Великий Рузвельт

Для Рузвельта используемые рабочими в широких масштабах новые формы борьбы создали чрезвычайно острую политическую проблему. Политический истеблишмент, предприниматели в один голос требовали от правительства подавить (любым путем, включая применение грубой силы) рабочий бунт, грозивший наградить вирусом незаконопослушания и анархии все общество. Президент колебался. У него как-то вырвалось: «Чума на оба ваши дома». Но стремление сохранить поддержку рабочих, принесшую ему уже внушительные победы на общенациональных выборах, заставило предпочесть сжатому кулаку сдержанность. На пресс-конференции 15 апреля 1937 г., на которой не было репортеров, но где присутствовали ведущие газетные издатели и редакторы, все как один безоговорочно отвергавшие «новый курс» и жаждущие провала Рузвельта, президент объяснил свой отказ публично осудить «сидячие забастовки» убеждением, что отношения между профсоюзами и предпринимателями должны пройти через эти испытания, прежде чем новые принципы будут усвоены и приняты обеими сторонами. Рузвельт как будто бы вспомнил уроки Вильсона, проповедовавшего терпимость к «заблудшим» душам.

В истории страны еще не было ничего подобного. Пресса писала о сходстве ситуации, возникшей во многих промышленных центрах США, с той, что имела место во Франции и Испании, где у власти в то время находились правительства Народного фронта, а еще ранее в Италии накануне фашистского путча в 1922 г. Реакцию владельцев монополий на эти события и (что поделаешь) само собой напрашивавшиеся параллели высказала 7 января 1937 г. в редакционной статье влиятельная «Детройт фри пресс». В статье под названием «Война против «Дженерал моторс» говорилось: «Президент корпорации Слоун сказал, что вопрос стоит так: либо заводы нашей корпорации будут управляться рабочими организациями, либо менеджмент сохранит свои полномочия. Вот какой представляется нам ситуация» {46}. Напротив, ликованием встречали успехи «сидячих забастовок» жители рабочих кварталов. Известная американская журналистка Мэри Хитон Ворс писала в своем репортаже об окончании стачки на заводах «Дженерал моторс»: «Рабочие вышли на демонстрацию со знаменами, распевая песни. Они остро сознают свой огромный созидательный потенциал. Они прошли путь от заводов до центра города, а затем вернулись к зданию, занимаемому штаб-квартирой профсоюза. Такой массы радостных, возбужденных победой людей Флинт еще не видел. Улицы полны народу. Мужчины и женщины, сидящие в машинах, участники демонстрации, говорят друг другу: «Присоединяйтесь к союзу! Мы свободны» {47}.

Успехи рабочего движения, его роль и влияние в политической жизни могли быть еще большими, если бы оно сумело найти пути к преодолению раскола в своих рядах. Однако ни руководство АФТ, ни традиционалистски настроенная часть общественного мнения не примирились с фактом организации независимого центра и с философией, исповедуемой его сторонниками. Несколько изменив свою собственную позицию в отношении вовлечения неорганизованных рабочих в профсоюзы, сделав ее более гибкой, лидеры АФТ тем не менее не отказались от мысли добиться ликвидации КПП.

Практически вопрос о конституировании КПП в самостоятельный центр профдвижения был решен на конференции Комитета в Атлантик-Сити (осень 1937 г.), которая приняла программу новой организации. Ее первый съезд, собравшийся в Питтсбурге в ноябре 1938 г., принял устав и официальное наименование – Конгресс производственных профсоюзов. Президентом КПП был избран Джон Льюис, президент профсоюза горняков. Раскол между «простым и чистым тред-юнионизмом» и течением, ориентирующимся на более широкие социальные цели, стихийно тяготеющим к антибуржуазности и политической самостоятельности, стал фактом, наталкивающим современников на далеко идущие выводы в отношении будущего.

КПП в первые годы своего становления и развития был боевой организацией, вобравшей многие прогрессивные черты и традиции американского рабочего движения. Своим демократическим духом и решимостью вести последовательную борьбу за экономические и социальные права рабочих, белых и черных, мужчин и женщин, квалифицированных и неквалифицированных, КПП обязан был тому, что он создавался в ходе схваток в промышленности и опирался на рабочие низы, выдвинувшие из своей среды сотни способных, преданных интересам своего класса руководителей новой формации. Самым же существенным было то, что КПП возник и некоторое время развивался как определенная идейная, политическая и организационная общность, одним фактом своего существования бросившая вызов гомперсизму, этому живому воплощению крайностей профсоюзного экономизма, засилия бюрократической машины старых, интегрированных в олигархическую структуру американского общества кастово-замкнутых цеховых союзов {48}.

В качественно новый этап своего развития вступило в 1935–1936 гг. и движение безработных. Внутри его усилились объединительные тенденции, в связи с чем в значительной степени расширился и диапазон его политического влияния на события. Весной 1935 г. на базе руководимых социалистами организаций безработных был создан Рабочий альянс Америки, который в январе 1936 г. принял решение о слиянии с самым крупным и влиятельным течением в движении безработных – советами безработных, во главе которых стояли коммунисты {49}. Уроки борьбы европейского рабочего движения против фашизма и реакции, опыт политики Народного фронта положительно сказались на процессе развития унитарных тенденций. В марте 1936 г. было выработано соглашение об объединении всего движения безработных под эгидой единой организации, принявшей название Рабочего альянса {50}. Коммунисты и социалисты в его руководстве были в большинстве, им принадлежало решающее слово. В принятой съездом (апрель 1936 г .)«Декларации принципов» говорилось о необходимости борьбы за «полную свободу» рабочих н фермеров, используя всю имеющуюся в их распоряжении «политическую и экономическую мощь». В документе высказывалась решимость добиваться установления «нового социального строя, при котором плановое производство в соответствии с нуждами людей заменит сегодняшний хаос в производстве, подчиненном принципу наживы» {51}. Рядовые участники движения едва ли что-либо слышали о стратегических замыслах руководства, но в политических кругах они не могли не остаться незамеченными.

Рабочий альянс приобрел значительное влияние и вес в общественно-политической жизни страны. И АФТ, и КПП поддерживали с ним тесные отношения. Правительство официально признало Рабочий альянс в качестве законного представителя рабочих, занятых на объектах ВПА (WPA). Используя в полной мере оружие непарламентских, массовых действий, Рабочий альянс превратился в одну из важных групп политического давления на правительство и конгресс. В этом факте нашла свое проявление одна из главных закономерностей общественного развития США в «бурное десятилетие» 30-х годов, выразившаяся в неуклонном возрастании роли трудящихся масс в борьбе за социальный прогресс. Многократно вырос объем массы, активно участвующей в историческом действии. Стачки и выступления рабочих охватывали уже не сотни и тысячи людей, а десятки и даже сотни тысяч участников. Поведенческие стереотипы рабочего класса претерпевали серьезные изменения. Этнический и расовый факторы уступали место рабочей солидарности {52}. Самое же главное состояло в том, что рабочее движение в целом поднялось на более высокий уровень политической деятельности.

Рабочее движение в своем подавляющем большинстве поддерживало Рузвельта и «новый курс», но вместе с тем в его рядах крепло убеждение в необходимости прибегнуть к независимому политическому действию. Уже своим участием в избирательных кампаниях в 1932 и 1934 гг. рабочий класс показал, что отныне он не собирается оставаться сторонним наблюдателем за дуэлью двух буржуазных партий, а, напротив, намерен активно вмешаться в нее и оказать поддержку лишь тем общественным деятелям, кто не на словах, а на деле доказал свою приверженность курсу на социальные перемены. Энергичные и решительные действия Рузвельта и его администрации в самый тяжелый момент национального кризиса обеспечили им поддержку миллионов трудящихся, хотя реальные результаты нововведений сказались не сразу и удовлетворили не всех. Когда пришло ощущение несоразмерности достигнутого ожиданиям, появилась и заинтересованность в более глубокой реконструкции общественных структур. Остановиться на полпути или идти дальше – на этот вопрос, вставший перед ньюдилерами во второй половине 30-х годов, у рабочих Америки был однозначный ответ: идти дальше. Воздавая должное усилиям администрации Рузвельта по части помощи безработным и в сфере трудового законодательства, рабочая Америка все более отчетливо сознавала, что все эти меры лишь начало, что они недостаточны и не снимают главного вопроса, как добиться радикального поворота к лучшему. Бюллетень бастующих рабочих компании «Хадсон мотор кар» в апреле 1937 г. так выразил эту мысль: «Мы переживаем переломный момент в истории нашей цивилизации. Пока цены будут расти, а заработки отставать от них, почва для рабочих волнений будет сохраняться. Стачки, рабочие беспорядки, локауты и сидячие забастовки в этих условиях будут учащаться. Современная промышленность похожа на человеческий организм. Есть болезни, с которыми он справляется сам, а есть болезни, которые нуждаются в специальном лечении. Тело человека сообщает о неполадках путем болевых ощущений, этим оно предупреждает об опасности и требует остановиться и прислушаться к тому, что происходит с ним. Конечно, можно принять аспирин и снять боль, но это не остановит развитие болезни. Промышленные волнения как бы являются болью нашего экономического и социального организма. Что-то в нем неисправно, если миллионы людей начинают выражать свой протест массовыми действиями и включаются в стачечное движение. Это предупреждение. Хотелось бы надеяться, что экономический аспирин не будет применяться там, где нужны серьезные усилия для определения средств, действительно решающих реальную проблему» {53}.

Показательно, что с каждым годом все сильнее ощущалась поддержка профсоюзами возродившейся идеи создания третьих, независимых от двухпартийной системы, рабоче-фермерских партий. И это обстоятельство, пожалуй, было самым серьезным доводом для Рузвельта и демократов в пользу налаживания более тесных контактов с рабочим движением. Сама же эта идея дебатировалась внутри рабочего движения еще начиная с 1932 г. Ее приверженцев, как показало развитие на местах, а также съезды АФТ в 1933, 1934 и 1935 гг., становилось все больше {54}. Такие партии были созданы во многих штатах (Висконсин, Миннесота, Монтана, Северная и Южная Дакота, Орегон, Массачусетс и др.) и сразу же заявили о себе весьма активным образом на политической арене. Наметилась тенденция, а кое-где предпринимались практические меры к объединению этого движения на общей платформе. В порядке политического зондажа ряд видных деятелей «нового тред-юнионизма» дал понять, что они даже не исключают возможности создания в скором будущем в национальном масштабе независимой рабочей партии. Об этом вскользь упомянул С. Хиллмен, президент Объединенного профсоюза швейников, в 1934 г. {55}. К его словам Рузвельт все чаще начинал прислушиваться.

В декабре 1935 г. Джон Льюис заявил в интервью: «Насколько мне известно, рабочие в годы администрации Рузвельта получили больше, чем при любом другом президенте. Совершенно очевидно, что их долгом является предложить Рузвельту стопроцентную поддержку на следующих выборах (на президентских выборах 1936 г. – В.М.). Но это вовсе не означает, что рабочие упустили время и не видят необходимости выставить свой собственный избирательный список. Не может быть двух мнений в отношении того, что в нашей стране больше не существует равенства возможностей…» {56} Профсоюзы, занятые войной в собственном доме, в действительности упустили время. Однако косвенное признание сохраняющихся настроений в пользу создания самостоятельной рабочей партии прозвучало и в речи Джона Льюиса накануне выборов 1940 г., когда он, выступая на съезде рабочих автомобильной промышленности, заявил об утрате в народе доверия «к двум существующим партиям», о росте популярности идеи формирования «его (рабочего класса. – В.М.) собственной партии» {57}. Кто-то с радостью приветствовал это заявление, кто-то отнес его к чисто риторической браваде, смахивающей на шантаж.

Несмотря на то, что социальные реформы и успех Рузвельта на выборах 1936 г. были использованы противниками создания самостоятельной рабочей партии в качестве довода, подтверждающего «мудрость» беспартийной политики, однако для очень многих рядовых членов профсоюзов он звучал не слишком убедительно. Попыткой компромисса между сторонниками и противниками независимого политического действия в профдвижении явилось создание в 1936 г. по инициативе Дж. Льюиса и С. Хиллмена Беспартийной рабочей лиги, специального политического механизма, призванного оказывать поддержку сторонникам Рузвельта в обеих партиях {58}. Та же тенденция нашла свое выражение и в образовании секции Беспартийной лиги в штате Нью-Йорк, так называемой Американской рабочей партии, горячо поддержанной всеми нью-йоркскими профсоюзами и оказавшей большое влияние на политическую борьбу в этом штате. Хотя лидеры партии всячески подчеркивали свою приверженность Рузвельту как национальному лидеру, в самом факте активного участия профсоюзов в деятельности партии сквозил намек на возможность осуществления в перспективе этой идеи в варианте «свободного полета» {59}.