Великий Эллипс

— Запомни, никого не обожги.

— Не убежит.

Нипер своим сознанием охватил все сознание Искусного Огня, и его собственное сознание соответственным образом изменилось.

Большое пространство. Высокие потолки, яркое освещение, многообразие красок и сотни ног в ботинках и туфлях. Четыре прямоугольных отверстия по сторонам.

Это Длинная галерея — сообщала ему человеческая часть сознания, — где собралось много гостей. Блестящий банкет короля Мильцина в самом разгаре. Четыре распахнутые двери представляют собой четыре потенциальных пути к бегству, и чтобы перекрыть их, нужны четыре отдельные огненные субстанции.

Искусный Огонь мгновенно и легко разделился пополам, затем каждая половинка разделилась еще раз пополам, и каждая новая искра устремилась к двери.

Глубоко внизу, в своей секретной лаборатории, Ниц Нипер каждой клеточкой своего существа ощутил это деление, не причинившее ему боли, мысли от непривычных ощущений смешались, возникла угроза потерять ментальную связь с Искусным Огнем. Замешательство было кратким. Он тут же овладел собой, связь сохранялась, и неожиданно он почувствовал себя в пяти разных местах одновременно. Его собственное тело продолжало неподвижно стоять на полу лаборатории, со стороны наблюдая себя, а внутренним взором он обозревал Длинную галерею с четырех разных точек. Совокупный натиск частично перекрывающих друг друга, движущихся, противоречащих друг другу визуальных образов был не под силу обычному человеческому сознанию. Его мозг не был создан, чтобы переваривать такой стремительный поток сенсорных ощущений, и казалось, что нечто должно прорваться сквозь это напряжение, низвергая его в бессознательное состояние или безумие. Он не осознавал, что его шатает, что какой-то неизвестный ему вонарец подскочил и схватил его за руку, чтобы он не упал. Вонарец что-то говорил, но слова доносились откуда-то издалека и были совершенно непонятны.

Через несколько мгновений его мозг адаптировался, сознание прояснилось, хотя немного плавало, мысленная связь с Искусным Огнем сохранилась. И вот, наконец, момент настал, великий и потрясающий, он мог подняться до вожделенной высоты, распространиться вширь, он мог расти, и он стал большим, сильным, прекрасным, он — Большой Большой Большой, радость и мощь победоносной волной прокатилась по пяти его существам.

Разумный Огонь взметнулся вверх, зеленое пламя одновременно охватило четыре дверных проема. Нипер тут же отчетливо уловил возникшее огромное волнение и смятение. Люди в своих легко воспламеняющихся одеждах кинулись прочь от зеленого сияния и жара, спотыкаясь, сталкиваясь и падая друг на друга. Поднялся шум, страшная какофония — безудержно кричали, визжали, вопили испуганные женщины. Эти женщины бросались в глаза — привлекали их пышные юбки из легкого летнего шелка, они умоляли, они жаждали воспламениться, тонкие нижние юбки и кружева будут пылать великолепно, стоит только к ним прикоснуться маленькой искоркой. И он почувствовал, как тянется к ним, стреляя жадными зелеными языками в эти вздымающиеся юбки, немалое усилие потребовалось, чтобы сдержать себя. Не трогай ничего живого, но эти юбки не живые, они прекрасная и законная пища, но мясо, которое они прикрывают, может поджариться, так что лучше оставить юбки в покое.

Некоторое время он рассматривал интересное зрелище кричащих в панике гостей, пока не заметил, как некоторые из них столпились возле окон вдоль одной стены, и вспомнил, что окна — потенциальный путь к бегству.

НетНетНетНетНетНетНет.

Новая искра пламени отделилась от одного дверного проема и обежала все окна, длинные парчовые портьеры которых предлагали подпитку и подзарядку, которую ему разрешили, чтобы растиРастиРастиРАСТИ, и вот он теперь БОЛЬШОЙ, и теперь его уже пять, плюс еще тело в лаборатории, и сейчас он поднимается выше, к самому потолку, и люди вопят, швыряют сквозь него стулья, чтобы разбить стекла, а это — прекрасно, это первоклассно, поскольку свежий воздух, ворвавшийся внутрь, дал ему силы, взбодрил, и он запрыгал, задрожал, заплясал, радуясь всему происходящему.

Жизнь — прекрасна.

Внизу, в лаборатории, Ниц Нипер легко раскачивался с пятки на носок. Он радостно смеялся и вдруг осознал, что кто-то схватил его за руку и трясет, чтобы привлечь его внимание, и что-то говорит, трещит без умолку, и так настойчиво. Вначале он попытался не замечать эту помеху, но тот не отставал, и ему пришлось поморгать глазами, чтобы увидеть вонарца, который требовал сообщить ему, что происходит.

— Никто не убежит, — ответил он, смутно осознавая, что его веселый, горячий голос ему не принадлежит. — Никто не убежит.

Вонарец что-то спросил, Нипер не понял, что. Он замотал головой, и окружающая обстановка прорезалась в его сознании.

— Искусный Огонь все сделал, — сообщил он. — Длинной галерее ничего не угрожает.

— Если вы действительно запустили огонь во дворец Водяных Чар, то вам лучше подняться в галерею и сдержать или погасить его. — Вонарец говорил повелительным тоном.

Погасить? Предложение показалось ужасным и абсурдным. Незнакомец, кем бы он ни был, ничего не понимает. Он просто не осознал, какая глубокая и сильная связь существует между магистром и его творением, не осознал, какой тотальной властью обладает Нипер. Он испугался воображаемой опасности, он разволновался и затрепетал только потому, что он невежа. Погасить. Ужас, что может породить испуганный человеческий рассудок.

Но этот безымянный вонарец — только первый в бесконечной веренице тех, кто будет замышлять убийство. Рассредоточенное сознание Нипера усиленно пыталось сконцентрироваться на проблеме. Погасить.

— Плохо? — поступил вопрос из Длинной галереи.

— Бояться нечего, радость моя.

В данный момент слуги, должно быть, бегут в галерею с полными ведрами воды и мокрыми одеялами, в глупости своей стремясь превратить триумф в катастрофу. Вонарец прав, понял Нипер. Ему нужно быть там, ему нужно объяснить, что происходит, чтобы защитить Искусный Огонь и его победу. Правда, несколько недель назад король запретил ему покидать лабораторию, и запрет еще не снимали. Но, конечно же, Его Величество простит непослушание, учитывая обстоятельства, и когда ситуация будет верно ему объяснена, Мильцин будет благодарен. Прошлые проступки будут прощены, и талантливый Ниц Нипер вернет себе утраченное расположение, престиж, привилегии и все остальные прелести жизни.

— Да, — Нипер боролся с собой, заставляя сконцентрироваться на вонарце, чье худое лицо, казалось, немного расплывается. — Наверх. Да. Идти. Я покажу вам.

Вонарец кивнул. Он бросил прощальный взгляд на мертвого грейслендского офицера, лежащего на полу, но заставил себя покинуть лабораторию.

Едва осознавая окружающую его реальность, Ниц Нипер с трудом понимал, как он находит дорогу из потайных недр дворца Водяных Чар. Его голова пылала огнем, он просто позволил этому свету и жару вести его. Скоро он осознал, благодаря возмутившемуся телу, что поднимается по крутой лестнице. Нельзя было не заметить даже в таком состоянии, что ему тяжело дышать, сердце колотится, в боку колет. По привычке тело хотело присесть и отдохнуть, но время не позволяло, времени не было — Искусный Огонь нуждался в защите.

Погасить. От одной этой мысли внутри все переворачивалось. В животе сильно кольнуло. Ему надо прекращать поедать тонны этой стряпни, надо уметь предвидеть последствия, вот сейчас они заявляют о себе.

Вверх по лестнице, и живот начал беспокоить его не на шутку, но поправить это не было возможности, он не мог остановиться.

— Радость моя, как ты там? — он послал телепатический вопрос и сразу же услышал в ответ удовлетворенное потрескивание.

— Никто не убежит. Никто не убежит.

Через кладовку и хозяйственную комнату в коридор, оттуда в вестибюль, несколько мраморных ступенек вниз, и снова по коридору, и вот перед ним зияет дверной проем, охваченный зеленым пламенем, и толпа обливающихся потом слуг усердно работает ведрами.

Холодным душем окатили самое сердце огня, и у Ница Нипера перехватило дыхание, он закоченел. Какое-то мгновение он ловил ртом воздух, но пламя вспыхнуло, и его дыхание восстановилось. Согнувшись и обхватив руками разбушевавшийся живот, он, спотыкаясь, шел по залу. Слуги обернулись и с изумлением уставились на него, когда он подошел близко, но он даже не видел их. Он видел лишь зеленое сияние, и он обратился к нему без слов, одной мыслью:

— Прелесть моя, я здесь.

Было трудно думать и тем более говорить, имея во рту язык короля Мильцина. Лизелл отстранилась и отвернула лицо. Язык исчез, но руки продолжали ее держать, и от них не так-то легко было избавиться, поскольку он опрокинул ее спиной на валик кушетки и полулежал сверху. Вырваться можно было, только отпихнув его в сторону.

Теша себя тем, что это возможно, она не могла позволить себе это сделать.

Вновь ей показалось, что тема Разумного Огня умерла навечно. Король более не выказывал и признаков интереса к этой теме, его внимание полностью перетекло в иное русло, и возобновить обсуждение важного вопроса не представлялось возможным без решительного контроля ситуации.