Великий раскол
Шрифт:
Заслушался царь этой легенды, и когда Филиппов пропел последние стихи:
Усе ангелы возрадовалися, И архангелы счудесалися Премладому его смыслу, Превеликому его разуму, А мы запоем аллилуия, аллилуия, О, слава тебе Христе, Боже наш! —царь поднялся с места и пошел в терем.
— А я к тебе, сестрица, душу отвести, — сказал он, входя к царевне Татьяне.
— Я собираюсь
— Не поздно ли?
— Лучше поздно; днем так и глядят все, куда едешь. Там меня ждут.
— Я не долго у тебя сидеть буду… Нужно выбирать патриарха, а кого, не знаем: Питирим…
— Глуп и грамоты не знает, — вставила царевна.
— Павел Крутицкий…
— Вот-то будет патриарх!.. Ему бы бабою быть, а не святителем…
— Илларион Рязанский?..
— Мужик мужиком; ему бы косу, аль серп, да в поле.
— А что скажешь об Иоасафе Тверском?..
— Этот, по крайности, благообразен, хоша не палата ума, да теперь оно и не нужно: пущай только не портит Никоновой работы.
— Видишь, позвал я Филиппова домрачея и просил спеть стих, причем думал: кого он назовет в стихе из четырех святителей, значит того и сам Бог хочет… А он и запой об Иоасафе-царевиче…
— Да коли уж выбирать в патриархи опосля Никона, так, по правде, нет ни одного, но коли его низложили, так не подобает церкви вдовствовать… Гляди, братец, ты вот по слову царицы и Морозова простил Феодосии Морозовой, а та снова свое поет, плюет на наши образы и на наши кресты, бранит Никона антихристом, а нас зовет еретиками, латинниками… Всюду она вопиет: «Наших святых Аввакума, Даниила, Епифания, Феодора сослали, истязают, а теперь сами нашли, что Никон-де латинянин да антихрист…»
— Так что же ты думаешь?
— Да так: нужно вызвать ее святых к собору, пущай восточные патриархи с ними прю ведут…
— Умница ты моя, вызову их сюда… Но тебе ехать надоть, поезжай.
Царевна оделась, взяла с собою одну из придворных боярынь, простилась с братом и уехала.
В Алексеевском монастыре игуменья, как видно, ожидала ее: она встретила царевну у ворот.
Царевна поцеловалась с нею и произнесла взволнованным голосом:
— Отчего мне только теперь дали знать, что мама Натя сильно больна?
— Она несколько часов только как пришла в себя и велела дать знать тебе, царевна.
— Что же с нею случилось?
— Говорят, ее переехали на улице… К нам в монастырь привезли ее добрые люди… Это было 13 декабря. Она была без памяти, вся в крови, ноги, руки, и голова повреждены… Что могли, то мы делали, и вот, милостивая царевна, теперь она пришла в себя.
— Можно ее видеть?
— Можно, можно… я провожу тебя в ее келью…
Игуменья ввела царевну в маленькую келью. Мама Натя лежала на мягкой и хорошей постели, в углу виднелась икона, а там теплилась ярко лампадка.
Царевна сбросила шубу и подошла к кровати. Инокиня как будто дремала. Царевна взяла ее за руку.
— Это ты, царевна… как я рада… я знала, что придешь, — слабым голосом произнесла больная.
— Что с тобою случилось?..
— Потом скажу…
Игуменья, видя, что она лишняя, вышла.
— Говори, ради Бога, мама Натя, что за беда приключилась…
— Когда его увозили… я хотела свернуть сани к народу… схватила за
узду коренных… Стрелец ударил меня по голове, я упала под лошадей… дальше не помню… Помню только, что он узнал меня и крикнул: поклонись…— Так он не забыл меня?
— Как же и забыть-то свою благодетельницу… добро и зло помнятся… Погляди меня царевна… вели свечу принести… хочу знать, целы ли руки… ноги…
Царевна выглянула в дверь. Служка монастырская ожидала у двери келии приказаний. Царевна велела принести огонь.
Вскоре появились в келии свечи. Как ни была мама Натя слаба, но просила служку развязать различные бинты на руках и ногах. Оказалось, что у нее имелись раны и ушибы, но переломов костей не было. После осмотра служка вышла.
— Я тебя, царевна, не видела после собора, — сказала инокиня, — а потом не знаю, кто это так озлобил царя против Никона.
— Да все этот Ордын-Нащокин… Точно так, как Матвеев и Морозов, он требует ввести у нас западные обычаи, а Никон против этого. Рассказывают они царю: как-де Никита Иванович Романов, мой дедушка, сшил было для прислуги своей заграничную немецкую одежду, так Никон-де послал за нею с наказом сказать: «Хочет-де патриарх и своим людям сшить такую». А как принесли к нему, так он велел изрезать одежду. Потом, увидев Никиту Ивановича, он сказал: «Не в одежде просвещение, а в учении», да и заплатил ему за одежду. Нащокин это знает, так и Никон ему неугоден. К тому же Нащокин хочет быть один: и мир-то заключить одному, да потом и в государевых делах быть одному. Но тому не быть: мы с Анною Петровною Хитрово залучим к себе племянника ее, Богдана, тогда и ссадим Нащокина.
— Не можешь представить себе, царевна, как я рада, — прервала инокиня Татьяну Михайловну, — что перелома костей у меня нетути, а раны, те заживут… Мне руки и ноги теперь нужны… нужны для дела: боярам мое вечное мщение… Тогда лишь успокоюсь, когда…
— И я клянусь им вечно мстить: коли можно будет им напакостить, так напакощу… А коли придет время стать за земство, за чернь, за народ, — так я ни денег, ни жизни не пожалею… Они и погубили Никона: зачем-де он был против боярства и воевод… зачем стоял за черную землю и чернь… Теперь уже и Милославские, и Морозов за черную землю… Остальные бояре стоят за боярство: вот и низложили они Никона.
— Не знаю, как ты, царевна, а мне нужно выздороветь, подняться на ноги, и кара будет не за горами… Скоро с небес загремит для них труба страшного суда.
Инокиня поднялась на кровати, устремила блестящий взор свой вдаль и произнесла пророчески:
— Вижу я виселицы и плахи от Астрахани до Казани… Всюду трупы боярские и воеводские висят, и вороны их раздирают, а смрад их душит… душит меня… И в Малороссии трупы их гниют всюду и по городам, и по селам, — и с этими словами она упала без чувств.
— Мама Натя, успокойся, — и царевна испуганно потребовала воды.
Вбежали служки и игуменья. Все усилия их привести ту в чувство оказались тщетными: инокиня бредила и металась на кровати.
Царевна поторопилась во дворец и послала в монастырь одного из царских врачей.
На другой день дали знать царевне, что инокине легче.
Царевна послала отслужить молебен.
Вскоре после того совершился обряд избрания и поставления патриарха: избран был Иоасаф, под именем Иоасафа II.