Великая Испанская империя

Частные местные владения принимались как таковые, если удавалось доказать, что они унаследованы от частных лиц в период до завоевания. Но депопуляция территории из-за массового вымирания местного населения шла такими темпами, что многие земли оставались без хозяина на протяжении месяцев.

Испанцы также стремились уничтожить все, что хоть отдаленно напоминало о былом величии Мексики. Потому запретили индейские игры в мяч, сочтя, что игроки прибегают к колдовству или к ворожбе. Заодно запретили церемонию воладор, когда индеец спускался с высокого шеста, крутясь вокруг шнура, прикрепленного к макушке этого шеста, и постепенно достигал земли. Однако и игры, и воладор выжили, несмотря на запрет. Изменилась и одежда туземцев. Ткани теперь обычно изготавливали из волокон кактуса магуэй, из хлопка и даже из шерсти. Магуэйская ткань (хенекен или сизаль) постепенно подменялась хлопком, изготовление которого было в значительной степени делом женщин (правда, иногда за прясло брались и мужчины).

В целом испанцы Нового Света, будущие criollos и местные индейцы добились удивительных достижений, стараясь удовлетворить интересы друг друга. Если забыть на время о вполне объяснимых предрассудках, можно сказать, что подобная гибкость мышления заслуживает уважения применительно к обоим народам и их культурам.

7. Сыновья конкистадоров просят слишком много

Madrastra nos ha sido rigurosaY dulce madre p'ia a los extra~nos.[Для нас она была мачехою жестокойИ нежной матерью для чужестранцев].Франсиско де Террасас, Новая Испания

Хищные притязания и амбиции потомков конкистадоров стали в 1560-х годах в Новой Испании источником серьезных проблем. Все началось с возвращения из метрополии Мартина, старшего сына Эрнандо Кортеса, второго маркиза дель Валье. Мартина сопровождали его сводные братья, Луис и Мартин-второй, потомки великого конкистадора от Антонии де Эрмосиллья и переводчицы Марины соответственно.

Второй маркиз дель Валье, родившийся в 1533 году, был сыном Кортеса и его второй супруги, Хуаны Рамирес де Арельяно, племянницы богатого и влиятельного герцога Бехара; вырос он при императорском дворе в Испании. Мартин Кортес сопровождал короля Филиппа во Фландрию в 1548-м и входил в состав посольства испанских грандов, которые отправились в Лондон в 1554 году, чтобы присутствовать на бракосочетании Филиппа с королевой Марией Тюдор. Также Мартин участвовал в трагическом походе в Алжир (вместе с отцом) в 1541 году и сражался в победной битве при Сен-Кантене с графом Эгмонтом в 1558 году. Все имущество отца, включая 23 000 подданных, досталось именно второму маркизу, и тот в одночасье сделался исключительным богачом. Король Филипп направил его в Новую Испанию в 1563 году²¹⁶.

Общая площадь владений Мартина Кортеса в Новой Испании составляла 50 000 квадратных миль и приносила ежегодный доход в размере 80 000 песо. Это был весьма солидный доход, благодаря которому Мартин являлся, пожалуй, обладателем крупнейшего в мире частного состояния. В его собственности находились, среди прочего, города Такубая и Койоакан в долине Мешико и земли в Оахаке.

В Новой Испании второй маркиз повел себя одновременно спесиво и дерзко. Он добивался того, чтобы его признавали вторым человеком в этих краях после вице-короля. По его распоряжению изготовили большую серебряную печать с гербом рода Кортесов и короной; надпись на печати гласила: «MARTINUS CORTESUS PRIMUS HUIUS NOMINIS DUX MARCHIO SECUNDUS», то есть «Мартин Кортес, первый герцог этого имени и второй маркиз»²¹⁷. Впервые этой печатью воспользовались для подтверждения уплаты королевской квинты, и ответственный чиновник Ортуньо де Ибарра, новый гранд Новой Испании, отмечал, что не подобает аристократу применять печать, схожую с королевской. Вице-король конфисковал эту печать и отправил ее в Испанию.

В августе 1563 года Мартин Кортес отказался встретиться с инспектором короны (visitor) Херонимо де Вальдеррамой и вице-королем Луисом де Веласко. Вместо того второй маркиз устроил для инспектора собственный, частный прием, чрезвычайно пышный и торжественный, что разъярило Веласко (как Мартин и рассчитывал). Следует отметить, что разница в полномочиях вице-короля и инспектора короны для стороннего наблюдателя и для самих заинтересованных лиц оставалась мизерной, и Мартин Кортес своим вызывающим поведением лишь усугубил ситуацию. В начале своего визита Вальдеррама даже остановился под кровом второго маркиза. Возникли ожесточенные препирательства по этому и другим протокольным поводам, которые (как случается в человеческих взаимоотношениях) привели к широко распространившейся вражде. Потомки былых врагов Эрнандо Кортеса, к примеру, отпрыски друзей губернатора Веласкеса, все ополчились на нового маркиза. Словом, вражда 1520-х годов вспыхнула вновь.

Однако наиболее существенные проблемы Новой Испании были связаны с энкомьендами и их владельцами. Исабель Монтесума, дочь бывшего «императора» ацтеков и encomendera Такубы, столь щедро тратила деньги, что покровителям-августинцам пришлось просить ее, что называется, умерить пыл. Новые законы 1542 года, призванные защитить коренное население и ограничить произвол со стороны владельцев энкомьенд, пока не действовали в полном объеме; мало того, их суть во многом оставалась непонятой, но многие испанские поселенцы начали думать, что корона намерена в скором времени ликвидировать все энкомьенды. Обладание «крепостными» индейцами на территориях энкомьенд внезапно оказалось под запретом, и это касалось каждого – вице-короля, чиновников, духовенства и монастырей. Также было объявлено, что новых энкомьенд выделять отныне не станут. По смерти владельца энкомьенда подлежала возвращению в распоряжение короны, а не передавалась по наследству. Судьбу индейцев такой энкомьенды предстояло решать коррехидору, чиновнику с широкими полномочиями (корона обнаружила, что в Новом Свете такие чиновники крайне полезны). Индейцу, продолжавшему трудиться в энкомьенде, полагалось выплачивать ее владельцу дань – в денежной или натуральной форме. Однако более не допускалась замена этой дани какими-либо услугами личного свойства.

Несмотря на «наследие доброй воли», оставленное первым вице-королем Новой Испании Антонио де Мендосой, 1560-е годы были отмечены ростом недовольства среди наиболее могущественных испанских поселенцев, и это обернулось нарастанием напряженности в обществе. Массовая гибель индейцев вследствие заболеваний наподобие тифа (matlazhuatl) также провоцировала усугубление противоречий. Сокращение численности населения требовало спешного восполнения рабочей силы²¹⁸.

Еще один повод для беспокойства поселенцев заключался в том, что индейцы достаточно быстро осознали: возмещение при любых спорах и конфликтах может быть получено через суд. Вице-король Веласко (1550–1564) отчасти оказался невольным виновником этого: именно он разослал по территории Новой Испании инспекторов, обязанностью которых было изучить сельскую местность на предмет злоупотреблений. Подобный шаг был, несомненно, новаторским применительно к туземцам и в какой-то степени служил своего рода компенсацией за повальное распространение страшных болезней, поскольку оспа, тиф, корь и даже грипп вели к беспрецедентному вымиранию местного населения. Две наихудшие эпидемии случились в 1545–1548 и в 1576–1581 годах (вымерло около половины коренного населения), а локальные поветрия зачастую приводили к сопоставимым потерям на менее обширных территориях²¹⁹.

Поселенцы прибегали ко многим незаконным методам, стараясь справиться с проблемами, вызванными эпидемиями и инфекционными заболеваниями. Так, они заставляли индейцев работать в небольших мастерских (obrajes), где производили шерстяную ткань; появление подобных рабочих мест было естественным следствием развития овцеводческих хозяйств. В этих мастерских первоначально трудились преступники и рабы, но позднее туда начали отправлять и свободных индейцев. Еще с 1530-х годов нанимали за плату сельскохозяйственных работников²²⁰, но имелось множество obrajes, чьи владельцы фактически запирали свой наемный персонал в мастерских, снаружи патрулировали охранники, и такие мастерские являлись, по сути, тюрьмами. В Тешкоко было восемь obrajes, в Шочимилько и Аскапоцалько – четыре и две соответственно. К 1595 году новый город Пуэбла-де-лос-Анхелес располагал сорока мастерскими-obrajes, и на каждой из них числилось в среднем по сорок пять работников (а на крупнейшей – и вовсе 120 человек)²²¹. В 1573 году эти новые мастерские производили 50 000 рулонов шерстяной ткани в год²²².

Другим источником роста социальной напряженности было то обстоятельство, что сыновья первых конкистадоров нередко возмущались чрезмерно добрым обращением францисканцев с индейцами. Кем были эти грубые мирские личности, скажем, для Антонио Валериано, заботливого правителя-индейца города Мешико на протяжении многих лет, отлично владевшего латынью и переводившего Вергилия? Валериано был одним из выдающихся ученых Новой Испании и женился на племяннице Монтесумы. Что думали отпрыски конкистадоров о фра Баутисте де Контрерасе, который, подобно Валериано, был выпускником францисканской школы Санта-Крус-де-Тлателолько и перевел на науатль сочинения Фомы Кемпийского? Кроме того, на Рождество 1553 года индеец из Аскапоцалько Франсиско Пласидо сочинил гимн, в котором ангелы, восхвалявшие рождение Иисуса, были выведены в образах, появились как кечолли, птицы Тлалока [44] . Три восточных царя, явившиеся приветствовать Христа, именовали того «драгоценностью и кецалем» [45] , а жертвы избиения младенцев, устроенного царем Иродом, сравнивались с осколками лопнувшего яшмового ожерелья.

44

У ацтеков Тлалок – бог дождя и грома и покровитель сельского хозяйства; священной птицей этого божества считалась цапля.

45

То есть священной птицей (кетсаль, квезаль или кецаль – птица с зелеными перьями и малиновой грудкой, почитавшаяся индейцами Центральной Америки).

Такие сопоставления виделись опасными. Некий чиновник по имени Херонимо Лопес в 1550-х годах неоднократно предрекал, что обучение коренных народов Америк латыни и «наукам» приведет к ереси и мятежу: «Посему какую пользу принесет индейцам изучение латыни? Разве что они станут понимать, лепечет ли испанский священник глупости или нет»²²³. Лопес не был одинок в своих опасениях. Церковный совет в 1555 году постановил, чтобы все гимны и песни авторства индейцев подвергались цензуре.

Сокращение численности населения, нехватка рабочей силы и чреватые потрясениями изменения в культуре индейцев – все это оборачивалось проблемами для сыновей конкистадоров в 1560-х годах. Неизбежный «прорыв» произошел в типично темпераментной и яркой манере. В доме второго маркиза дель Валье в 1560-х проводилось множество празднеств. Хесус Суарес де Перальта, ближний кузен маркиза (сын брата первой жены Кортеса), отменный и наблюдательный автор, писал: «Никто не говорил о чем-то, кроме праздников и увеселений, а таковых устраивалось больше, чем когда-либо прежде»²²⁴. Тратились и проигрывались колоссальные суммы. Как-то раз Мартин Кортес предложил тост и вызов, кто выпьет больше остальных, а всякому, кто откажется принять вызов, грозило расстаться с кубком, который Мартин пообещал лично разбить вдребезги. После маскарадов сотня пьяных мужчин в причудливых одеяниях отправлялись искать индейских девушек. Если коротко, второго маркиза, похоже, снедала неутолимая страсть к развлечениям.