Ваша С.К.

— А на что мне сальные свечи ваши, позвольте полюбопытствовать?

— Как на что? — рассмеялся князь. — Сальная свечка самое верное средство от насморка. С вечера намажешь ноздрю, утром насморк как рукой снимает.

— Премного благодарен за разъяснения. Однако ж…

Раду метнул молящий взгляд в сторону княжны, и та улыбнулась:

— Да полно вам конфузиться будет. Граф вон сам у меня рубаху испросил, а пальто ваше мы в ключевой воде выполощем с подружками…

— Ты б лучше подружек кликнула и за графом послала, покуда не усыпила его сила толстовского слова, а с господином Грабаном я уж сам как-нибудь разберусь, без бабского участия…

И князь, снова за шкирку, затолкал мокрого беднягу обратно в баню, а княжна, прижав к груди оставшиеся рубахи, крикнула:

— Папенька! — Князь обернулся. — Русалки наши, видать, не только по пятницам работали. Вы уж с ними поласковее сегодня…

Князь сощурился и выдал медленно, по слогам:

— Одна юная особа имеет привычку забываться… — и потом отдал приказ ледяным голосом: — Ступай к бабке, собери полыни на обратном пути, и чтобы духу твоего здесь не было до заката… А коли прознаю про озеро, пеняй на себя. В колодце сидеть будешь! И на слёзы не посмотрю.

Светлана попятилась и бросилась бежать, как только за князем захлопнулась дверь. Бурый порычал для виду на баню и побежал следом, все норовя ухватить княжну за подол.

— Да ты нынче сам не свой! — выдрала она рубаху из волчьих зубов. — Что стряслось? Скажи уже человечьим языком, а то сейчас все нити из моих оберегов повыдергаешь! Кто защитит меня тогда? Ты, что ли? Зубы у тебя коротки будут!

Но волк молчал и не пускал ее дальше, к дому… Рубаху хоть и выпустил, да обежал кругом и встал на дороге — уши прижал, скалится, рычит…

— Вот ведь незадача! Да пусти ж ты меня, говорят! Или бешенством от трансильванцев заразился? Так не кусал тебя этот Раду, кажется! Уйди ты уже!

И княжна сделала шаг. Только не твердый, с опаской — волк еще сильнее зарычал на неё и обнажил желтые зубы.

— Да будь же ты неладен, злодей! — выкрикнула княжна и присела на корточки. — К кому не пускаешь, хоть скажи: к графу сама не пойду, не ослушаюсь князя. А Сашеньке помочь надо. Никого у него, кроме меня, нет в этом мире. Ну, а что пнул тебя разок, забудь… Сам напросился. А хочешь толковать об обиде своей, так на беседу человеком являйся, а не зверем. Ну что? Пустишь меня наконец?

Теперь она могла смотреть ему прямо в глаза, и волк спрятал зубы и скуля подошел к княжне, чтобы подлезть мордой под руку.

— Позлился и будет. Ну вот, теперь ластишься… Знаешь, у меня вот тоже особое нервное ощущение. Это все из-за Сашеньки, я знаю… Ты бы лучше нашел, где подруженьки мои схоронились… Не видать их нигде.

Бурый попятился и вылез из объятий княжны. Светлана поднялась и, не отряхиваясь, побежала к частоколу следом за волком, задрав рубаху аж до колен. Потеряла по дороге туфлю, но не остановилась. На облучке, точно на троне, восседала высокая девушка с очень бледной, почти прозрачной, кожей. Ее распущенные русые волосы венчал венок из крапивы. А серую рубаху рвал в стороны предрассветный ветер.

— Здравствуй, Прасковья! — выкрикнула княжна, но русалка не шелохнулась.

Из леса крался туман, а вместе с ним подкралась к живой девушке и стайка утопленниц. И вот русалки с диким хохотом выскочили на дорогу и, заключив Светлану в кольцо, принялись щекотать — она металась от одной к другой, не в силах вырваться. Бурый носился кругом и клацал зубами, но хватал лишь туман, так ловко уворачивались от волчьих клыков озорные озёрные жительницы в рваных рубахах. Пока на козлах не встала Прасковья.

— Брысь! — сказала она тихо, и русалки мигом оказались позади экипажа.

Прасковья спрыгнула на землю и пошла к Светлане, а остальные четыре утопленницы, припав к земле, теперь лишь несмело выглядывали из-за колес. Не дойдя до княжны двух шагов, русалка остановилась, и минуту обе девушки — живая и мёртвая — смотрели друг другу в глаза, ни разу не моргнув, а потом, не сговариваясь, бросились друг другу в объятья и замерли.

— Туули злится, чуешь? — шепнула Прасковья Светлане на ушко и подставила руку, чтобы поймать в пальцы ветер. — - Неладно нынче в лесу…

— Бабка всегда теперь злится, — проговорила Светлана, отступая на шаг. — А других причин для ветра разве не может быть?

— Как знаешь, Светлана, как знаешь…

— Да гляди, Бурый при мне… — дрожащим голосом добавила княжна, приглаживая волку уши.

— Не ходи к бабке сегодня, не ходи…

— Не могу, Прасковья. Надобность в том есть неотложная. Да и что финка сделает мне? Хотела б, в колыбели удушила… Пустое волноваться. За тебя мне куда тревожнее… Князь велел тебе из избы трансильванского гостя забрать.

По лицу русалки проскользнула легкая усмешка.

— Страшна только смерть. А после нее нет ни боли, ни страха… Так что пусти меня…

— Так и не держу ж тебя, — ахнула княжна, отпуская волка.

— Взглядом держишь. Взгляд твой сильнее любых пут. Не гляди в глаза никому… Не должно это невинной девушке делать.

Прасковья махнула рукой, и русалки мигом оказались подле нее.

— Ступайте в баню, а я сейчас приду.

И пошла к избе, а Светлана с волком забрались в экипаж, чтобы видеть, как выйдут из избы русалка с вампиром, тогда можно будет, дождавшись Раду, забрать с сеновала клетку с Сашенькой. Только когда дверь распахнулась, Прасковья выскочила на улицу одна. Затравленно огляделась и со всех ног кинулась к экипажу. Так быстро домчалась, что Светлана только встать успела.

— Нет его в избе, — дохнула русалка в лицо Светланы ледяным дыханием.