Ваша С.К.
Шрифт:
Граф медленно поднес печатный лист к лицу и почувствовал запах полыни, но когда коснулся бумаги губами, сообразил, что горьковатый запах источает подсохший во внутреннем кармане пиджака пучок, спасенный им из кучи, приговоренной дворником к сожжению. Фридрих поспешно сложил листок и сунул в карман, чтобы бумага тоже пропахла полынью. Взгляд его на мгновение задержался на чемодане, стоящем в углу, и граф тут же принялся расстегивать пиджак. Когда тот лег на стул, настал черед жилетки и сорочки. Затем граф скинул ботинки и стянул с себя брюки. В чемодане лежал черный английский костюм-тройка, белая в мелкую полоску рубашка, шейный
Что ж, в таком костюме только жениться! Оставалась какая-нибудь четверть часа до назначенного Светланой часа, но Фридрих никуда не торопился: пешком ему все равно не пройти весь Невский до Лавры. Он завернул череп в платок, вернул обратно в картонку и поправил на голове шляпу.
На столе в гостиной продолжал лежать открытым том сказок Александра Сергеевича Пушкина, и граф прошептал пророческие слова: И медленно в душе твоей надежда гибнет, гаснет вера… Немой, недвижный перед нею, я совершенный был дурак со всей премудростью моею.
Граф аккуратно прошелся пальцами по всем складкам костюма и понял, что готов к свиданию с женой. В фойе он спустился бегом, медленным шагом свернул за угол, нырнул в первый же подъезд на Большой Морской улице и взмыл в серое ночное небо черным нетопырем, который взял курс на тихое Никольское кладбище.
Глава 49 "Под боком у мертвецов"
Темные крыши домов с многочисленными дымоходами проносились мимо, словно в аллюрной скачке, пока на смену им не пришла темно-серая чешуйчатая вода Невы. Нетопырь повел вверх крылом, совершил разворот, мягко пошел на снижение и, едва коснувшись травы под стенами Александро-Невской Лавры, поднялся с земли темной высокой фигурой, которая, тряхнув рукавами, будто крыльями, ловко вскочила на светлую каменную ограду и бесшумно спрыгнула вниз.
Кладбище было по-ночному тихим. Даже листва примолкла, вслушиваясь в легкую поступь трансильванского вампира. Он не спешил, у него оставалась еще целая минута, чтобы со счастливой улыбкой на темных устах смаковать ожидание желанной встречи.
Граф заметил жену раньше, чем она его. Сквозь темную листву он видел бледный поднятый к мутной луне профиль Светланы. Он улыбнулся, гадая, научилась она уже угадывать по луне время или просто ждет. Ночь выдалась ветреной: короткий платок шумно трепыхал на ее голове, и светлые короткие волоски светились вокруг лица, точно нимб. Однако граф не сводил темных глаз с приоткрытых в ожидании встречи бледных губ. Светлана сидела прямо на траве, облокотившись на черную чугунную оградку. Ее бледные руки лежали на красной юбке поверх полосатого передника. Ноги, все в тех же красных ботинках, отбивали секундный такт, подобно часам. Вдруг лицо ее сделалось серьезным и даже грустным, потому что губы плотно сжались. Луна отсчитала ровно час ночи. Светлана знала точное время.
— Вы сегодня просто изумительны, графиня!
Светлана вскочила так резво, что две ее тонкие косы взметнулись вверх и мягко упали на маленькую грудь, прикрытую рубахой из выбеленного льна с красными, как и юбка, вставками на рукавах.
— Вы пунктуальны, словно король, — нервно улыбаясь, проговорила Светлана.
— Это наследие немецких предков, — усмехнулся граф и тут же пожалел о своих словах, так как едва появившаяся на устах графини улыбка мигом погасла. — Ну разве мог я опоздать к собственной жене!
Он улыбнулся самой своей доброй улыбкой и шагнул из-под кроны дерева к могильной оградке, на которую снова облокачивалась
Светлана.— Я немного побаивалась, что вы уедите с Федором Алексеевичем и так и не прочтете моей записки.
— Как я мог уехать! Я был уверен… Нет, я надеялся, что вы придете ко мне.
Он протянул руку, но Светлана не подала своей, словно не заметила приглашения. Она не сводила с мужа своих теперь по-кошачьи ярких зеленых глаз, словно видела впервые. Ее белые пальцы перебирали левую косу прядь за прядью в такт уже третий день как не бьющемуся сердцу.
— Вас не узнать, Фридрих, — проговорила она и наконец бросила косу.
Граф успел шагнуть вперед и перехватить руку, чтобы удержать жену подле своей груди.
— Вас тоже. Но смею заверить, наряд замужней крестьянки не портит вашей красы, Светлана.
Он нашел ее губы и прижал хрупкое тело к своему еще сильнее, потому что новоявленная графиня дернулась и даже уперлась свободной рукой ему в грудь, но граф ожидал отпора, потому собрал все свои силы, чтобы справиться с молодой вампиршей. Теперь он сам привалился спиной к ограде и поднял жену в воздух, чтобы подол ее юбки не запутался в низеньких молодых елочках, росших вдоль дорожки. Он больше не чувствовал сопротивления, и язык его свободно скользил по ее острым клыкам, руки же заскользили с талии вверх и замерли там, где начинался передник.
— Прекратите! — простонала Светлана, невольно своим сопротивлением открывая для поцелуя шею. — Сейчас пост… Остановитесь, молю вас…
Губы графа уже спустились к груди, призывно сверкающей в вороте распахнутой его нетерпеливыми руками крестьянской рубахи. Вняв мольбе, Фридрих осторожно опустил красные башмачки на дорожку и отошел от ограды.
— Простите меня, Светлана… Я посмел забыться…
Светлана затянула дрожащими руками шнурок ворота и даже завязала на бантик.
— Я просто хотела увидеться с вами без посторонних глаз.
— Ну вот, вы увидели меня. И что теперь?
Он схватил ее за руку и развернул к себе.
— Светлана, зачем вы мучаете меня? Я хочу стать вашим мужем до конца…
— Пост…
— Да вы полоумные тут все в Петербурге!
Граф нагнулся, чтобы поднять оброненную шляпу.
— Для нас Бог умер, как и мы умерли для Бога. И вы забыли истинное назначение поста — оно в молитве, в общении с Богом, а никак не в отказе от пищи и плотских утех. Светлана…
Ресницы ее дрожали сродни тому, как трепетали они, когда он впервые поцеловал ее в Панаевском театре.
— Вы не понимаете…
Она осеклась и прикрыла глаза. Что это, приглашение к новому поцелую? Но граф не решился на проверку своей догадки и остался стоять, глядя сквозь колышущуюся от ветра листву на монастырские стены.
— Неужели вы сейчас оттолкнете меня и выставите вон окончательно?
— Мы же… — голос Светланы дрогнул. — Мы ведь договаривались с вами… о новой встрече.
Она осеклась и запрокинула голову, чтобы, не отступая от высокой фигуры трансильванца, видеть его лицо. Он опустил свои глаза и поглотил ее лесные озера ночной тьмой.
— Я ни о чем не договаривался с вами, милая княжна. Это была шутка. Вы приняли мое предложение, и я надеялся, что вы забудете свои глупости и станете полноправной хозяйкой моего замка. Поверьте мне, княжна, я взял вас как жену, и лишь на том условии даровал вечную жизнь. Вы — моя, понимаете это? В вас нет больше русской крови, я осушил вас до дна. Вы — вампир, в вас нет ничего от упыря. Обереги, полынь… Вы же сами все видите! Вы больше не русская, и вас не должно волновать, что происходит на чужой теперь вам земле!