Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие
Шрифт:
Филларион: «Дорогой Василий! Как раз когда я читал твое письмо, раздался стук в дверь. Вошла хорошенькая девушка и сказала:
– Привет. Я ваш агитатор. Мне нужно зарегистрировать ваше имя, возраст и пол для приближающихся выборов в Верховный Совет.
– Вы появились вовремя, – сказал я, – Не могли бы вы разъяснить мне разницу между советскими и американскими выборами?
– В американских выборах все кандидаты являются ставленниками военно-промышленного комплекса.
– То есть… и американские избиратели не имеют никакого выбора?
– Что вы задаете такие странные вопросы, товарищ? Лучше скажите, что записывать в графе "пол". Мужчина?»
Писатель:
Фофанофф: «Твой "физический" подход… заставил меня подумать о наших проблемах. Не кроется ли в этом решение наших неразрешимых однопартийных самовыборов?…Я отправился к могущественному товарищу XYN, секретарю Союза писателей и депутату Верховного Совета.
– Товарищ XYN, почему бы нам не иметь двух кандидатов на одно место? Пусть оба будут членами… но один будет, скажем, кудрявым, а другой хромым. У людей появится шанс сделать выбор, и… мы заткнем рот клеветникам, говорящим, что у нас выборы без выборов.
– Не пойдет, – сказал товарищ XYN. – Люди не смогут решить сами, что лучше – кучерявость или ущербная нога. Партия решила раз и навсегда: один – это лучше, чем два».
Работая над «Грустным бэби», Аксенов не знал, что уже скоро КПСС объявит выборы, организованные по подобному принципу.
Глава 2
Лицом к лицу с Америкой
1
Аксенова всегда восхищали американская демократия, американское изобилие и американская цивилизация. В цивилизации тешила доступность и применимость ее плодов в его трудах. Пишущая машинка, компьютер, диктофоны, приемники, телевизоры, фотоаппараты, магнитолы, пластинки, автомобили, ксерокс, видео и даже фен – всё служило его писательству. Попутно превращая быт в приключение и будя мысли о мощи технологий и ее границах.
Демократия – особая история.
Аксенов знал: партии, свободные выборы, независимые ветви власти, ритуалы и процедуры обсуждений и голосований – это важное, но не единственное и не главное измерение демократии.
Он считал более значимым для демократии, что американцы – по большей части патриоты – не отождествляют себя и страну с правительством. Разве что только во время войны.
«Коммунисты всем вбили в голову, – пишет Аксенов, – что партия и есть Советский Союз… Мощь Америки вызывает… предположение, что и здесь происходит нечто подобное», что где-то есть единый (тайный?) центр силы. Иначе как всё это удерживать и приводить в действие?
А вот так.
Путем развития демократических институтов и упорного преодоления самодовольства бюрократии, склонности генералов к войнам, а политиков – к интригам…
Он открыл (и не только для себя), что мощь социальной системы – не в бетонной стабильности. Не в мощи цитаделей, числе авианосцев и дальнобойности ракет, а в динамике. В готовности к маневру и умении его совершить, в многообразии альтернатив и способности их увидеть, в отношении к кризису не как к катастрофе, а как к морю возможностей.
И при всем том – в патриотизме: готовности погибнуть за свободу. В любви к флагу. В вере в свободу и другие идеалы, отнюдь не убитые денежным измерением американской мечты.
Деньги
в этой мечте нужны для того, чтобы пользоваться изобилием.Это – другая важная американская тема. Сперва Аксенов и Майя активно исследовали пищевые ресурсы свободного мира. Супермаркеты, рестораны и придорожные дайнеры. Блинчики с патокой, яйца с бобами, с картофелем, с солеными огурчиками. Стопки бекона. Трехпалубные стейки. Филе-миньоны. Бургеры. Соусы – Blue Cheese, Tabasko, «Тысяча островов», А 1 и море других. Рыба. Лягушка по-луизиански. Горы фруктов, ягод, овощей.
Но прошло время, и вот: «всё меньше хочется жрать. Завтраки сведены к черной булке и чашке чая…» Помните аристократа из «Завтрака» работы Павла Федотова? Во дворце средь зеркал и скульптур кушает он черный хлеб, прикрывая французскою книжкой. И всем невдомек, что дело не в бедности, а в диете. И хлебушек тот – добровольное самоограничение человека, вдоволь вкусившего яств. Вот и Аксенов умерил лукуллов пыл. Ибо про гастрономические богатства понял всё. То, что в пору писания «Острова Крым» играло роль недоступного жителю СССР образца благополучия, стало нормой, походом в «Гастроном».
Вот лавка крымского бакалейщика Меркатора. Товар, какого нет ни в спецбуфетах[202], ни на Грановского[203]. «Дух процветающего старого капитализма – смесь запахов отличнейших табаков, пряностей, чая, ветчин и сыров». Имелся и бенедиктин «прямо из монастыря», виски, киви…
Занятно, что эти храмы потребления напоминали писателю «распределительную систему Московии», поскольку «эти супермаркеты, забитые "дефицитом[204]", должно быть, и есть то, что простой советский гражданин воображает при слове "коммунизм"». «Мечта человечества» – вопрос, конечно, особый, но убожество и богатство прилавков двух систем ярко говорило о разнице между прежним и новым местом жительства.
Но разница эта была только ст а ртэром – закуской – к большому американскому блюду.
2
Лет за двадцать до того Америку посетил Никита Хрущев. Как говорится, встретился с ней лицом к лицу. Тогда советский вождь привез домой немало интересного: столовые самообслуживания, когда едоки подходят с подносами к прилавкам, на коих стоит снедь; универсамы – невиданные доселе на Руси магазины, по которым покупатель движется с тележкой или корзинкой в руках, накладывая в них всё, что пожелает, было бы что накладывать; конусообразные сосуды для разливания фруктовых и овощных соков, да и самые соки как продукт массового потребления, ведь до того их в СССР почти не пили; ну, и, само собой, – царицу полей – кукурузу, ну и добрые напутствия американских трудящихся. По итогам того визита была издана весомая книга, составленная, как сейчас бы сказали, пулом, куда входили Аджубей, Грибачев, Жуков, Ильичев и еще шестеро мастеров.
Понятно, что писатель Аксенов и подавно не мог обойтись без своей собственной книги об Америке, с которой он также встретился лицом к лицу. Только если советский лидер приехал туда на тринадцать дней – людей посмотреть и себя показать, – то «антисоветский автор» прибыл, как тогда думал, на всю жизнь.
Прежде Америка была для него полем исследования, любовью, быть может – мечтой. Теперь стала домом. Его страной. А сам он, с одной стороны – русским писателем в изгнании, а с другой – американским писателем русского происхождения. А это означало, что надо писать американские книги. Но начинает он с русских – пишет и отправляет в «Континент» свой первый написанный в Штатах текст «Свияжск»: воспоминание о детстве и раздумье о встрече человека с Богом. Отдает в издательство «Эрмитаж» (печатать за свои деньги!) сборник пьес «Аристофаниана с лягушками». В ноябре 1980 года начинает задуманный в Союзе «Скажи изюм». Но это – книга про Советы, а пора писать про Штаты. И чтоб покупали. И покупали хорошо.