Вдовы (сборник)
Шрифт:
— Вот она и выметает его прочь. Плюс всех его баб.
— Одним камнем двух птичек. Тр-рах! — сказал Клинг. — Любовницу и теперешнюю жену.
— Трех птичек, — поправил Хейз. — Считая Шумахера.
— Это так, но я же не количество жертв подсчитываю. Я имею в виду, что она приканчивает женщин и в то же время ставит дочек в очередь у кассы.
— Опять верно, но для этого она должна убить Шумахера.
— Конечно.
— Я об этом и говорю, — сказал Хейз.
— Естественно.
— А что, если они укокошили
— Это еще что? — спросил Паркер.
— Агата Кристи.
— А это что такое? — снова спросил Паркер.
— Забудьте, — отмахнулся Уиллис.
— Кстати, там больше трех жертв, — заметил Хейз.
— А младшая дочка любила его, — произнес Карелла. — И я не думаю, что она...
— Это она только так говорит для отмазки, — сказал Уиллис.
— Да, это так, но...
— Горючей слезы не прольет, — съязвил Браун.
— Иногда такие — самые худшие из всех, — вставил Уиллис. — И я знаю, что в "Восточном экспрессе" больше трех жертв, Кот-тон. Привел это просто в качестве примера.
— У нас здесь что — публичная библиотека? — спросил Бернс.
— Как?! — Паркер был потрясен.
— Ну, а что с этой щенковой леди? — допытывался Клинг.
— Что именно?
— Она знала про завещание?
— Утверждает, что ничего не знала, — ответил Карелла.
— Весьма натурально удивилась, — добавил Браун.
— И потом, — заметил Хейз, — кто пойдет на убийство ради паршивых десяти "штук"?
— Я, — заявил Паркер, и все засмеялись.
— Кроме того, она его знала-то всего ничего, — напомнил Браун.
— Так, давала ему советы на ходу, — пояснил Карелла.
— Она знала его собаку еще щенком, — сказал Хейз. — И тот, кто пришил пса, должен был его ненавидеть.
— Правильно. Хипповая дочь, — подтвердил Паркер. — Будь я на вашем месте, я бы ее задержал и шлангом хорошенько отделал.
Все опять засмеялись. Кроме Бернса.
— Откуда выскочили еще двенадцать тысяч? — спросил он.
— Какие? — удивился Хейз.
— Наличными, в шкафу девушки, — ответил Бернс. — И как убийца проник в ее апартаменты? Кто-нибудь взял показания у дежурного привратника?
— Да, сэр, — сказал Клинг. — Я и Арти.
— И что же он показал?
— Не видел никого подозрительного.
— Впускал он или не впускал кого-нибудь в ее квартиру?
— Он сказал, что то и дело снуют посыльные и он не помнит, поднимался кто-нибудь наверх или нет.
— Не мог вспомнить?
— Да, сэр.
— Не мог вспомнить? — холодно переспросил Бернс.
— Да, сэр. Он именно так сказал.
— А вы не пробовали расшевелить его память?
— Сэр! Мы бились с ним час, может, даже больше. Его заявление лежит в деле.
— Он по-английски двух слов связать не может, — сказал Браун. — Откуда-то со Среднего
Востока.— Вот и поговорите с ним еще раз, — приказал Бернс. — Вернитесь к началу.
Вначале была мертвая девушка.
Глотка перерезана. Множественные порезы на лице. Лет девятнадцать — двадцать; длинные светлые волосы, изумленные голубые глаза, очень широко раскрыты. Красивое молодое тело под исполосованным кимоно с кроваво-красными маками.
Они опять были в ее шикарной квартире, стояли в той же самой комнате, где убитая лежала тогда у кофейного столика. На столе — мартини, колечко лимона на дне бокала, фруктовый нож на полу, рядом с телом, лезвие в крови, которая, казалось, выхлестнулась из сотни ран и порезов.
На этот раз привратник был здесь с ними.
Его звали Ахмад Какой-то. Карелла записал фамилию, но произнести ее не мог. Невысокий, квадратный, цвета пыли; узенькие усики, похожий на дворцового охранника в своей серой униформе с алой окантовкой, прячущий глаза, усиленно пытающийся понять, что говорили полицейские.
— Вы сюда кого-нибудь впускали?
— Моя не помни, — произнес он.
Ярко выраженный восточный акцент. Они не допытывались, откуда он родом. Карелле подумалось, что не худо бы иметь переводчика.
— Постарайтесь вспомнить, — сказал он.
— Много присылки всегда, — промолвил Ахмад, беспомощно пожав плечами.
— Это должно было быть в конце дня или вечером.
Медэксперт установил, что смерть наступила примерно между пятью и шестью часами. А привратник, было видно по всему, ломал себе голову. Карелла догадался, что слова "пополудни" и "под вечер" были для него пустым звуком.
— Пять часов, — сказал он. — Шесть часов. Вы работали в это время?
— Да, работал.
— О'кей. К вам кто-нибудь подходил и спрашивал мисс Брауэр?
— Моя не помни.
— Это важно, — сказал Браун.
— Да.
— Эту женщину убили.
— Да.
— Мы стараемся найти, кто убил.
— Да.
— Ну так помогите нам, пожалуйста. Постарайтесь вспомнить, впускали вы кого-нибудь наверх или нет?
Что-то сверкнуло в глазах привратника. Сначала это заметил Карелла, потом Браун.
— Вы чего-то боитесь? — спросил Карелла.
Привратник отрицательно помотал головой.
— Скажите нам.
— Никого не видел.
Но он таки видел, видел! И они теперь это знали.
— В чем дело? — поинтересовался Карелла.
— Что, хотите проехаться с нами в полицию? — спросил Браун.
— Обожди секундочку, Арти, — сказал Карелла.
Снова игра: добрый полисмен — злой полисмен. Команды поднять занавес не требовалось: оба знали свои роли наизусть.
— Тоже мне — обожди, — зло передразнил Браун, входя в роль безжалостного зверя. — Этот тип зубы нам заговаривает, лжет в глаза.