Великий Сатанг
Шрифт:
– Я ненавижу тебя! — вновь прозвучали жуткие слова, на сей раз — вполне спокойно. Внятно. Осмысленно.
– Опять? И за что же на этот раз? — Гнев девы, кажется, забавлял сребровласую. Она не сердилась!
– Андрэ! — бичом ударил крик.
– А! Понимаю. Теперь, значит, Андрэ. Ну а почему же ты снова решила ненавидеть меня?
– Ты лежала с ним. Ты! — еще один крик-щелчок.
– Лежала. В награду за доблесть.
– А после? Второй раз, и третий, и вчера? Ведь он вчера был с тобою?
– Допустим, Яана. Даже наверняка. И что же?
– А
– К возлюбленной Звездного?
Она явно веселилась, дразня дочь. Легкая улыбка то и дело появлялась в уголках губ, а пальцы тем временем мяли и гладили почти утонувшую в узкой ладони грудь курносой, и девчушка время от времени тихонько повизгивала.
– Мать! — Янтарно-загорелое лицо Яаны потемнело. — Ты сама знаешь, что это не так. Звездный далеко. Может, его уже и нет. И ты сама велела мне пойти с ним!
– Это верно. А разве тебе было плохо?
– А? — На миг Яана растерялась. — Нет. Мне было хорошо. Но он не здесь. И я хочу тех, кто близко. Я хочу Андрэ! Зачем он тебе?
– Во-первых, затем, что его имя Андрэ, — с неожиданной серьезностью ответила седая, и по лицу ее видно было, что это не ложь. — Впрочем, тебе не понять. С тебя довольно, что из нас двоих он хочет меня.
– Лжешь!
– Ты думаешь, Яана? Малыш! — Среброголовая приподняла руку, освобождая курносую. — Кликни Андрэ, да поживее!..
И худышка мигом выбежала прочь, лишь входной полог колыхнулся вслед…
Прежде чем успела ткань успокоиться, вызванный явился.
И встал на почтительном расстоянии от ложа, стараясь не встречаться взором с Яаной.
– Ты звала, Старшая Сестра? — Крестообразный рубец мешал ему говорить внятно.
– Звала, Андрэ. — Голос среброголовой был не просто спокоен, но, пожалуй, даже и равнодушен. — Яана сердита. Ты избегаешь ее. Неужели моя дочь тебе противна?
– Нет! — вскинулся юноша. Так неложно, что глаза златовласой на частицу мгновения потеплели.
– Тогда она — твоя. До возвращения Звездного. Разве могу я хотеть дурного дочери? Но… — лежащая откинула покрывало и удивительно гибким движением скрестила ноги, — дорогу сюда забудь. Людям аршакуни следует помнить о целомудрии…
Андрэ замер. Лицо его побагровело, и рубцы вспухли мелкими капельками крови. А потом он упал на колени. Чего никогда не делают люди аршакуни.
– Старшая Сестра! — почти прорыдал юнец. — Не гони меня. Не гони. Не гони меня, Старшая Сестра!..
И вот теперь-то улыбка лежащей стала явной. А голос — грудным и тягучим.
– Разве я гоню тебя, маленький? Ну-ка, назови меня так, как можно тебе…
– Не гони меня, Эльмира! — Юноша почти плакал.
– Эльмира? Разве так нужно? Скажи, как ночью, я разрешаю…
– Лемурка, не гони меня… — уже со слезами.
– Я не гоню тебя, Андрюша. Мой Андрюша… — Голос среброволосой сделался зовущим, и смысл слов перестал быть важен. — Иди ко мне, ну иди же скорее…
Тело ее напряглось, каждая часть его заиграла, зажила; ноги медленно раздвинулись, чуть согнувшись
в коленях, и слабый, сладковато-приторный запах ударил в ноздри, бросив рыдающего юнца на ковер, и ползком поволок его к ложу, словно невидимый аркан…Глаза Яаны остекленели.
– Стой! — Эльмира натянула покрывало до плеч. — Придешь вечером. Можешь идти.
Поглядела вслед. Пожала плечами:
– Вот так, дочь. Что скажешь?
– Я скажу… — тихо, нараспев и оттого вдвойне страшно выдавила Яана. — Ты всегда унижала меня. Всегда. Ты отбираешь тех, кого хочу я. Ты отдала меня Звездному, которого я не хотела. И еще ты отдала Звездному знак власти, который обещала мне. Ты поганая сука, и я не прощу тебе ничего, Старшая Сестра…
– Молчать!
Жесткая сила приказа не допускала и намека на тень ослушания. Легко, резвее курносенькой худышки, Эльмира взвилась с ложа, единым прыжком встав лицом к лицу с дочерью.
– Девчонка! Вот сейчас ты и впрямь ненавидишь. Ох как ненавидишь! Будь я на твоем месте, я сказала бы: возьмем мечи и выйдем в степь. Ну, пошли?!
Неуловимо быстрое движение; невесть откуда взявшийся короткий меч лег в руку Старшей Сестры, и ярость во взоре златовласой испарилась, начисто вымытая ужасом.
– Что ты, мама?!
Дева рванулась к выходу — и не успела. Резкий рывок изящных, почти стальных пальцев, и вот она уже отброшена на влажное материнское ложе.
– Ты назвала меня сукой, дрянь! Меня! Что ты понимаешь? Что ты вообще можешь понять?! Ты, рыжая стерва, неспособная отбить мужика у меня, старухи! И знаешь почему? Потому что тебе просто хочется, и ты даешь, а я делаю из мальчишек мужчин, и они чувствуют это!..
Зарывшись в войлочные подушки, Яана дрожала всем телом, и никто сейчас не назвал бы ее красивой.
– Ты боишься! От тебя завоняло, как от падали, едва речь зашла о мече! А я уже не могу без меча, тебе ясно?! Почти двадцать лет я не женщина, я даже не человек! Я — Старшая Сестра, хочу того или нет… И чтобы хоть ненадолго забыть об этом, я кидаю под себя мальчишек и имею их, как хочу, но все равно наступает утро, и я опять — Старшая Сестра!..
За шевелящимся пологом мягко шлепнуло тяжелым о твердое: рухнул без чувств страж, услышавший крик всегда спокойной Старшей Сестры. И она взяла себя в руки.
– Пойми: в одной руке — ты, бесхвостая лягушка, в другой — меч, а вокруг — только смерть. А я обязана была выжить, потому что у меня была ты, и еще потому, что люди смотрели на меня и надеялись. Тебе ясно? Надеялись! И я выжила и заставила выжить других, и знаешь почему? Потому что у других была только надежда, а у меня была мечта. Мечта, Яана!..
Захлебнувшись, Эльмира умолкла. Сбросила безрукавку, оставшись совсем обнаженной. Провела ладонью по лицу.
– Ты ведь никогда еще не убивала, разве нет? Ты даже не хотела смотреть, как это делают другие! Еще бы! Принцесса боялась запачкать ручки. А я не боялась. Мне нельзя было бояться. И я рубила головы!..