Вдали от дома

Правда же была в том, что Оддрун давно поняла: когда имеешь дело с Хаосом, правильных решений быть не может. Готовых правильных решений… и, уж тем более — единственно верных решений. И коли уж с обитателями этой раковой опухоли, на теле города договориться миром не получилось, коли собственных сил недоставало — при таком раскладе оставалось воспользоваться чужой силой. Что своевременно и пришло в голову ведьмы.

Пройдя по улице в сторону от Форта и добравшись до ближайшего перекрестка, Оддрун остановилась, подняв голову к небу. И так простояла минут пять, пока одно из тяжелых густых облаков не опустилось прямо на асфальт, рядом с ней. Затем, осторожно взойдя на него, ведьма мысленно велела облаку нести ее на юго-запад, в пригород.

Пункт назначения выбран был не абы как. В прежние времена там располагались целые поселки, застроенные почти деревенскими домами — с заборами, одним или, максимум, двумя этажами и печным отоплением. А также (за редким исключением) удобствами во дворе. Частью города эти поселки считались номинально и у прочих жителей Маренбрика пользовались дурной славой. Причем, небезосновательно: уличные банды, бутлегеры и общее негативное отношение к чужакам отнюдь не способствовали повышению их репутации. Впрочем, даже все вышеперечисленное уже не кажется таким устрашающим — после наступления эпохи Хаоса. На фоне того, что имело место в пригороде теперь.

Чуть ли не каждый из ныне живущих горожан знал: пригород на юго-западе Маренбрика ныне стал полновластным владением орков — этих не то зверей, похожих на людей, не то людей, ставших похожими на животных. Существ, не чурающихся есть себе подобных; злобных тварей, что предпочитают сначала бить, а уж потом задействовать скудный свой мозг.

Вот только Оддрун ни капельки не боялась этих приматов с серыми рожами и клыками, едва помещающимися в немаленьком рту. Ведьма прожила достаточно долго, чтобы успеть понять: «ворон ворону глаз не выклюет» суть единственный закон, имевший силу на улицах Маренбрика. И поскольку орки, как и ведьмы, были хотя бы отчасти порождены Хаосом, причинять друг другу вред они были не склонны. По крайней мере, без крайней необходимости. Подобно тому, как и люди, в конце концов, перестали обмениваться пулями и теперь сосуществовали в относительном мире. Да и как не быть миру, когда враг-то в обоих случаях — общий?

Именно наличие общего врага спасло Оддрун жизнь, когда она приземлилась в одном из районов пригорода, перед изломанным вдрызг забором. Последний как будто пожевала какая-то гигантская тварь… хотя почему именно «как будто»? Ведь в Маренбрике осталось не так уж много невозможного.

Многие из здешних домиков новые обитатели района успели отчасти сжечь, отчасти разобрать по дощечке и кирпичику. Не то чтобы им требовался материал для какого-то нового строительства; отнюдь, любая созидательная деятельность среди орков почиталась столь же неприличной, как среди людей — беготня голышом по улицам. Просто это было в природе орков: наслаждаться разрушением и уничтожением; чем бессмысленнее, тем лучше. Не делали исключений орки и для своих владений… когда не находили достойных занятий за их пределами.

Некоторые из домов все-таки сохранились, хотя и были изуродованы до безобразия. Где-то не хватало дверей, где-то были выбиты все окна, но главной приметой типичного орочьего жилища служили граффити — уродливые, безвкусные и целиком покрывавшие стену. Еще у некоторых домов красовались колья с насаженными на них черепами и головами; вокруг последних вились целые стаи мух.

К одному из таких домов и направилась Оддрун Рыжая; направилась уверено, без страха получить по голове дубиной или топором. Плевать, что орков по пути она успела встретить и в немалом количестве. «Ворон ворону глаз не выклюет».

К тому же Оддрун было не впервой использовать тупую и злобную силу орков. Вернее, направлять ее в нужное ведьме русло. Собиралась она поступить подобным образом и на сей раз… благо, «методика» управления орками была проста и отработана чуть ли не до стопроцентной безотказности.

— Где Гхурк? — рявкнула ведьма на одного из орков, подвернувшихся ей в нескольких шагах от дома.

Рявкнула не потому, что эти твари страдают глухотой… точнее, глухота орков была, скорее, душевной, чем телесной. Проще говоря, чем грознее и громче был окрик, тем больше имелось шансов, что представитель сего гнусного племени внемлет словам крикуна. К спокойному же говору орки и относились в лучшем случае спокойно — то есть, не реагировали на него почти никак. В худшем же так и вовсе полагали оный признаком слабости со всеми вытекающими (и далеко не радостными) для говорящего последствиями.

— Дома, конечно… где еще? — отвечал орк. Справедливости ради, человеческая речь давалась его сородичам неплохо — особенно короткие фразы и самые простые слова. Другое дело, что одновременно с этими словами из орочьих глоток выходили и другие звуки: рычание или похрюкивание. Что делало общение с орком занятием, мягко говоря, малоприятным.

— Ты у меня спрашиваешь?! — еще больше повышая голос, воскликнула ведьма, — а ну свали с дороги, дурак!

Ругать орка не было ни малейшей необходимости. И даже спрашивать его о местонахождении предводителя. Не было необходимости… с точки зрения нормальной человеческой логики. Вот только нормальная человеческая логика была чужда обитателям пригорода… как, впрочем, и тем, кто вздумал с ними общаться.

Коттедж, занимаемый местным вожаком, был довольно велик, просторен… что, однако, не спасло его от превращения в помойку. Посреди такой помойки нашелся и сам хозяин: Гхурк валялся в одной из комнат, прямо на полу, заваленном обглоданными костями, пустыми бутылками и консервными банками. Добро, хоть продуктов собственной жизнедеятельности орочий предводитель здесь не оставлял. Значит, не безнадежен; значит, была в нем хотя бы малая искорка разума, не затушенная Хаосом.

На вошедшую Оддрун Гхурк внимания обратил еще меньше, чем на муху, метавшуюся над его головой. Ну да ничего; это — пока…

— Эй, ты! — как можно грубее обратилась к вожаку орков Оддрун, — хочешь услышать, что о тебе сказал один из жителей Форта?..

И запоздало поправилась, ибо просить разрешения у орков было не принято:

— То есть, мне плевать, хочешь ты или нет. Так вот, этот парень из Форта сказал, что ты труслив как эта муха. И что ты убежишь, навалив в штаны, когда только увидишь его меч.

На это орк презрительно рыгнул, но в то же время явно заинтересовался. По крайней мере, соблаговолил привстать с пола.

— Еще парень из Форта говорил, что ты… жалкий слабак. Да-да, слабак; и что все эти орки… они ходят с тобой, чтобы защищать тебя.

— Так прямо и сказал? — осведомился орк, претворив эти слова звуком, похожим на рычание цепной собаки.

— Он сам мне это сказал, — тоном, выражающим самую чистую и незамутненную уверенность, отвечала ведьма, — а еще сказал, что вызывал тебя на бой, но ты испугался и не пришел.

— Просто… я не слышал об этом! — теперь уже сам голос Гхурка звучал как рык.

— И, наконец, этот тип говорил, что и ты, и все твои орки слабы как дети. И что даже одна баба из Форта в одиночку всех вас перебьет, если встретит. Потому, говорит, вы и сидите на окраине и в городе носу не показываете.

На этом месте Гхурк вскочил с пола, будто мяч, и взревел, потрясая над головой топором. А Оддрун улыбнулась: ее план сработал — в очередной раз. Видеть же, как исполняется задуманное, вне всякого сомнения, было приятно.

* * *

Город, куда на сей раз занесло Руфь, Артура и Хриплого, назывался Маренбрик. И все трое не могли не обратить внимания на то, сколь по-земному звучит это имя: не то по-английски, не то по-немецки, а может и по-голландски. Хотя, если верить небольшому глобусу, стоящему на столе Учителя, географически этот мир от Земли разительно отличался. По крайней мере, те четыре материка, что слагали здешнюю сушу, даже отдаленно не походили на массивы «Евразия-Африка» и «две Америки». Да и письменность, бывшая здесь в ходу, почти не напоминала латиницу.