Великий натуралист Чарлз Дарвин
Шрифт:
С сожалением и горечью на самую дальнюю полку шкафа ставит он большие томы, страницы которых столько раз им перечитаны…
В книгах деда внук не находит помощи для себя: слишком велика в них доля воображения и мало фактов.
Даже там, где мысли их во многом созвучны, — в признании борьбы за существование в природе, — внук не обращается к авторитету деда.
А Эразм Дарвин писал:
«Свирепый волк с кормящею волчат Волчицею — гроза невинных стад; Орел, стремясь из-под небес стрелою, Грозит голубке слабой смертью злою; Голубка ж, как овца, опять должна, Кормясь,Такую же картину борьбы за существование описывал Эразм Дарвин в мире растений:
«Деревья, травы вверх растут задорно, За свет и воздух борются упорно. А корни их, в земле неся свой труд, За почву и за влажность спор ведут, По вязу хитрый плющ ползет извивом. Душа его в своем объятьи льстивом».Итак, повсюду в природе идет уничтожение живых существ:
«Вкруг стрелы смерти голод заметал, И мир одной огромной бойней стал».Каждое живое существо обладает приспособлениями к нападению и самозащите, — утверждает Эразм Дарвин.
Эти же идеи занимали центральное место и во взглядах Чарлза Дарвина. Но он не хочет излагать свои воззрения только общими широкими мазками, как это делал его великий дед.
Нужны именно факты и факты. «Я смотрю на излишнюю тягу к обобщениям, как на безусловное зло», — пишет он Гукеру в 1844 году.
Он постоянно проверяет свои обобщения: не ушел ли от научных фактов в сторону фантазии.
На самом же деле Дарвин давно вышел на путь обобщений. Они проскальзывают в его «Дневнике путешествий». Еще в записных книжках 1837–1838 годов, рядом с памятками о днях заседаний в научных обществах и сведениями о продаже домов, встречаются заметки, прямо указывающие, что идея эволюции постепенно складывалась в его уме.
Краткие положения будущей теории происхождения видов Дарвин набросал в 1838 году.
Через три года, в 1842 году, Дарвин записал свои мысли о происхождении видов карандашом на тридцати пяти страницах в виде очерка. Этот очерк был найден под лестницей в шкафу, служившем не для бумаг, а «скорее как склад для предметов, которые не хотели уничтожать».
Плохая бумага, на которой карандашом был написан «Очерк», помарки, зачеркнутые фразы и слова, неразборчивые окончания говорят, что, вероятно, Дарвин делал эти краткие записи только для себя, как черновой набросок того, что ему стало ясно.
В течение двух ближайших лет Дарвин составляет второй очерк, уже значительно более полный, на двухстах тридцати страницах и делает следующее признание Гукеру:
«Я со времени своего возвращения из кругосветного путешествия был занят очень самонадеянной и — нет ни одного человека, который бы не сказал этого, — очень глупой работой. Я был так поражен распространением организмов на Галапагосских островах и т. д. и т. д., что я решил слепо собирать всякие факты, которые могли бы иметь хоть какое-нибудь отношение к вопросу, что такое виды. Я прочел груды книг по земледелию и садоводству и непрерывно собирал факты. Наконец, появились проблески света, и я почти убежден (совершенно противоположно мнению, с которого я начал), что виды (это все равно, что сознаться в убийстве) не неизменны. Да хранят меня небеса от ламарковской чепухи, „стремления к прогрессу“, „приспособления вследствие медленно действующей воли животного“ и т. д. Но заключения, к которым я пришел, мало отличаются от его заключений, хотя причина изменений совершенно
другая. Я думаю, я нашел (вот здесь-то и самонадеянность!) простое средство, при помощи которого виды становятся великолепно приспособленными к разным целям. Тут-то вы застонете и подумаете про себя, на какого человека я тратил время и кому я писал письма!»Основной вывод заключался в признании изменчивости видов и происхождения их от общего корня.
Дарвин прекрасно понимал, что такой вывод совершенно противоречит религиозному учению о сотворении мира богом, о постоянстве и неизменности природы. Он отлично знал, что представители церкви и религиозно настроенные ученые ополчатся на теорию об историческом развитии органического мира. «Знаю, сколько упреков я навлеку на себя этим заключением, — пишет Дарвин одному из своих друзей, — но я по крайней мере честно и обдуманно пришел к нему».
В нескольких коричневых папках накопились заметки и выписки из книг. На самих книгах, которые читал Дарвин, обычно в конце их, им было сделано множество пометок и ссылок. Еще много лет надо работать, чтобы обосновать теорию, — думал Дарвин.
Для него она была ясна, но как убедить в справедливости ее других людей? Фактами, только фактами!
В июле 1844 года Дарвин настолько плохо себя почувствовал, что и сам он, и все родные думали о близости его смерти.
И вот, боясь, что смерть или затяжной недуг не позволит ему разработать свою теорию для опубликования, Дарвин пишет миссис Дарвин письмо-завещание: «…я пишу это на случай моей внезапной смерти, как торжественное изъявление моей последней воли, к которому, я уверен, ты отнесешься так же, как если бы оно было по всей форме внесено в мое завещание».
Дарвин завещает жене напечатать его очерк и оставляет на это нужные средства. Он указывает имена ученых, которые могли бы взять на себя труд по редактированию и рассмотрению его очерка, а также собранные им дополнительные материалы, могущие быть использованными.
К счастью для человечества, пребывание в водолечебных заведениях несколько укрепило здоровье Дарвина, и он продолжал свой труд.
Чтобы сделать свою теорию убедительной для других людей, Дарвин собирал факты и аргументы за и против неизменности видов. Отстаивая теорию изменяемости, он приводил доводы обеих сторон. Всё это потребовало целые десятилетия упорного труда.
Друзья и родные не раз говорили Дарвину о том, чтобы он спешил с напечатанием своей теории.
Ученый не мог решиться на ее опубликование, пока не соберет достаточного количества фактов для обоснования. И он продолжал тщательно собирать их, используя все возможности.
Мальчики из прихода священника Фокса, троюродного брата и друга молодости Чарлза, научились отлично ловить ящериц и змей. Они тащили их к мистеру Фоксу, чтобы тот переслал в Даун мистеру Дарвину.
А в приходе по соседству дети разыскивали дохлых птенцов: мистер Дженикс принимал птенцов и отсылал их также в Даун.
Здесь всё пригодится и всё нужно.
Радуясь богатым сборам детей, Дарвин помнил, что в далеких странах проводит свои исследования Гукер, и он задает ему множество вопросов, просит его вести работу с учетом этих вопросов: есть ли на островах, где нет крупных четвероногих, виды растений с цепкими семенами, приспособленными для запутывания в шерсти животных? Почему на коралловых островах произрастают растения всех крупных систематических групп, но по каждой группе они представлены очень малым количеством видов? Не потому ли, что семена попадают туда совершенно случайно? Какие ракушки встречаются на Кергуэленских островах?
Письмо, написанное им Гукеру от 23 февраля 1844 года, — настоящий план для исследования по вопросу о происхождении видов. Близки галапагосские растения южноамериканским? Верно ли, что на Сандвичевых островах есть виды губоцветных, характерные для отдельного острова? А как обстоит дело в этом отношении с Азорскими островами? Не сможет ли Гукер понаблюдать при случае за цветковыми растениями? Например, такие роды, как «роза», «ива», «малина», считающиеся изменчивыми, — какими видами представлены они в различных и отдаленных друг от друга местообитаниях?