Ведьмы Алистера

Или всё же лучше оставаться в неведении?

Уши зачесались. Жизнь давно уже катилась по наклонной, но было как-то обидно, что даже его единственный способ защиты — импровизированные беруши, которые он зубами выдрал из наволочек — тоже ополчились против него. Надеясь, что никто не решит зайти к нему прямо сейчас, он раздражённо вынул их из ушей, но всё же убирать далеко не стал, оставив под рукой. Коул попытался почесать уши изнутри, но его мизинцы были слишком толстыми, чтобы у него хоть что-то получилось, а отросшие тонкие ногти больно карябали кожу, так что ему пришлось распрощаться даже с надеждой хоть немного ослабить зуд.

А если расчесать уши в кровь, можно себя оглушить? Скорее всего нет.

Вот незадача. Недовольно насупившись, Коул скрестил руки на груди и откинулся на мягкие подушки. Давно остывший чай на подносе, что стоял на его коленях, от этого движения разлился и намочил одеяло. Конечно, его было не так много, чтобы насквозь промочить тяжёлое пуховое бельё, но всё же неприятная вышла ситуация. Пара капель даже попали на альбом.

— Класс. Просто класс. Лучше и не придумаешь! — в сердцах выпалил он. — И что теперь делать?

— Можешь переложить его, пока он окончательно не промок. Марта хранит его, как память.

От неожиданности Коул чуть не подпрыгнул на месте. Нет, он не был пугливым человеком. И всё же, когда в полной тишине комнаты из ниоткуда доносится детский голос, любому становится как-то не по себе.

Мужчина медленно поднял голову и посмотрел туда, откуда донеслись слова. В дверном проёме стояла маленькая светловолосая девочка в зелёной рубашке и брюках, так не свойственных ребёнку. Её волосы были заплетены в добротную толстую косу, которая была уложена на голове по кругу. А в ушах Коул углядел маленькие жемчужные серёжки. Коул знал точный возраст девочки, но выглядела она, как уменьшенная версия взрослой женщины, которая и сама не понимает, с чего это вдруг её тело стало таким маленьким. Ни дать ни взять — крохотная леди!

Эта девочка была, пожалуй, самым ухоженным ребёнком, которого Коул когда-либо видел в своей жизни. Он даже на секунду вспомнил себя в её возрасте: с разбитыми коленками, перемазанного в песке, с размазанными по щекам соплями — и мысленно содрогнулся. Эта девочка никогда бы не стала общаться с подобным ему ребёнком.

— Ты лучше его поскорее переложи. Марта расстроится. Это мой детский альбом. Там есть рисунки, которые я рисовала с мамой, — на её губах появился слабый намёк на улыбку, которая всё же не затронула глаз. Она словно бы попыталась улыбнуться для него, хотя у самой не было ни малейшего повода для улыбки. — Я Мегги. Мегги Рудбриг.

— Я знаю, — буркнул Коул и, откинув альбом в сторону, потянулся за своими затычками.

Но остановился, заметив неодобрительный взгляд ребёнка. Не только взгляд был неодобрительным, она умудрялась даже свои крохотные плечики держать как-то укоризненно. Не особо задумываясь над своими действиями, он вновь взял альбом и аккуратно положил его на край кровати. Улыбка девочки стала шире. Мегги расправила свои плечи, а в глазах зажглась гордость. Снисходительная гордость. Так смотрят на ребёнка, который сделал свой первый шаг. На друга, признавшегося в своей неправоте. На щенка, который выполнил команду верно. Но уж точно не так смотрят на мужчину, который чуть ли не в три раза старше.

От этого взгляда Коул вспылил:

— Зачем ты пришла, ведьма?

Он понял, что кричит, только когда девочка отшатнулась и отступила на шаг в коридор. На её лице на секунду отразился страх, смешанный с удивлением, но затем он исчез за дружеской улыбкой. Девочка смело расправила плечи и не без грусти произнесла:

— К сожалению, я не ведьма… Всего лишь Мегги. И мне было скучно.

Мегги сомневалась всего мгновение, а затем уверенным шагом вошла в комнату и направилась прямо к креслу возле кровати.

— Скучно? — не поверил своим ушам Коул. Может, он как-то повредил их своими «берушами», и теперь его слух его обманывает? — Так пойди поиграй в игрушки или посмотри мультики. Или что там ещё делают маленькие дети? Чем вообще думал твой отец, пустив тебя сюда?

Мегги поудобнее устроилась в кресле и, склонив голову набок, посмотрела на него снисходительным взглядом, как на дурочка.

— Логично же, что папа не знает, что я здесь. Он уехал проведать бабушку. Она у нас, конечно, женщина самостоятельная, но и ей время от времени необходимы общение и поддержка семьи. Особенно теперь, — она поджала губы, о чём-то задумавшись, а затем продолжила: — Ты не думай, я дала ему слово, что не буду приближаться к тебе. Я просто не говорила, на какое конкретно расстояние.

Коул удивлённо взирал на девочку. Подобных умозаключений и рассудительности он от неё никак не ожидал. Хотя нет, всё же в её словах были ещё хитрость и продуманность. Это обескураживало. Коул не знал, что ей ответить, а потому, сурово нахмурив брови, лишь уставился на неё, надеясь, что девочка испугается и уйдёт.

Не испугалась. Не ушла.

Маленькая Мегги Рудбриг изучающе смотрела на него, казалось бы, пытаясь что-то в нём отыскать. Вот только что — Коул понять не мог. А потому они продолжали играть в гляделки, и никто даже не помыслил отвести взгляда.

За это время Коул успел заметить, что Мегги Рудбриг была сильно похожа на свою старшую сестру. Если бы не детская округлость лица и россыпь родинок на лице, он бы даже мог принять её за Марту.

Мегги подпёрла подбородок ладонями и подалась вперёд. Она первой нарушила молчание.

— Знаешь, я не могу понять, как к тебе относиться. Радоваться мне твоему появлению или же бояться? — спросила она, нервно улыбнувшись.

— Р-радоваться? — растерянно вторил ей Коул. У него даже язык начал заплетаться от удивления.

— Ну… понимаешь… Последние полгода или около того папа с Мартой друг друга словно не замечали. Мне кажется, они и парой фраз за это время не обмолвились. Я даже истерики закатывала, лишь бы они… хотя бы говорили. И даже это не всегда помогало. У нас в доме стояла такая… тишина. Даже сидя за одним столом, они друг на друга не смотрели. Когда мама была жива, Марта с папой хотя бы ругались, а после её смерти начали молчать. А я так не могу! Мне кричать хочется от этой… этой тишины.

Коулу показалось, что он заметил в глазах девочки приближение слёз. Но ни одна слезинка не скатилась по пухлой щеке. Девочка продолжала говорить, и лишь её нижняя губа слегка подрагивала от той бури, что бушевала внутри.

— А теперь появился ты. И они… они снова говорят. Много говорят. Обсуждают. Советуются друг с другом. Даже когда мама ещё была жива, они так много не говорили. Вот почему я не знаю — радоваться мне тебе или нет.

Коул неуверенно кивнул. Даже если бы он и хотел ответить, то не смог бы: во рту всё пересохло. Он даже успел погоревать о бездарно потраченном чае. Эта девочка и её открытость, её откровенность… пугали его. Дети себя так не ведут! Дети вообще о таком не должны думать! Радоваться человеку, который чуть не убил её сестру и тем самым сплотил их семью? Уму непостижимо!