Вечная ложь

— Я поняла, — улыбнулась я своей лучшей подруге. — И я обещаю, что подам жалобу в отдел кадров. А пока, он уезжает до конца недели!

— Отлично! Может, нам стоит взять длинный обеденный перерыв и отправиться в Saks в конце этой недели?

— Ты неисправима.

— Так это значит да?

Я откинула голову назад и рассмеялась. — Да, я думаю, это можно устроить.

— Бум! А теперь верни свою задницу на работу и подай эту чертову жалобу, — приказала она с каждой унцией лихости в своей пятифутовой фигуре.

— Да, сэр, полковник, сэр. — Я отдала честь, вставая, а затем обняла свою удивительную подругу. Не каждой девушке повезло иметь в своей жизни Джаду. Я ежедневно благодарила свои счастливые звезды за то, что мне каким-то образом удалось заполучить самую лучшую кузину на свете.

Я возвращалась на работу, чувствуя оптимизм и прилив сил. Я подала бы страшную жалобу в отдел кадров и наконец-то вычеркнула бы Роджера из своей жизни. Потребуются собеседования и служебное расследование, но в конечном итоге это будет того стоить. Неуместные комментарии — это одно, а открытое приставание ко мне — совсем другое. Не то чтобы комментарии были приемлемыми, но они не казались такими угрожающими, когда его попытки были чисто словесными.

Когда я завернула за угол в сторону наших офисов, мои глаза наткнулись на помощницу Роджера, Беверли. Это была женщина средних лет, достаточно приятная, но я никогда не проводила с ней так много времени в разговорах. Роджер, конечно, предпочитал работать непосредственно со мной, а Беверли в основном держалась в стороне. Она взглянула на меня из-за стола и одарила натянутой улыбкой, в которой сквозила жалость.

Она знала.

Это было там, в каждом ее черточке, не оставляя места для сомнений. Она позвонила в офис, чтобы отвлечь внимание, точно зная, чем занимался Роджер.

Смесь эмоций превратила обед в моем желудке в тяжелый комок — благодарность пожилой женщине за помощь и мучительное смущение. Мы обе знали, что я ни в чем не виновата, но это не помешало волнам стыда вызвать жаркий румянец на моей коже, когда я поспешила в свой кабинет.

2

АЛЕССИЯ

К тому времени, когда я добралась до дома тем вечером, я была измотана. Я так и не собралась подать жалобу, но поклялась, что сделаю это к концу недели. Эмоционального напряжения от самого инцидента было достаточно для одного дня. Драму общения с отделом кадров я приберегу на другой день.

Переодевшись во что-то удобное, я разогрела один из ужинов, доставленных службой питания, которой я пользовалась, и налила себе бокал вина. Решив воспользоваться прекрасным майским вечером, я открыла пару окон и села за кухонный стол.

Моя квартира была моим убежищем. То, что Джада говорила о деньгах, было правдой — моя семья всегда была состоятельной. Мне исключительно повезло, что сразу после окончания колледжа я смогла позволить себе прекрасную квартиру с двумя спальнями в центре Манхэттена. В гостиной и спальне были окна от пола до потолка, и даже на задней стенке кухни был ряд горизонтальных окон, выходящих на город. Я подчеркнула легкость и воздушность пространства с помощью кремовых тканей и обеденного стола со стеклянной столешницей. Картины и подушки добавили всплески цвета и придали современному дизайну домашний уют.

В отличие от большинства двадцатитрехлетних в городе, мне не пришлось жить с соседкой — квартира была полностью моей, и мне это нравилось. Мне не нужно было беспокоиться о том, что кто-то съест мою еду или приведет домой незваных гостей. Это было мое пространство, где я могла расслабиться и позволить стрессу дня упасть с моих плеч, как ненужный шарф.

Атмосфера была идеальной, если не было никаких помех или неудобств, например, звонка моей мамы. Мне следовало ожидать ее звонка - она была в постоянном контакте по поводу предстоящего выпускного вечера моей младшей сестры Софии. Я ужинала с родителями всего за день до этого, но мы не обсуждали вечеринку. Мой отец уже заявил, что ему надоели эти разговоры, и запретил обсуждать эту тему на наших еженедельных воскресных ужинах.

Это никогда бы не стало проблемой, если бы мама ограничилась небольшой вечеринкой, но это было не в ее стиле. Она устраивала выпускной вечер и планировала пригласить несколько сотен своих самых близких друзей. Я была уверена, что София предпочла бы вообще обойтись без вечеринки, но она отнеслась к нашей маме с юмором и разрешила спектакль. Оставались последние недели, поэтому мамины звонки становились все чаще и чаще.

— Привет, мам. Как дела? — сказала я в трубку.

— Ты не поверишь, — раздался ее грубый голос. В молодости она много лет курила, и, хотя она бросила курить, ее голос все еще оставался колючим, как у курильщика.

— Что случилось? У поставщика закончился паштет? — поддразнила я.

— Если бы! Вика решила, что приведет мужчину. Ты можешь в это поверить? Я уже распределила все столы, а теперь она решила все испортить.

Мария Людовика Франческа Елена Дженовезе, сокращенно Вика, была младшей сестрой моего отца. Она была итальянским диким ребенком, который доставлял постоянное беспокойство двум своим старшим братьям и их женам. Она была замужем уже три раза, но воздерживалась от рождения детей — небольшое благословение, по словам моей матери. Очевидно, Вика встретила кого-то нового и хотела привести его на вечеринку.

— До выпускного еще три недели, у нас еще много времени, чтобы все переделать, — напомнила я ей, надеясь, что она поймет, насколько абсурдно это звучит.

— Полагаю, ты еще не решила никого привести, — вопросительно сказала мама. — Это бы уравняло ситуацию, вот и все.

Конечно, я должна была догадаться.

— Да, мам. Твой вопрос не имеет ничего общего с тем, что ты хочешь, чтобы я вышла замуж и родила детей.

— Конечно, нет! — Она сделала паузу, и я поняла, что сейчас будет. — Не то чтобы это было так уж плохо.

— Да, да. Я займусь этим, — бормотала я.

— Сделай это, и убедись, что он католик — это все упростит.

— Хорошо, ма. Я сейчас ужинаю, так что я отпускаю тебя. — Она ненавидела использование ма, но я добавила его, просто чтобы подколоть ее. Все остальные жители Нью-Йорка использовали этот термин, но не наша семья. Моя мама всегда говорила, что это звучит как умирающая овца, и требовала, чтобы мы, девочки, называли ее мамой или матерью.

— Я слышала это.

— Уверена, что слышала. Люблю тебя, мама.

— Люблю тебя, малышка.

Я повесила трубку и вздохнула вслух. Каждое напряжение, которое я сбросила с плеч, пробралось обратно и начало пульсировать в висках. Мои родители любили меня безоговорочно — я это знала. Этого знания должно было быть достаточно, но почему-то не было. Я хотела, чтобы они уважали меня и гордились мной. Возможно, они говорили, что так оно и есть, но я всегда чувствовала, что мне не хватает доллара, как будто того, кем я была и что я делала, никогда не было достаточно.