Вдоводел воскрешенный

— Да. В следующий раз, когда возникнет угроза твоей жизни, я не должен ударять пальцем о палец.

— Если ты так толкуешь мои слова.

— Напрасно ты отталкиваешь меня, Найтхаук. Я могу принести много пользы.

— Ты также можешь принести немало вреда. Делая что-либо, надо думать о последствиях. Твоими стараниями меня едва не убили.

Пятница вскинул на него глаза, потом отвернулся и уставился в обзорный экран.

— Хотелось бы мне услышать, что ты им наплел. — Голубые Глазки перевел разговор на другую тему. — Видать, ты очень красноречив, раз убедил этих людей отпустить тебя.

— Я сказал им то, что они хотели услышать.

— Должно быть, говорил ты искренне. Никто не может сравниться с человеком в умении лгать.

— Так уж никто?

— Ну, разве что синие драконы.

Голубые Глазки откинул голову и заухал, засмеялся и Найтхаук. И тут до Киношиты дошло, что он впервые слышит смех Вдоводела. Смех этот ему не понравился.

Час спустя Найтхаук подсел к навигационному компьютеру, ввел координаты нового курса, зашел на камбуз, заказал сандвич и пиво. Киношита и Голубые Глазки присоединились к нему через несколько минут, а Пятница продолжал лицезреть обзорный экран, повернувшись ко всем спиной.

— Гадость, однако. — Голубые Глазки указал на стакан, который держал в руке.

— Камбуз не запрограммирован на твои вкусы.

— Я понимаю. — Голубые Глазки бросил стакан в дезинтегратор, заказал другой напиток.

— Между прочим, еда здесь гораздо лучше по сравнению с теми кораблями, на которых мне приходилось летать, — вставил Киношита.

— Согласен, — поддержал его Найтхаук.

— Просто удивительно, что вам удалось покорить галактику с таким питанием, — покачал головой Голубые Глазки.

— Мы покорили только малую ее часть, — улыбнулся Киношита. — Остальную купили.

— Купили бы лучше качественные синтезаторы пищи.

— Так и купили. И не наша вина, что человеческий корабль не может накормить дракона, клыками которого впору пугать детей.

— Если вы и дальше хотите говорить о еде, подождите, пока я поем, — вмешался Найтхаук.

— Вроде бы тебе она нравилась, — напомнил Голубые Глазки.

— И сейчас нравится. Но когда вы начинаете говорить о ней, я вспоминаю, из чего она сделана, и аппетит у меня пропадает.

— Самозаблуждение!

— От него тоже есть прок. — Найтхаук доел сандвич, запил его пивом.

— Я думал, ты у нас стопроцентный реалист.

— Все верно, — кивнул Найтхаук — Кто, как не реалист, признает плюсы самозаблуждения?

— Это самая глупая или самая умная фраза, которую я услышал за много лет! — изрек Голубые Глазки. — Благо, есть день или два, чтобы обмозговать ее.

Найтхаук поднялся.

— Пойду посмотрю, как там Мелисенд.

— Она заболела? — спросил Киношита.

— Немного нездоровится. Когда приземлимся, будет как огурчик.

Он вернулся в каюту Мелисенд.

— Не ожидала увидеть тебя до посадки.

Мелисенд сидела на том же стуле.

— Мне надо кое-что узнать.

— Что именно?

— Ты можешь определить, когда кто-то лжет?

— На корабле? Скорее всего нет, если тебя интересуют инопланетяне.

— Нет, человек, причем не я и не Киношита.

— В зависимости от обстоятельств.

— Каких именно?

— Если, к примеру, на него будет нацелен пистолет, он может так перепугаться, что боязнь выстрела заглушит все остальные эмоции. Я даже могу считать это чувство как страх сказать правду и истолковать его как ложь.

— Это плохо.

— Почему?

— Потому что отвечать на вопросы ему придется под дулом пистолета.

— Кто он?

— Ты о ком?

— Я же не дура, Найтхаук. План действий у тебя уже есть. Ты думаешь, что Ибн-бен-Халид маскируется под другого человека. И тебе кажется, что ты знаешь, за кого он себя выдает. Ты хочешь поделиться с ним своими подозрениями, желательно, приставив пистолет к его голове. И ты хочешь, чтобы я сказала тебе, солжет он или нет. Я права?

— В принципе ты недалека от истины.

— Извини, но я не смогу дать тебе точный ответ.

— Тогда придется обойтись без него. — Найтхаук шагнул к двери. — Больше беспокоить тебя не буду.

— Твоя компания мне только в радость. Я давно уже не встречала такого удивительного человека.

— Я думал, что не излучаю эмоций.

— Я не правильно выразилась. Ты не даешь эмоциональной реакции, — но эмоции у тебя есть. Только в большинстве своем они похоронены так глубоко, что их не отрыть даже бомбам Пятницы. Тем более удивительно видеть это в человеке, достигшем успеха.

— Почему ты решила, что я достиг успеха?

— Ты — легенда Пограничья, — напомнила Мелисенд. — А такой уверенности в своих силах я не видела ни у кого. Ты никогда не терпел поражений. По моему разумению, это главный критерий успеха.

— Я думал, женщина с твоими способностями может копнуть и поглубже.

— Не поняла.

— Я создан со всеми воспоминаниями Найтхаука. А не только с теми, которые он накопил к тридцати восьми годам.

— Ага! — воскликнула Мелисенд. — Вот оно как!

— Каждый раз, когда я смотрюсь в зеркало, я ожидаю увидеть белые кости, торчащие сквозь гниющую плоть, — продолжил Найтхаук. — Я смотрю на руки и удивляюсь, что кожа еще не слезла с костяшек пальцев, а все ногти на месте. — Он помолчал. — Ты вот удивлялась, что в борделе у меня не возникло никаких желаний. Я научился их не выказывать. В конце концов, какую женщину может привлечь мужчина, подхвативший эплазию? Почти два года я медленно умирал от уродующей меня болезни, прежде чем врачи удовлетворили мою просьбу и заморозили меня. В таком состоянии поневоле научишься душить свои чувства.

Мелисенд кивнула.

— Да, теперь картина прояснилась. Ты должен меня простить. Как и остальные, я думала, что ты такой, каким я тебя вижу. Придется мне перестраиваться.

— Мне тоже. Сейчас я выполняю задание, и каждый мой шаг с того момента, как меня создали, предопределен. А вот после того, как я убью Ибн-бен-Халида и возвращу Кассандру Хилл отцу, мне предстоит окончательно осознать, что все люди, которых я знал, за исключением тебя и Киношиты, уже мертвы, большинство зданий, которые сохранились в моей памяти, снесено, а мои знания обо всем, кроме оружия и звездолетов, устарели больше чем на столетие.