Ведьмина печать. Ловушка для оборотня

«Если тетушка послала крылатую весть, что-то произошло!»

Как только обратил внимание на вестницу, тревожное шелестение прекратилось.

Асаар подставил палец: бабочка тут же перебралась на него, раскинула алые крылья с иссиня-черными прожилками, и темные извилины начали плавно складывались в буквы и слова.

«Ночью случился пожар. Если можешь, явись. Я не знаю, что делать».

Осознание, что его навязчивое желание обладать Аной привело к неприятностям, всколыхнуло в Саре волну презрения к себе. Он еще не был уверен, что его любопытство и этот случай как-то связаны, но они явно совпали по времени.

«Предупреждение и сразу пожар… — нет, не бывает таких совпадений».

Как только в воздухе развеялась вестница, Асаар, не раздумывая, сложил вещи в суму и вышел из сторожки. Бросив последний взгляд на пристройку, где спала Ана, перескочил через забор и спешным шагом направился к городской стене. И уже скоро спешил по дороге, ведущей в Вардар.

В ранний утренний час тележки и повозки торговцев, груженые товарами, заполнили тракт, поэтому Сар направлялся к густому пролеску, чтобы втайне от чужих глаз перекинуться. Чем дальше удалялся от города, тем спокойнее становилось на душе.

«Нужно было давно уйти!» — вздохнул он, сожалея, что решительность и воля появились лишь после печального известия.

Представив, как напуганная Аола металась по охваченному пламенем дому, защемило сердце.

Из всех, кого он когда-либо знал, тетушка и ее дочь были для него единственными родными людьми. Они принимали его таким, какой он был. И их не пугало, что он оборотень и творение чужой ведьмы.

Сар не помнил раннего детства. Как ни пытался, не удавалось вспомнить ничего. Зато с осознанного возраста был с тетушкой и маленькой Аолой, слабенькой и болезненной почти с рождения.

Вначале подкрадывался к домику, стоявшему на отшибе, и таскал пирожки. Хозяйка ставила ловушки, даже магические, но он быстро научился обходить их. А что сложного, если магия была слабой, а он чувствовал ее, видел и обходил стороной. Отчаявшись, тетушка стала сама оставлять ему сладкие булочки. А потом он увидел, как она носила воду в ведрах, и ночью натаскал воды. Ему было не сложно…

Вспомнил, как Аолу наряжали в красивые платья и отпускали погулять, а он сажал ее на спину и носил, чтобы она не пачкала вышитые цветами подолы и нарядные туфельки. Тетушкина семья жила скромно, но дочь баловали, как могли.

Даже маленькой Аола не боялась внезапно прорастающей шерсти, когтей и зубов и относилась к его странностям так спокойно, будто это было самым обычным делом. С ними было легко, и Сар был счастлив. Теперь ему было к кому прийти после долгих прогулок по лесу.

Аола, кутавшаяся в толстое одеяло, с удовольствием слушала простые рассказы, как после ливня разлилась запруда, и дикая утка с выводком плавала под кустом раскиса. Как на утеныша упала тяжелая капля, соскользнувшая с листа, и он нахохлился и отряхнулся. Девочка смеялась, а он обещал ее отнести туда, когда она поправится.

Она всегда смотрела на него с обожанием, восхищалась силой, ловкостью — всем тем звериным, что Сар пытался скрыть. А он обмирал от ее хрупкости, изнеженности.

Для него в робкой, маленькой девочке сосредоточились все женские качества: скромность, выдержанность, благородное достоинство. А еще терпение и упорство, с которыми она терпела боль в ногах. Плакала, но не перед ним. Только покрасневшие раскосые карие глаза и покусанные тонкие губы выдавали, что ей больно.

Его всегда изводил вопрос: почему у крепкой женщины такая слабенькая дочь. И только позже понял, что такова плата за отказ подчиниться старшей рода.

Выросшая в роскоши, тетушка жила на окраине и своими руками пекла самые вкусные пирожки во всей округе. Остатков магии только на это и хватало. Однако она не унывала и радовалась жизни, наслаждалась каждым мигом, пока любимый Итсе был рядом.

Настоящие фаи, которых Сар прежде никогда не видел, жили в маленьком домике и усмехались над поворотами судьбы.

— Меня наставляли дед и отец, а я наставляю маленького перевертыша, который на голову выше меня. Кто бы сказал раньше, не поверил! — смеялся бледный Итсе.

— Рядом с ведьмой и не такое может случиться, — грустно улыбалась тетушка Оули, вытирая передником испачканные мукой руки. Она, лишенная сил ведьма, день за днем наблюдала, как ее любимый мужчина тает, и не могла ничего изменить.

Сар и сам чувствовал, как силы и жизнь утекают из ее мужа, словно кто-то по капле выпивал их.

Уже когда Аола подросла, объяснила причину смерти отца и своей слабости.

— Мама имела сильный дар и с детства знала, что должна была выйти за того, на кого укажет глава Дома, чтобы с разбавлением ведьмовской крови не утратить силу. Но мама встретила отца — мятежника, которого искали, и полюбила… Потом появилась я.

Тогда от нее потребовали вернуть мой половинчатый дар семье, а потом родить от мужчины соседнего Дома ребенка с даром. И только после этого ей позволили бы жить с отцом. Мама отказалась, потому что обряд я бы не пережила. Глава разозлилась и наложила на отца проклятье. И на меня тоже…

После этого Асаар почувствовал к тетушке Оули безграничное уважение. Потому что, даже страдая от выбора: пожертвовать любимым мужем или единственной дочерью, она сохраняла силу духа, выдержку и великодушие к нему, никому не нужному, вечно грязному перевертышу, привязавшемуся к ним, как бездомный кутенок, и вечно досаждавшему то блохами, то выпавшей шерстью, то запахом.

Фай Итсе знал об ультиматуме, однако решил, что его жизнь и так будет недолгой, поэтому запретил жене даже думать о выборе.

«Все давно решено. И я только об одном жалею, что не смогу увидеть дочь выросшей. Не смогу защитить их. Но одно мне утешение — Оули перестанет терзаться выбором. Однако прошу тебя, Асаар, об одном — не оставляй их, когда меня не станет. Они — две одинокие женщины, за которых некому будет заступиться. Прошу тебя».

И без его просьбы Сар не оставил бы их, потому что считал своей семьей.

Пока фай Итсе был жив, до последнего вздоха наставлял Сара, читал важные выдержки из книг, без утайки рассказывал о подковерных интригах в императорском дворце и вероломных предательствах.

«Никогда и никому не верь, мой мальчик. Перед блеском роскоши отступают и честь, и совесть, и верность. Ты вырастешь большим, сильным, хитрым. Надеюсь, что еще и недоверчивым, и стойким. Как бы тебе ни сулили богатства и почестей, знай, они обрушиваются, чтобы ослепить и убедить тебя в везении и непоколебимости. А потом те, кто покровительствовали, сами же и избавятся, чтобы утаить свои подлые дела. И сразу не останется ни друзей, ни добрых соседей. Только стая голодных хищников, нападающих со спины и скопом», — были последние слова, что фай Исте поведал незадолго до последнего вздоха.