Великий Сатанг
Шрифт:
Двуногий вот! Он обхитрил! Он подкрался и бросил!
Тяжелое, свистящее, летящее ниоткуда ударило. Больно. Ударило очень. Злой двуногий. Жадный двуногий. Он близко. Он взять сладкое, холодное. Он близко уже…
Двуногий, умри!
Крыса прыгнула, целясь в лицо человеку.
Но смуглый юнец в чистеньких, добела выгоревших, некогда пятнистых лохмотьях, легко уклонившись от жутких клыков, перехватил красноглазую убийцу в полете, скрутил ее, смял — и рванул. И еще раз! И еще! И еще!..
Крыса заверещала, истекая жаркими алыми струйками, бьющими из кровавых дыр на месте лапок и хвоста. А спустя мгновение, недобитая, была брошена на траву.
И тогда из ближних кустов поднялись люди.
Плотным кольцом обступили они умирающую тварь и не проронили ни
Крыса получила по заслугам. Люди Барал-Лаона ничем не обидели ее. Она же приходила в ночи. Красть младенцев, которых и так немного. Которые нужны Барал-Лаону. Это не по доброй идее квэхва. Это по злому закону Земли. Проклятой страны демонов, куда заманили исчадия тьмы доверчивых людей Дархая…
Крысу не жаль. Люди Барал-Лаона никому не приносят зла. Но они — дети идеи квэхва, и они умеют постоять за себя. Крыса забыла об этом. И поэтому крыса будет страдать. Долго. До тех пор, пока не умрет.
А потом будут наказаны те, кто послал ее.
Это будет справедливо.
Юнец, наказавший людоеда, стоял, горделиво расставив ноги, и кровавые потеки на его лице, не высыхая, смешивались с крупными каплями пота. Он победил. Он отныне борец, взявший жизнь врага. Когда вернется Кайченг, к рукаву пятнистой куртки победителя будет прикреплена нашивка. И одна из женщин, он еще не знает, которая из восьми десятков готовящих пищу людям Барал-Лаона, ляжет перед ним и раздвинет ноги. Он не знает еще, кого определит для этого Кайченг. Хорошо, если это будет Конопатая Мью. Он видел ее у ручья; она грелась на солнце, и ему понравилось смотреть. Хуже, если пришлют бабушку Дхяо. В любом случае решать не ему…
Как бы то ни было, он был счастлив.
Люди Барал-Лаона смотрели на него с одобрением, а разве есть награда выше, чем похвала тех, среди кого вырос?
Вот — Конопатая. Она рада. Вот мать. Она довольна. Доволен и отец. И мелкота приплясывает на месте, предвкушая, как сегодня же будет играть во внутреннем дворе поселка в него, одолевшего ночного людовора.
А вот — Вещий. Ему следует поклониться.
Победитель преклоняет колена перед невысоким сухопарым мужчиной с наголо обритой головой и сетью мелких морщин, рассыпанных по щекам. Стар ли он? Наверное, да. Люди Дархая стареют рано. Сколько зим встретил и проводил он? Не менее пятидесяти, это наверняка. А может быть, и больше. Он, и Кайченг, и отец победителя крысы были среди тех, кого обманом увели с благословенного Ю Джуга заоблачные демоны. Но и Кайченг, и отец, и Однорукий Крампъял были тогда немногим старше, чем юный борец. Вещий же и в те дни был стар, и кое-кто болтает, что старик обладал нашивками даоченга. Победитель крысы уверен: это досужие побасенки. Разве есть на всем свете столько людей правильной идеи квэхва, чтобы набрать целое дао? А если болтуны не лгут, так отчего же главенствует в Барал-Лаоне не он, а Кайченг?..
Нет, одолевшего крысу не проведешь. Он молод, но не по годам мудр.
Старик прикасается ладонью к потно-кровавому лицу юноши, проводит пальцами вниз, вверх, ощупывает, размазывая по коже светло-розовые потеки. Он ничего не видит пустыми провалами глаз, но руки сообщают ему все, что следует знать.
– Дай. Дан. Дао. Ду, — говорит слепец.
И люди Барал-Лаона отзываются размеренно и тихо:
– Дай. Дан. Дао. Ду…
Они чествуют победителя. Они воздают ему, с позволения Вещего, наивысшую почесть, возможную до того, как вернется Кайченг.
Старец наклоняется к затихшему людокраду. Крыса уже не пищит. Лежит на испачканной кровью траве рваным серым комком, и бусинки глаз неподвижно таращатся в синее предгрозовое небо. В равнодушное небо обители демонов. Перед которыми слабы, но которых не боятся люди отважной идеи квэхва.
– Терпеть больше нельзя, — говорит старец, выпрямив спину. — Терпеть больше нельзя!
Хмурые лица оживают.
Верно сказано. У терпения и миролюбия есть предел. Не в крысе дело. Она была лишь прислужницей зла. Дело в демонах. Они не дают покоя честным
людям квэхва. Они не хотят сидеть в грязных руинах своих городов. Им мало крови людей Земли, заслуживших свою участь. Демонов давно пора покарать. Они близко. Они здесь. Вот в этой роще; иные из людей Барал-Лаона даже видели их, когда выходили на сбор кореньев. Исчадия зла хитры; они притворяются то призрачными девами, то забавными, безобидными на вид клубками шерсти. Исчадия зла трусливы: они никогда не нападают сами. Демоны подсылают своих прислужников. Нынче — крысу-людоеда. А две луны тому — стаю диких дворовых котов, обитавших в отдаленных руинах…Что нужно было котам от людей квэхва? Люди квэхва не ходят в груды камня, где вольготно живут коты. А стая пришла и натворила немало бед. Многие были порваны и выжили не все; загончик для псов разорен, и обглоданных скелетов полезных было так много, что поселку даже не нужно было столько копалок и шильц. Коты пришли не сами, нет: их послали, их позвали, их навели…
– Пусть зло будет наказано! — повелевает старец.
В отсутствие Кайченга он имеет право отдавать приказы. И люди довольны. Они торопятся в поселок. Они приносят много хвороста, и достаточное количество пакли, и прикатывают бочку с темной вонючей водой, которая бывает полезна в зимнюю стужу.
Каждое из трехсот деревьев обкладывают они тем, что умеет гореть, и обливают тем, что заставляет пылать. Это правильно. Так следовало сделать давно. Как сделали это со своими демонами люди поселка Пао-Пао, что лежит в полудне пути, у самой соленой воды. Демоны топили детей и не разрешали рыбе идти в сети. Они не слушали увещеваний. И тогда смелые люди квэхва залили в мелкую соленую воду много-много бочек темной вонючей воды, которая умеет гореть, и духи зла метались в волнах, и зеленый старик звал на помощь, и девы, покрытые чешуей, клялись не вредить больше, но поздно было — ничем могли и не хотели помочь демонам беспощадно-справедливые люди квэхва из поселка Пао-Пао. Вот как нужно поступать с демонами. Тогда они закаятся причинять зло…
По каменным тропинкам леса прошли мстители, мимо железных ворот, хранимых обезглавленными людьми Земли, крошащимися под дождем, и обильно умастили прибежище демонов тем, что дарит пищу огню.
И, высоко неся факел мести, вышел вперед Вещий.
– Слушайте, злые! — произнес он торжественно, и в пустых глазницах мерцало темное пламя гнева. — Разве докучали вам люди квэхва? Разве оскверняли мы пыль любезных вам развалин?.. Ничего вашего не взяли мы, разве лишь немного кореньев и плодов, да еще собак приютили, ибо необходимо мясо человеку!.. Небеса подтвердят: все взятое оплачено честно. Разве не дарили мы вам лучших щенков, толстых и тяжелых? Разве не бросали вам самые спелые из собранных плодов?! Вы же злом ответили на добро и сами пожелали войны. Так сгиньте же и будьте прокляты, как проклята на веки вечные ваша обитель, трижды неблагословенная Земля!
– Земля! Земля! Земля-а-а… — откликнулось эхо.
И запылал костер.
Затрещали, закорчились, вздыбливаясь и хрустко ломаясь, корявые ветви, стоном отозвалась земля, и с визгом лопались мохнатые кустарники. А старец смеялся, указывая на огонь пальцем, и громко извещал людей обо всем, что видят незрячие очи. Скулил и завывал лес, метались, не умея спастись, призрачные девы, истекали дымом пушистые карлики, тщась зарыться в горящую, спекшуюся землю, и козлорогий, вопя, скакал по угольям на обожженных, плавящихся копытах…
И люди миролюбивой идеи квэхва, не видя, внимали Вещему, и радостно было им, потому что наказаны демоны и не скоро посмеют, устрашенные, вернуться в обугленный лес.
Нет сомнений: когда вернется Кайченг, он одобрит хорошее дело, тем паче что совершившееся не повернуть вспять и того, что случилось, не изменить.
Если же найдет сделанное неверным, то разве поднимет руку на старца?
Покарав злых, люди ушли с места, ставшего запретным.
Никаким трудом нельзя заниматься более в день битвы с демонами. Следует вернуться в поселок, омыть лица студеной колодезной водой, а затем, собравшись за вечерним столом, молчать и слушать слово Вещего.