райские кущи подался, с этого на тот свет.

— Базан! — сказала я срывающимся голосом. — Да мы с тобой в паре таких дел наворочаем!

Теперь он уставился на меня. По-детски растерянными глазами смотрел.

— А я думал, ты… — он осекся и шлепнул себя по культе, а я поторопилась его перебить и постаралась сделать это как можно бесцеремонней.

— Индюк думал. Так он же дурак. Потому и в суп попал. А ты — Ворон. Прошу тебя, Артемий, не думай так больше, не обижай меня.

— Ладно, — согласился он тихо, согнувшись так, что свесившийся чуб едва не коснулся все еще стоявшей перед ним пустой тарелки, и, выпрямляясь, гаркнул на меня возмущенным хозяином: — Дашь ты мне спокойно поесть или нет? И вообще, пока ты здесь болтаешь, твое время отдыха утекает.