Великая надежда

— И что вы хотите знать?

— Мы хотим знать, что значит звезда!

Анна спокойно оглядела их одного за другим:

— Зачем вам это знать?

— Потому что нам страшно. — В их лицах бились языки пламени.

— А чего вы боитесь? — спросила Анна.

— Тайной полиции! — выкрикнули они.

Анна подняла голову и посмотрела сразу на всех. — Но почему? Почему вы боитесь именно тайной полиции? — Дети растерянно молчали.

— Они запрещают нам дышать, — сказал Курт и вспыхнул от гнева, — они плюют на нас, они нас преследуют!

— Интересно, — сказала Анна, — а зачем они это делают?

— Они нас ненавидят.

— Вы им что-нибудь сделали?

— Ничего, — сказал Герберт.

— Вы в меньшинстве. Вы относительно меньше и слабее, чем они. У вас нет оружия. И все-таки они из-за вас не знают покоя.

— Мы хотим знать, что значит звезда! — крикнул Курт. — Что с нами будет?

— Когда наступает темнота, — сказала Анна, — когда наступает полный мрак, что бывает?

— Становится страшно.

— И что тогда люди делают?

— Защищаются.

— Люди наносят удары куда попало, верно? — сказала Анна. — Они замечают, что это ничего не дает. Мрак еще больше сгущается. И что делают тогда?

— Ищут свет! — крикнула Эллен.

— Звезду, — сказала Анна. — Вокруг тайной полиции очень темно.

— Вы думаете… Вы правда так думаете? — Дети заволновались. Их лица светились белым неуемным свечением.

— Понял! — Георг вскочил на ноги. — Понял! Теперь я все понял!

— Что ты понял?

— Тайная полиция боится.

— Ясно, — сказала Анна. — Тайная полиция сама и есть страх, живой страх, и больше ничего. — Ее лицо засияло еще сильней.

— Тайная полиция боится!

— А мы боимся их!

— Страх перед страхом, так на так и выходит!

— Страх перед страхом, страх перед страхом! — выкрикнула Биби и засмеялась.

Они схватились за руки и заскакали вокруг огромного сундука.

— Тайная полиция потеряла свою звезду.

— Тайная полиция гоняется за чужой звездой!

— Но та, которую они потеряли, и та, которую мы носим, — это одна и та же звезда!

— А что, если мы рано обрадовались? — сказала Биби и остановилась. — Что, если правда то, что я слышала?

— Что ты слышала?

— Звезда означает смерть.

— Откуда ты это знаешь, Биби?

— Родители думали, что я уже сплю.

— Может быть, ты не так поняла, — прошептала Эллен, — может, они думали, что смерть означает звезду?

— Не давайте сбить себя с толку, — спокойно сказала Анна, — вот все, что я могу вам посоветовать: идите за звездой! Не спрашивайте взрослых, они вас только запутают, как Ирод хотел запутать трех волхвов. Спрашивайте самих себя, спрашивайте вашего ангела.

— Звезда, — крикнула Эллен, и щеки у нее разгорелись. — Звезда мудрецов, я же знала!

— Пожалейте тайную полицию, — сказала Анна. — Опять они боятся царя иудейского.

Юлия встала и зябко задернула шторы: — Как темно стало!

— Тем лучше, — сказала Айна.

Великая игра

Мария уронила сверток, а Иосиф легонько толкнул Ангела в бок. Ангел повернул голову и беспомощно улыбнулся трем святым царям-волхвам, которые сидели рядышком на большом ящике, переодетые бродягами. Три святых царя-волхва поджали под себя ноги; глаза, горевшие на их бледных угрюмых лицах, не отрывались от дверей. В двери звонили.

Ангел утратил все свое превосходство. Тот самый Ангел, который совсем недавно с тихим ликованием в срывающемся мальчишеском голосе просил их: «Сбросьте ваши плащи!» — в доказательство тому, что они — ищущие и пришли издалека, и что они принесли дары, и что тела свои под грязными лохмотьями перевили серебряными елочными цепями, что они… они…

Но времени больше не оставалось. Прозвенел звонок.

И вот теперь, в сгущающихся сумерках, они обхватили колени руками, они застыли в ожесточении и неподвижности, они по-прежнему терзаются все тою же ужасной неопределенностью — и не все ли равно, волхвы мы или ничто. И оказалось, что плащи сбросить было нельзя, потому что им было страшно, до сих пор страшно. Они могли выдать себя малейшим движением. Их вина состояла в том, что они родились на свет, у них был страх, что их убьют, и надежда, что их полюбят, что они станут царями. Ради этой надежды, наверно, и становятся гонимыми.

Иосиф боялся своего собственного страха и отводил взгляд в сторону. Мария нагнулась и бесшумным движением снова подняла сверток. Ничто не помешает матери. Она прильнула к Иосифу, отводившему глаза, — вот так царь, что спит у нее на руках прильнет в свое время к кресту, к которому его пригвоздят. Боясь, дети предчувствовали, что его учение велит льнуть к тому, к чему ты пригвожден, и они боялись этого учения больше, чем пронзительного короткого звонка снаружи за дверью.

Но может быть и так, что это их предчувствие само начало звенеть.

Они молча сидели в потемках. Заржавленной булавкой Ангел укрепил простыню у себя на плечах.

— Ничего страшного, — заикаясь, пробормотал он, — это просто так… — и осекся.

— Успокойся, — иронически сказал самый рослый бродяга, — не отступай от роли!

И опять позвонили. Четыре коротких звонка и три длинных. Но условный сигнал был не такой.

— Кто-то ошибся дверью, — прошептал бродяга с негнущейся ногой, самый маленький из троих. — Кто-то не знает, к кому относится, к нам или к тайной полиции. Друг он или убийца.

Да и кто это о себе знает?

Маленькая черная собачка под столом принялась лаять.

— Зажмите ей морду, — сердито сказал Иосиф, — ей тут нельзя быть.

— Я с самого начала была против того, чтобы ее оставлять, — сказала Мария. — Нам нечем ее кормить, да и потом, на нее не во всем можно положиться. И вообще, там сказано об осле. О животном, приспособленном для перевозки, — вздохнула она, — спокойном и приспособленном для перевозки.

— Евреям запрещено иметь домашних животных, — прошептал Ангел, — а уехать можно и в пломбированном вагоне. Вопрос в том, куда.