Великий Дракон Т-34

Дракон выдохнул белое облачко, оно разгладилось и уплотнилось до непрозрачности. Ящер стал водить острым когтем сбоку облачка, и на поверхности вдруг появилось изображение.

– Это – твой предок, Григорий Ковалев, – перед глазами зрителей промелькнуло смеющееся лицо, невероятно похожее на лицо Александра, но с огромным чубом и в диковинной фуражке. Замелькали лица – молодая женщина, голый карапуз, казачий строй, искаженные яростью рожи в мохнатых шапках. – Моменты, так сказать, интимного, личного характера исключаются сами собой, и ничего нежелательного из жизни предков, да и из твоей собственной, не увидит никто.

Сюжеты на облачном экране быстро сменяли друг друга. Александр увидел молодого деда. Дед уходил на войну, воевал и возвращался. Потом капитан увидел бабушку свою Марию Алексеевну, в девичестве Масленникову, с нежностью державшую на руках своего ненаглядного первенца, Степочку. Отец! У Александра перехватило дыхание, и слезы помимо воли подступили к глазам. Малыш шевелил ручками и смеялся, тянулся к отцу. Потом, уже статным офицером, отец венчался с красавицей Аглаей Хорьковой. Замелькали лица могучих дядьев. Ковалев увидел вдруг себя самого – маленького несмышленыша. Родителей больше не было. Маленький Ковалев появлялся то с дядьями Хорьковыми, то с бабушкой. Наконец, он увидел самого себя с бабушкой и дедом в прощальную ночь. Теперь чешуйка запоминала то, что видел он: Александр увидел стариков, одиноко стоящих у порога, а потом события жизни перестали выпадать из колючей и жестокой военной канвы. Ковалеву представлялись новички – Марис Эмсис и Витя Чаликов, новобранцы из пополнения, взятые вместо убитых в первом бою заряжающего Прохора Чащина и стрелка Лени Самохина; бывалый Иван Акимович Суворин, ветеран, провоевавший в отличие от пополнения уже без малого неделю, важно знакомился с рослым Марисом, ревниво поглядывая снизу вверх на гордый подбородок юного художника, и сердечно жал руку блондина Чаликова, безошибочно чувствуя в нем заводилу и будущего товарища по шалостям. Штабные землянки, построения, дым, копоть, дергающийся прицел и кресты, кресты, кресты – краской на броне, самолетиками в небе, деревяшками на могилах. Военная круговерть изредка прерывалась красивыми женскими лицами, тихими закатами. Все более личное, интимное было вырезано из загадочной киноленты неведомыми цензорами.

Когда изображения дошли до первых шагов Ковалева и Суворина по земле Святой рощи, Великий Дракон погрузил лапу в экран и пошевелил там толстыми пальцами, ставшими внутри облака бесплотно-призрачными. Облако погасло и рассеялось в воздухе.

– Дальше вам все известно. Чешуйка помнит все, что видит человек, при котором она находится. Пилот Степан Александрович Ковалев, твой отец, чешуйку при себе не носил, и то, что он видел в жизни, осталось при нем. Зато ты увидел и отца, и мать глазами своего деда.

Дракон задумался, и гребни на его голове мерно вздувались и опадали в такт мощному дыханию.

– Меня, Ваня, зовут Линдворн. К твоему сведению, я – потомок славного Амфиптера из рода Драконов Времени, охраняющих перекрестки миров третьего порядка, – чудовище заговорило внезапно, и танкисты даже вздрогнули, переглядываясь.

– Так ты в мыслях роешься? – Суворин вскочил на ноги. – Ничего себе, я только подумать успел: шпионские штучки!

Великий Дракон устало махнул лапой:

– Хорошо, что во время расшифровки чешуйки я подгрузил себе ваши словари, а то бы обиделся ненароком. Ваши внутренние голоса, мысли, говоря по-вашему, я не собираюсь подслушивать, можете поверить! Еще никто не мог упрекнуть меня в нарушении этических норм общения! Вы очень громко думаете, вот и все. Один рассуждает, разорвет ли меня бронебойным со ста метров, второй мысленно вопит, что я – никто, и звать меня – никак, и что по мне плачет трибунал, третий твердит, что Зигфрид – настоящий герой, раз зарубил такую уродину! Только мыслеобразы Ковалева и маленького Хранителя светлы, прозрачны и не связаны с агрессией!

– Простите, господин Линдворн, можно подробнее о мыслеобразах? – Марис преодолел застенчивость и заговорил, крайне заинтригованный второй частью речи Дракона, хотя и весьма смущенный ее первой частью, насчет бронебойного.

– Мыслеобразы? Это очень просто, Марис, особенно для художника. Ты смотришь на меня, ты меня слышишь, ты воспринимаешь меня всеми органами чувств, доступными тебе. Когда Суворин произнесет тебе мое имя, ты представишь меня во всей красе, – с этими словами Дракон выдохнул облачко разноцветного дыма. – Когда ты слышишь слово «Вихрон», ты сразу представляешь себе карапуза Хранителя, спящего на руках у Ковалева, или же играющего с вороненком. Чем сложнее воспринимающая личность, тем сложнее мыслеобразы. Возникает привязка мыслеобраза к контексту обстоятельств, и Линдворн в разные моменты твоей жизни будет вспоминаться то грозным, то нежным, то справедливым, то разящим, но всегда – драконом. Какие мыслеобразы появлялись у тебя при слове «дракон» до нашей встречи? Ага, маленькая красивая ящерка с крыльями на китайской вазе в Музее Востока. Еще – чучело галапагосского дракона из Зоологического музея. И самый предпоследний мыслеобраз – танк «Т-34»! Великий Дракон в его новом воплощении! Все эти мыслеобразы имеют право на существование, но теперь в твоей коллекции появился я. Мыслеобраз, воспринимаемый тобою, теснейшим образом связан с твоим воспитанием, образованием, песнями, которые ты слышал в детстве. Короче говоря, все, что ты видишь и воспринимаешь, зависит от того общества, которое тебя породило и воспитало.

Линдворн расправил перепончатые крылья и несколько раз взмахнул ими, разминаясь, как гусь на лугу.

– Мы, долгоживущие, меряем поток времени своими мерками, люди – своими. Кто-то видит в драконах благородных, мудрых, интеллектуальных существ, – потомок Амфиптера приосанился и выдержал эффектную паузу, – в то время как другие произносят слово «дракон», имея в виду отталкивающих, глупых, агрессивных монстров. Ни те, ни другие не ошибаются. Кроме нас есть род Драконов Глубин Пространства. Они обожают бороздить мироздание и считают себя полновластными хозяевами всего, что исследовали. Они обустраивают защищенные логова в петлях времени, недоступных большинству других существ. Драконы Глубин Пространства исключительно тщеславны, считая, что превосходят не только нас, амфиптеров, но и всех других существ вообще. Они одержимы идеей господства, их злоба не знает границ, их единственная цель – поработить все сущее. Главная мечта Драконов Пространства – свернуть время. Они сражаются без правил и начинают битву без предупреждения. Основной их цвет в видимом людьми спектре – красно-коричневый. Цвет потомков гордого Амфиптера – зеленый, и мы контролируем, как уже было сказано, перекрестки миров. Перекресток – это довольно сложное устройство, основанное на энергетическом обмене. Мы контролируем перекрестки, а проницаемость перекрестка зависит от спокойствия жителей страны. Таким образом, повышая стабильность Глиона, я, к примеру, повышаю устойчивость своего перекрестка. Энергетический баланс в зоне перекрестка всегда должен быть нейтральным или положительным.

– Линдворн, простите, а что такое перекресток третьего порядка? – Суворин начал откровенно скучать и задал вопрос, чтобы окончательно не запутаться.

– Это тоже просто. Каждое общество воспринимает объективно существующие высшие силы соответственно своему уровню развития. Первый уровень – это культ животных: медведей, лис, волков, саблезубых тигров или слонов. Второй – это обожествление стихий огня, ветра, моря. Третий уровень – это поклонение существам, повелевающим стихиями: огнедышащие драконы, водяные. Четвертый – это боги, подобные обликом местному населению. Пятый уровень – высший. Общество пятого уровня не верует, а знает. Нет нужды в мыслеобразах – посредниках, все воспринимается непосредственно и без искажений. Порядок перекрестка определяется уровнем развития общества, существующего вокруг перекрестка. В вашей системе по состоянию на начало 1943 года одновременно существуют, – Великий Дракон закатил глаза-блюдца и задумался, – один – первого порядка, три перекрестка – третьего, семь – четвертого. Во времена, когда перекрестков третьего порядка было на два больше, я выдал некое обязательство лихому казаку Григорию Ковалеву, участвовавшему в своем первом византийском походе. Вдаваться в суть давних событий не стану. Я был тогда еще молодым и неопытным драконом. У меня тоже был первый пробно-тренировочный переход между мирами, и Гриша вытащил меня из серьезной беды. Да, так вот, Гриша Ковалев получил от меня чешуйку с функцией оберега. Оберег-коммуникатор в случае прямой и неотвратимой угрозы владельцу перемещает его без промедления по ближайшему свободному каналу под защиту эмитента. Что опять не так? Ага. Понял. Эмитент – это я. Тот, кто выдал обязательство. Чешуйку, одним словом. Чешуйки бывают и простые, без обязательств. В качестве украшений, декоративных пластин или амулетов их носят тысячи людей. С этих чешуек информация стекается в центральное… Простите, я увлекся, это уже лишнее. Ваша чешуйка обладала вполне достойным охватом – четырнадцать аршин, то есть десять метров. Поэтому был спасен не только Александр Ковалев, имевший на это законное, так сказать, наследственное право, но и все, находившиеся вместе с ним. У кого есть вопросы?

Эмсис с удовольствием зарисовывал Дракона в тетрадь. Неринг грыз очередной стебелек. Суворин и Ковалев сидели в тени алтаря.

– Брехня, – звучно заявил Суворин. – Бабушкины сказки.

– Ну, пусть сказки, – глухо засмеялся Линдворн. – Ох-хох-ха!

– Скажи, Великий Дракон, где мы находимся? Как нам попасть домой?

– Ковалев, Ковалев! Казак простодушный, бесхитростный! Может, пропустим по стаканчику? А, как с прапрадедом твоим, бывалоча?

– Линдворн, это что, секрет? Нам бы неплохо к своим попасть. Ты направление только подскажи, чего тебе стоит?

Великий Дракон загрустил. Он вздохнул, как паровой котел, и из его мощного выдоха сгустился угловатый ларь из темных досок. Он поковырял ногтем в огромном навесном замке, дужка отщелкнулась с металлическим лязгом. Откинув ржавую щеколду, Линдворн поднял резную крышку. Под крышкой из темноты ларя торчала дюжина пыльных бутылочных горлышек. Дракон вытащил одну из бутылей в оплетке из почерневшей лозы и бережно передал ее Ковалеву, манерно вытащив пробку кончиками двух страшных когтей. Проделав ту же операцию еще с четырьмя бутылями, Линдворн оставил последнюю из открытых для себя и поднял ее приветственным жестом:

– Мальвазия – что может быть прекраснее? Луч солнца спал в бутыли триста лет, чтобы согреть нечаянную встречу! За жизнь, друзья!

Танкисты переглянулись и пригубили напиток. Сладкая мальвазия пошла легко, и Дракон без устали провозглашал новые и новые тосты, незаметно откупоривая для себя новые бутыли.

Ковалев вежливо, но настойчиво повторял свой вопрос, всякий раз несколько меняя форму, а Великий Дракон неизменно уклонялся от ответа с ловкостью проворной ящерки.

Вихрон проснулся и откровенно скучал, завистливо прислушиваясь к возне песчаных крыс в глубине ниши за алтарем. Александр сжалился и отправил свина порезвиться. Солнце клонилось к закату, и весь котлован наполнялся чернильной тенью. Скрылись древние знаки на стенах, смягчились, а затем и вовсе растворились очертания ниш и арок. Суворин и Эмсис впали в состояние блаженной дремоты. Неринг же, напротив, чем больше пил, тем жестче обозначались складки возле губ. Пользуясь паузой, Линдворн вытащил из-за алтаря два факела, плюнул на них сквозь передние резцы огоньком, подождал, пока займется ровное синеватое пламя, и воткнул в щели между плитами слева и справа от себя. Выждав некоторое время, Великий Дракон посмотрел на Виктора в упор:

– Скажи мне, Неринг, славный воин, чем ты опечален?

– Я понимаю, господин Дракон, что, если бы нас не вытащила твоя чешуйка, я бы теперь точно не задавался никакими вопросами. Но я жив и хочу знать, где мой дом. Я хочу увидеть жену и сына.

– О, силы добра и зла! – громыхнул несколько захмелевший Линдворн. – Увидеть жену и сына? Смотри…

Неринг замер, вытянув руку вперед и вверх, словно защищаясь от слепящего света. Глаза его видели что-то свое, недоступное остальным. По щекам майора потекли слезы, но он не мигал и слез не утирал. Ковалев всегда думал, что так плачут только артисты в кино – не кривя лица, не всхлипывая.