Великий Сатанг

Справедливости ради не могу не отметить: за документацию Космофлота, изъятую из сейфа перед сдачей дел, конфедераты неплохо заплатили. Но что с того? Расплачиваясь, они смотрели на меня, словно на мокрицу. Хуже того — как на предателя. Они, сытые и довольные собой, не могли, да и не хотели понять, что мне, пенсионеру, просто необходимо было позаботиться о дополнительном источнике пропитания.

Сворачиваю в переулок.

Прохожих нет. Вместе со мной, рядом со мной, рука об руку со мной — моя святая, моя праведная ненависть.

Никого не прощу.

И ни о чем не забуду.

…Полночь. Я стою в зале Клуба Гимнастов-Антикваров. В медных настенных кольцах — факелы. В сизом воздухе — благовонный дым. Вокруг — борцы; братья мои рады мне, рады искренне, от души, как и я им. Это — моя семья, уже много лет, и я люблю всех их, всех до единого. А Старшего Брата не просто люблю, но и почитаю всем сердцем.

Приветствую тебя, братец. И тебя, братец. И тебя, почтеннейший дядюшка…

Мы строимся. Каждый знает свое место, определенное сроком пребывания в клубе и заслугами. На невысокий амвон медленно восходит Старший Брат — изящный и могучий, как и подобает истому дархайцу.

Он протягивает руки к портрету.

Мы, сделавшись единым телом, глубоко вздыхаем.

ДАЙ!

Мечи вылетают из ножен!

ДАН!!

Единство сметает гниль!!

ДАО!!!

Нет преграды для Истины!!!

ДУ!!!!

И время не хочет ждать!!!!

Словно крылья птицы токон, взметнулись над возвышением белые края лвати.

В абсолютной тишине Старший Брат обращается к нам:

– Борцы! Верные факелы света идей квэхва! Дочери и сыны бестрепетного А Ладжока! Шли дни тьмы и скорби, и не станет их отныне. Настал день радости: восходит в небеса солнце Справедливости — и верх сделается низом, а низ — верхом. Мы, изведавшие мрак неблагодарности людской, ждали рассвета. Рассвет занимается! Посланец явился на Землю, и сладка его весть: близится час отрубить голову дряхлой гидре. Сегодня на сотнях планет тысячи братьев наших внимают слову, посланному с Дархая. Возрадуйтесь же! Нам помогут те, без кого мы всего лишь ничто, ибо светоносный Вождь А помнит о вас, озаренных немеркнущим сиянием идей квэхва. Л-ла джонг’гра тьяхъ’йа каччиал-л ла!

– Плод Ла созрел! — слаженно вторим мы.

Рев. Рев! Рев!!!

Но стены Клуба толсты — не услышит никто. Пока еще не время. Но время придет. Оно уже на пороге…

– Здесь, на Земле, — уже почти визжит Старший Брат, — вас поведу к победе я, ибо уже завтра, нет, сегодня я предстану пред посланцем и приму из его рук благословение Вождя А!

Он ошибается, бедный глупец, но пока еще не знает об этом. В ошибках нет блага, учит Вождь. Пора поправить заблудшего. На коленях ползу к кафедре, и голос мой тих и смиренен, как должно…

– Не позволит ли видевший воочию сияние Вождя обеспокоить незначительным словом единство братьев?..

– Дозволяю, Пятый Средний Брат… — Он, кажется, удивлен.

И я, раздирая ти-куанг, встаю над залом, над блеском мечей и секир, над чадящим багрянцем факелов — наравне с портретом Любимого и Родного.

Оглушительная тишина. Замершие лица.

И яростный размах крыльев птицы токон в клетке из иероглифов къа-дархи; она хочет взлететь, ей тесно на моей исколотой накануне, воспаленной, горящей и ноющей от сладкой боли груди!

Свершилось! Согбенны покорные спины. Лежит ничком Старший Брат — он дархаец, он понял все сразу, и за это смирение я, возможно, прощу ему даже всегдашнее пренебрежение мною. Все они склонились передо мной, перед Лучом Ока Единства на Планете-для-Всех…

Сладостный миг, оплаченный молчаливыми годами ожидания и терпения; неповторимый миг, когда недоумки, мнившие себя равными тебе — МНЕ!!! — впервые падают ниц!

Отныне надо мной — только Вождь.

Но… он далеко. И он — всего лишь дархаец…

Плод ла созрел!

Я запахиваю ти-куанг и в прыгающем огне вижу спины, затылки, города, планеты, державы…

Гниль!!!

Глава 4

…И утихомирь суесловие говорящих без счета и меры, Господи, Господи!.. ведь многие словеса, рассыпаясь подобно зерну плесневелому, затмевают рассудок мудрому, и растлевают сердце глупому, и оправдывают деяния неправедного, и помрачают намерения добронравного. И, утратив Святость, Слово перестает быть Богом; не страшишься ли, Вседержитель?.. Дай же прелюбословам вертограда сего краткий час и долгий миг, дабы оглянулись, а оглянувшись — успели, узрев, уразуметь и, уразумев — ужаснуться плодам посевов своих, Господи!..

Рассказывает Яан САН-КАРО, журналист со связями.

36 лет. Гражданин ДКГ

10–13 июля 2215 года по Галактическому исчислению

Тридцать шесть, ни больше ни меньше. А с утра уже пошел и тридцать седьмой. Такие вот дела. Хотя по виду и не скажешь. Впрочем, умываясь, обнаружил в укладке несколько сединок, две, нет, даже три. Вырвал их с корнем и долго рассматривал. Потом спалил над слабеньким огоньком зажигалки. И долго, с ожесточением натирал щеки лосьоном…

Не хочется стареть. Тем паче, если всегда выглядел пацан пацаном и успел привыкнуть. В работе сие подчас даже помогало: кто ж заподозрит в чем-то конопатенького любознательного дебютантишку? А что касается телок, так их отчего-то как раз и доводит до полного оргазма тот факт, что с Королем Сенсаций, Золотым Пером, и прочая, и прочая, в общем — с почтенным мэтром (Господи-ж-Боже-ж-ты-ж-мой! Это я-то почтенный мэтр! Приехали, Яник!) можно накануне койки сбегать на дискотеку и там не слишком уж выделяться среди прочих парочек.

И тем не менее: тридцать шесть. Ни то ни се. Время, как говорится, собирать камни. А если не хочется, а? Если не все еще разбросано толком — тогда что?! В частности, и поэтому тоже за последние шесть лет я так и не покушал маминого именинного пирога со свечками. Зачем видеть, как из года в год свечей становится все больше? Не хочу смотреть, что мама, хоть и в праздничном платье, а стала совсем седой, что дядя Гиви еле ходит, да и то — с тростью, а Берта Исааковна, «железная леди» нашего старого двора, постоянно пытается припомнить, о чем это она только что говорила, и злится на всех вокруг, потому что вспомнить сама не умеет…

Не хочу! А маме нужно позвонить…

«Привет, мамуля!» — сказал я в трубку и поздравил с рождением великого сына. И, ясное дело, тут же услышал в ответ, что я — кретин, забывший про старую мать, которой уже недолго осталось, но меня все равно любят и поздравляют, и сегодня вечером, конечно же, будет пирог с тридцатью шестью свечками, и что Гиви с Бертой звонили и обязательно зайдут, а тетя Мэри слегла с микроинсультом, но она все равно не забыла и звонила вот только что, а еще к семи придут Фицпатрики, и я вдвойне кретин, потому что их девочки очень хорошие, особенно Пеппи, а кстати, как я тут питаюсь?.. Так вот, девочки Фицпатриков, это же чистое золото, особенно Пеппи, но и Лу тоже ничего, и я вообще кретин втройне, потому что совсем не хочу знать, что старой матери необходим внук, пока она еще способна о нем позаботиться, чтобы дитя не выросло таким полным кретином, как ее, прости Господи, убоище-сын, и кстати, сынуля, ты…