Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»
Шрифт:
По данным обследования 1905 г., в землепользование крестьянам было отведено 138,7 млн десятин пахотной земли, 101,8 млн десятин находились в частном землепользовании. Кроме того, 154,7 млн принадлежали казне и различным государственным учреждениям. Этот неприкосновенный фонд был частично распечатан после аграрных волнений 1905 г. Столыпин был непосредственно причастен к реализации данной меры, призванной успокоить крестьян. Особенно сложно ему пришлось при решении вопроса об удельных землях, представлявших собой общую собственность императорской фамилии. Николай II выразил готовность уступить крестьянам удельные земли, но требовалось решение всех членов императорской фамилии. Столыпин ездил к великим князьям, в частности к великому князю Владимиру Александровичу и его супруге Марии Павловне, и с большим трудом добился их согласия. Однако казенные, удельные и кабинетские земли не могли удовлетворить потребности крестьян. Пригодная к обработке часть этих земель и без того находилась в их руках на правах льготной аренды, а большая часть казенных земель была лесными угодьями.
Крестьяне давно смотрели на земли помещиков. С давних времен в крестьянской среде жила мечта о «черном переделе», то есть полном и окончательном переходе земли в руки тех, кто на ней трудится. Крестьянской мечтой охотно пользовались революционные агитаторы, и не случайно народнические организации, бросившие
Столыпин указывал на пагубные последствия «черного передела»: «Путем перераспределения всей земли государство не приобретет ни одного лишнего колоса хлеба. Уничтожены, конечно, будут культурные хозяйства. Временно будут увеличены крестьянские наделы, но при росте населения они скоро обратятся в пыль, и эта распыленная земля будет высылать в города массы распыленного пролетариата» [256] . В этом вопросе взгляды Столыпина были созвучны с мнением экспертов, близких к Постоянному совету объединенных дворянских обществ. По их подсчетам, раздел помещичьей земли между крестьянами не смог бы снизить остроту аграрного вопроса. При кадетском проекте отчуждения 30 – 35 миллионов частновладельческих десятин «крестьяне получат прибавку менее чем половину десятины на наличную душу, которая будет поглощена приростом населения в 5 – 7 лет» [257] . При более радикальном варианте передела, о котором говорили эсеры, то есть при переходе в крестьянские руки всех помещичьих, церковных, монастырских, удельных и казенных земель, на каждый крестьянский двор в 44 губерниях Европейской России пришлось бы по 5,1 десятины земли. Кстати, это не означало, что крестьянские владения увеличились бы на эту площадь, так как крестьяне арендовали у помещиков почти 20 миллионов десятин земли. Уничтожение «культурных хозяйств», которого опасался Столыпин, нанесло бы удар по аграрному сектору, поскольку крестьяне вели примитивное хозяйство по сравнению с помещичьими экономиями. Его бывший заместитель по Министерству внутренних дел В.И. Гурко, ставший управляющим делами Постоянного совета объединенного дворянства, отмечал: «В действительности владельческие, обрабатываемые силами экономии земли превышают по своей урожайности крестьянские земли едва ли не в два раза» [258] . По самым скромным подсчетам, переход 33 миллионов десятин земли в руки крестьян приведет к потере 250 – 300 миллионов пудов зерна ежегодно. России придется полностью отказаться от экспорта зерна, а значит, от денежных поступлений из-за границы.
256
Столыпин П.А.«Нам нужна великая Россия». Полное собрание речей в Государственной думе и Государственном совете. 1906 – 1911. С. 90.
257
Пестержицкий Д.Опыт аграрной программы. М., 1906. С. 57.
258
Гурко В.Отрывочные мысли по крестьянскому вопросу. СПб., 1906. С. 13.
Все предки Столыпина принадлежали к поместному дворянству, сам он также был помещиком и владельцем нескольких имений. Естественно было ожидать, что дворянин Столыпин будет отстаивать интересы дворянского сословия. Вместе с тем позицию Столыпина по аграрному вопросу нельзя свести к эгоистической защите узкосословных дворянских интересов. На глазах Столыпина таяло и исчезало благородное сословие, с которым он был крепко связан своим происхождением, воспитанием, родственными связями и родом службы. Вряд ли его могло радовать оскудение дворянства, но тринадцатилетняя служба предводителем дворянства привела Столыпина к печальному выводу, что историческая роль российского дворянства уже сыграна. По крайней мере такое убеждение он выражал, когда покинул должность ковенского предводителя дворянства и стал губернатором. Об этом свидетельствуют всеподданнейшие отчеты саратовского губернатора.
Здесь мы частично возвращаемся к вопросу о том, имел ли Столыпин продуманную программу реформ, когда был призван на пост министра. Владимир Гурко, встретивший провинциала во всеоружии столичного чиновничьего опыта, пренебрежительно говорил, что у Столыпина не имелось целостной программы и он даже не был в курсе вопроса о поземельной общине. В данном случае Гурко совершенно не прав, причем он мог бы убедиться в своей ошибке, если бы взял труд ознакомиться со всеподданнейшими отчетами саратовского губернатора, к которым имел доступ по должности. В этих докладах Столыпин четко и недвусмысленно изложил свои взгляды на аграрный вопрос. В докладах губернатора, который в недавнем прошлом являлся предводителем дворянства, сквозит скептическое отношение к настоящему и будущему благородного сословия. Столыпин понимал, что дворянство уже не является кадровым ресурсом, как это было на протяжении нескольких веков. Он докладывал императору: «В большинстве уездов совсем нет местных дворян, отвечающих требованиям, предъявляемым к земскому начальнику, и желающих служить в этой должности» [259] . Институт земских начальников был учрежден при Александре III с целью усиления дворянского элемента среди местных властей. Земским начальникам были даны широкие полномочия. Проблема состояла только в том, что дворяне даже не смогли в полной мере воспользоваться очередной привилегией. Не только в Саратовской, но и в других губерниях места земских начальников оставались вакантными из-за отсутствия мало-мальски достойных кандидатов среди местных помещиков. Более того, Столыпин докладывал: «В некоторых уездах с большим трудом избираются даже уездные предводители дворянства». Он называет это явление весьма прискорбным, но вынужден констатировать, что помещики не живут в своих имениях.
259
Всеподданнейший отчет Саратовского губернатора П. Столыпина за 1903 год // П.А. Столыпин. Грани таланта политика. М., 2006. С. 57.
Все изменилось с той далекой поры, когда
прадед Столыпина впервые был избран предводителем Пензенского дворянства. Помещики уже не были хозяевами положения в уездах, да и помещичьи имения быстро уходили из дворянских рук. Статистика свидетельствует, что более 30 тысяч помещиков являлись таковыми только по названию. Их «имения» не превышали 20 десятин, то есть были сравнимы с совокупным земельным наделом одной крестьянской семьи. Что касается крупных землевладельцев, то треть уже не принадлежала к дворянскому сословию, а была главным образом купцами и зажиточными крестьянами [260] . Одной из причин, по которой Столыпин резко отрицательно относился к идее насильственного отчуждения помещичьих земель, было опасение, что эта мера подорвет принцип частной собственности. «Кто же поверит тому, – вопрошал Столыпин, – что, если понадобится со временем отчудить земли крестьян, они не будут отчуждены». По выражению первого министра, передел земель можно было уподобить Тришкиному кафтану, у которого обрезали полы, чтобы сшить рукава.260
См.: Дякин В.С.Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 – 1911 гг. Л., 1978. С. 13.
Столыпин предлагал не нарушать священный принцип частной собственности, а, наоборот, положить его в основание аграрной реформы. После отмены крепостного права в 1861 г. крестьяне получили право пользования, но не владения своими наделами. Господствовала общинная собственность на землю. Выработанный веками общинный уклад являлся удобным способом защиты от всех превратностей сельской жизни: стихийных бедствий, неурожаев, враждебных соседей. В общине существовала круговая порука и взаимовыручка. Если крестьянин умирал, община поддерживала его семью. Когда общинник строил дом, ему всем «миром» оказывали «помочь». За недоимку бедняка отвечала вся деревня. Оборотной стороной общинных порядков было принижение индивидуальной личности перед сельским «миром». Община поддерживала искусственное равенство. Внутри нее нельзя было полностью разориться, но столь же нелегко было разбогатеть.
Для русской интеллигенции сельская община была святыней, с существованием которой связывались самые различные надежды. Славянофилы видели в общине краеугольную основу русской народной жизни, а в общинной взаимовыручке и взаимопомощи – главное отличие России от «гниющего Запада» с его индивидуализмом, корыстолюбием и эгоизмом. В то же время бывший западник Александр Герцен усмотрел в общине прообраз будущего социалистического строя. Его идеи восприняли народники, для которых общинные порядки стали своего рода культом. В начале XX в. община одновременно представлялась воплощением диаметрально противоположных идей. Эсеры, взявшие на вооружение основные положения народнической доктрины, а также многочисленные наследники народничества считали общину социалистическим символом. Для консерваторов сельская община была историческим устоем, осененной триадой «Самодержавия, Православия, Народности». Власть рассматривала общину в качестве удобного административного рычага и способа взыскания недоимок при помощи круговой поруки крестьян.
Между тем община, вокруг которой велись жаркие споры, являлась анахронизмом, сковывавшим личную инициативу. Систематические переделы напрочь подрывали стимулы для улучшения плодородия почвы и использования агротехники. Типичной была жалоба одного крестьянина, высказанная во время обследования хозяйств Смоленской губернии: «Я или другой старательный хозяин на свои паи положил, как следует, навоза, и хлеб стал родиться. Смотришь, передел земель, досталась опять неудобренная полоса. В покосах то же самое. Повырезал кочки, порасчистил, вывел кое-как щетину, а как передел – опять вперли куда-нибудь в болота…» [261] Наделы распределялись по числу мужских душ в семье, причем таким образом, чтобы каждому общиннику доставалось поровну хорошей и плохой земли. В некоторых местах погоня за равенством приводила к абсурду. Крестьянский надел оказывался раздробленным на множество полосок, разбросанных на большом расстоянии. В Ярославской губернии встречались наделы, разделенные на 120 полосок. Более того, в общине сохранялось периодическое перераспределение земель. Через несколько лет наделы возвращались в общий котел и делились заново. При этом тщательно смотрели, чтобы новый надел оказался в другом поле.
261
Чернышев И.Крестьяне об общине накануне 9 ноября 1906 г. СПб., 1911. С. 19.
Ряд специалистов указывали на коренные пороки общинного землевладения. Среди них был двоюродный дядя Столыпина – Дмитрий Столыпин, товарищ Михаила Лермонтова и брат Монго Столыпина, о котором рассказывалось в первой главе этой книги. В 80 – 90-х гг. XIX в. Д.А. Столыпин занимался изучением экономического положения российского крестьянства и пришел к выводу, что община сдерживала переход крестьян к более высокой агротехнике и интенсивному хозяйству. Он указывал, что постоянные переделы земли лишают возможности крестьянина вводить улучшения, ибо данный земельный участок находится лишь во временном его владении и с новым переделом может перейти в другие руки. Еще одним пороком общинных порядков Д.А. Столыпин считал круговую поруку, которая ложится тяжелым бременем на платежеспособных членов общины. Альтернативу общинным порядкам Д.А. Столыпин усматривал в хуторском хозяйстве, при котором владелец-крестьянин мог бы вводить всяческие улучшения. Д.А. Столыпин возглавил комиссию для исследования вопроса об устройстве крестьянских хуторов на владельческих землях, созданную по инициативе Московского общества сельского хозяйства. Наиболее полно и подробно Д.А. Столыпин развил свои взгляды в труде «Арендные хутора».
Мы уже отмечали, что не располагаем сведениями о том, что П.А. Столыпин изучал труды своего дяди, хотя это более чем вероятно. В любом случае интересно, что под влиянием этих трудов или независимо от них П.А. Столыпин пришел к аналогичным выводам. На его позицию могли повлиять не только теоретические исследования, но и сугубо практические наблюдения, относящиеся к периоду жизни в Ковенской губернии. В Прибалтике хутора были распространенным явлением. Кроме того, из-за причудливой конфигурации границ Столыпин ездил из одного имения в другое через территорию Германии. Его дочь Мария вспоминала: «Он всегда много рассказывал о своих впечатлениях, возвращаясь из такой поездки «за границу», восхищаясь устройством немецких хуторян и с интересом изучая все то, что считал полезным привить у нас. И многое из виденного и передуманного послужило ему основой при проведении им земельной реформы много лет спустя» [262] .
262
Бок М.Л.Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине. С. 43.