Великий Эллипс

— Но в этой стране все стало еще хуже. Такое впечатление, что в Верхней Геции живут одни обожатели Грейслендской империи и ее героев.

— Гецианцы очень стараются произвести такое впечатление. Славный император Огрон хорошо надавил своим каблуком им на горло.

— Да, и несметное число гецианцев горит желанием завоевать благосклонность, услужив единственному грейслендскому участнику гонок. Каслер, вероятно, получит все…

Она замолчала, так как в этот момент официант принес угря с перцем и моллюсков. Лицо у него было такое прямодушное и ничего не выражающее, что она тут же забеспокоилась, а не слышал ли он их разговор. Ей стало неловко, и она отвернулась. Официант поставил тарелки на стол и удалился.

Гирайз приступил к еде.

— Ты что-то говорила? — произнес он.

— Если Каслер примет всю помощь, которую ему предлагают в этой стране, то тогда это неправильно…

— Неправильно, но мы ничего не можем исправить, а справедливое негодование только испортит твой аппетит, лучше возьми кусочек моллюска. Я знаю, ты хочешь.

— Не сейчас, спасибо.

— Это на тебя не похоже. Лучше чем-нибудь заглушить негодование.

— Не получается. К тому же моллюски — нездоровая пища.

— Это не доказано, и я не склонен в это верить.

На несколько минут воцарилось молчание, за это время Гирайз разделался с ужином. Откинувшись на спинку сиденья, он спросил:

— Кофе?

— Нет, у меня от него сердцебиение. К тому же я нигде не вижу нашего официанта. Куда он мог уйти?

— Ты произносишь, он исполняет. Отличный сервис. Эти гецианцы безнадежны.

— У вашей светлости испортилось настроение.

— Моя светлость мог бы довольствоваться и водой.

— Водой? Обычной водой? Я не ослышалась?

— У меня пустой стакан, а во рту, как будто я глотнул обойного клея.

— Пей мою воду, — она через стол подвинула ему свой стакан.

— Спасибо. — Не успел он взять его в руку, как стакан мгновенно выскользнул и, упав на стол, мгновенно разбился вдребезги. Гирайз тихо выругался. Вода со стола каплями начала стекать на пол.

Лизелл не стала вслух выражать удивление. Такая неловкость не была характерна для господина маркиза, он или устал, или поглощен мыслями. Официанта, чтобы вытереть пролитую воду, было не видно, и лужа растекалась в разные стороны. Гирайз, привыкший к заботливости слуг, остался сидеть на месте. Она быстро приложила свою салфетку, чтобы впиталась хотя бы часть лужи, а он продолжал сидеть, даже не пошевелился, чтобы помочь ей. Она нетерпеливо попросила:

— Дай мне свою салфетку.

Казалось, он так медленно, так неохотно посмотрел на свою салфетку, которая лежала у него на коленях. Его правая рука чуть заметно дрожала, но не двигалась. В следующую секунду он спокойно сообщил:

— Что-то не так.

— Что ты хочешь сказать? — ее нетерпение сменилось беспокойством. — Ты не заболел, Гирайз?

— Я не могу пошевелиться. У меня онемели руки.

— Онемели? Как это?

— Говорю тебе, у меня руки парализовало. Они ничего не чувствуют. — Он попробовал сделать усилие. Морщинка между бровей стала еще резче, он продолжил: — Ноги тоже отнялись.

— Я не понимаю. Ты заболел, тебе больно?

— Ничего не болит, и ничего не чувствую. Мне чего-то подсыпали, думаю.

— Подсыпали? Как? Кто…

— В еде, скорее всего. Твои слова оказались правдой, моллюски — нездоровая пища.

— Как ты можешь шутить в такой момент? Что нам теперь делать? Что если… — Она не позволила себе договорить. Что, если парализовано все тело? — вертелось у нее на языке. — Как ты будешь дышать? Не было смысла озвучивать худшие предположения, и дышал он, кажется, нормально. Речь внятная, только чуть замедленная. Нет, с дыханием все в порядке. Пока. Вслух она сказала. — Мы за доктором пошлем.

— Боюсь, бесполезно.

— Ты не знаешь этого. Мы можем найти такого, у которого найдется противоядие…

— В Уолктреце?

— Ну, мы должны попробовать! — Лизелл почти закричала. — ПОМОГИТЕ! Кто-нибудь. ПОМОГИТЕ! Нам нужен доктор, нам нужен доктор прямо СЕЙЧАС…

Ее крики привлекли внимание всех посетителей буфета, и тут же подбежал распорядитель.

— Что случилось? — вежливо осведомился он по-вонарски, видимо, испытывая противоречивые чувства — тревогу и раздражение.

— Человеку плохо, — сообщила Лизелл, — он съел что-то нехорошее…

— У нас очень хорошая кухня! Все свежее! До сих пор не поступало ни одной жалобы!

— Это не имеет значения. Просто позовите доктора, немедленно.

— Что бы с ним не случилось, наша еда здесь ни при чем. Я поклянусь в этом перед самим городским магистратом.

— Пошлите за доктором! НЕМЕДЛЕННО!

Распорядитель выкрикнул имя, и появился подручный. Он что-то сказал ему на гецианском, и тот исчез.

— Доктор сейчас будет, но хочу внести ясность, что это будет за ваш счет, — распорядитель вызывающе посмотрел на Гирайза, чье лицо, наполовину парализованное, вызывало беспокойство. — Он не может здесь оставаться. Мы переведем его в отдельное помещение. Там ему будет удобнее.

О, ты — сама доброта. Твое искреннее беспокойство делает тебе честь, маленький, ничтожный червяк. Сдерживая свой страх и злобу, он ответила:

— Очень хорошо. Позовите кого-нибудь на помощь. Официанта, который обслуживал нас. В любом случае я хочу задать ему несколько вопросов.

— Кто вас обслуживал?

— Молодой, конечно, не мальчик, коренастый, цвет волос ближе к каштановому, лицо прямодушное и с таким потупленным взором.

— У нас такой официант не работает.

— Работает, я видела его.

— Это не наш сотрудник.

— Вы уверены? — вопрос звучал риторически. Конечно, он уверен, и она теперь может только ломать голову. Кто это был?

Кто же это, действительно, был? Кто-то заинтересован, чтобы победа в Великом Эллипсе досталась Грейсленду.

Распорядитель поднял шум, и к ним подошел кто-то из штата. Подняв Гирайза со стула, они понесли его, держа под руки, сопровождаемые любопытными взорами дюжины посетителей. Некоторые уже отодвинули от себя свои тарелки. Они перенесли его в отдельное помещение — крошечную комнатушку без окон — и усадили на стул у письменного стола. Отступив, они с глупым видом уставились на него.

— Это эпилепсия, да? — спросил распорядитель.

— Нет, — прошептал Гирайз.

— Да, я уже видел раньше такие случаи, — настаивал распорядитель. — Это точно эпилепсия. И причина здесь не в нашей еде.