Великая надежда

— На границе с Египтом идут бои!

— Ну, тогда прямо в Польшу.

— А царь иудейский?

— Поедет со всеми.

Звонки в дверь возобновились, теперь они звучали умоляюще.

— Мы начинаем играть, мы не откроем!

— Тогда живо, поспешите! Внимание… приготовились…

— Начали!

Трое бродяг вскочили на ноги. Они поднесли свои фонари к зеркалу старого комода и отразились в нем.

— Вы видели мир? — крикнул самый маленький бродяга.

— Но ты же держишь свой фонарь криво! — Перебил его Ангел. — Герберт, по-моему, у тебя даже кулак дрожит. Боишься? В твоей роли это не предусмотрено. Вы видели мир? Спроси как мужчина, малыш, схвати их за плечи, чтобы они начали искать у себя в подсумках и под подушками…

— Вы видели мир?

Трезвон смолк — казалось, он тоже ждет ответа. Детям было зябко, они придвинулись ближе друг к другу. Зияющая и бездонная, раззвездилась перед ними пустота и приказала: «Заполните меня!» И двое бродяг решились произнести: «Здесь никого нет».

— Никого, слышишь, Георг? Никого, ужасное слово. Все — и все же никого, миллионы людей — и все же никого. Эй, никто, все, которые ненавидят, которые отводят взгляд всторону, слушайте: никто нас не ненавидит, никто нас не преследует — никто! Почему вы боитесь? Никого, скажи еще раз, Георг! Пускай она начнет петь, твоя печаль, и в своих многолюдных собраниях пускай они это услышат: здесь нет никого, никого, никого!

Отчаянно заполыхали фонари трех бродяг в темной комнате.

— Искали слишком долго мы! — Фонарь тускнеет среди тьмы! — Нам не найти его вовек. — И сил нам не хватает. — Ах, знать бы нам… — Что это — мир? — Но нет, никто не знает.

Они в отчаянии рухнули на грязный коврик.

— Нет на земле его нигде! — Его искали мы везде! — Молили! — Призывали! — Корили! — Угрожали!

Опять послышался звонок. Голоса детей, захлебываясь, сменяли друг друга. На мгновение им удалось заглушить звонок.

— Мы свет вносили в каждый дом. — И всюду гнали нас пинком. — Но свет ваш слишком слабый! —

сказал Ангел, пока люди переводили дыхание.

— Кто говорил? — Да ты же сам! — Здесь кто-то был! — Не здесь, а там!

Бродяги, не сбиваясь, продолжили спор, они разъяли голос Ангела и растворили его в тревоге:

— Чей голос — твой? — Нет! — Звал не я! — Да что с тобой? — Эй, без вранья! — Что за толчок? Кто там? — Молчок. — Никто? Молчок? — И ни гу-гу? — Что ж, сам я дам отпор врагу! — Кто хочет — трусь, я не боюсь!

«Мира взыскуете вы?» — крикнул Ангел и взмыл на шкаф. «Мира!» — вздохнул он, но звон остался, словно стальная рама вокруг темной картины.

— Искали мы и здесь и там. — По улицам и площадям. — Все испытали, что могли. — Разбойничали, крали, жгли. — Мы в пекло забрались к чертям! — И не нашли…

Изрыгая проклятия и крепко вцепившись друг в друга, лежали бродяги на земле. Все быстрее и настойчивее пылал над их потасовкой голос ангела. Колыхались накидки, а звонок на лестнице, перекрывая голос Ангела, пронзительно звенел. Ледяным дождем обрушились эти звуки на отвернувшиеся, закутанные лица детей. Откройте, откройте!

Вся эта темная комната превратилась теперь просто-напросто в один колеблющийся кое-как запахнутый капюшон. И в дверь звонили. Четыре коротких и три длинных. Мучительная назойливость неправильного пароля. Трое бродяг с нетерпением утопили колени и кулаки в старом ковре. Самый младший поднял указательный палец.

Из-под дверей у наших ног блеснул нам огонек. — Как странно! Никого здесь нет! — Откуда этот свет?

Голос младшего задрожал, остальные отпихнули его в сторону. Каждому из трех бродяг не терпелось высказаться:

— Кто скажет нам, где мир лежит? — Кем мир измерен? — Кем добыт? — Как нам узнать… — Где мир сокрыт…

Они в изнеможении понурили головы.

— В лохмотьях мы все трое… — Лишились башмаков… — Не будет нам покоя во веки веков…

И вновь младший поднял указательный палец.

— Мне кое-что пришло на ум, но только прекратите шум. — Сегодня Рождество… —

вздохнул Ангел в завешанном окошке.

— Рождество?

Трое бродяг поспешно выпрямились. Это слово было связано с дарами, с пирогами и ветками омелы и с непонимающими, взволнованными лицами взрослых. Но как связать его с пронзительным воплем звонка, который теперь уже звонил не умолкая?

— Поторопитесь, — напоминала Война, которая, надвинув на самый нос краденую исполинскую противовоздушную каску, прислонилась к двери, ведущей в переднюю. — Они высадят дверь. Как бы они не погрузили нас раньше, чем мы будем готовы.

— Тем лучше, — ворчливо произнес Иосиф, — январь такой серенький. Все серебряные гирлянды уже порвались, и живот болит.

— Пока наступит май, мы уже превратимся в вишневые деревья, — иронически заметила Война.

— Тихо, — крикнула Мария, крепко прижав к себе сверток, — перестаньте сейчас же, я не хочу быть вишневым деревом! И вообще никаким деревом!

— Играйте дальше! — крикнул Ангел.

— Что делать нам? — Что ждет нас там? — Давайте запоем рождественский псалом!

Трое бродяг шевельнули губами, но у них ничего не получилось: за ту вечность, которая тянулась последнюю четверть часа, они разучились петь. Они разучились радоваться радости, губы им запечатала какая-то чуждая сила.

— Я так устал, вконец устал! И даже флейта ни гу-гу, ни звука выдуть не могу! — Постойте!.. — Мир от нас бежит! — Да, мир, что был от нас сокрыт… — Я догоню его сейчас! — Нет, я! — Нет, я! — Нет, скрылся с глаз… — Но где же свет? — Его здесь нет…