Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

Ссуды переселенцам были не единственной статьей расходов переселенческого управления. Оно строило дороги, занималось гидротехническими работами, распространением агротехнических знаний и даже направляло в Сибирь и на Дальний Восток ботанические экспедиции. Деятельность Переселенческого управления подвергали критике многие современники. Писали о кое-как проложенных дорогах, неумелости и лени чиновников. Бывший служащий Главного управления землеустройства и земледелия И.И. Тхоржевский защищал честь своего ведомства в парижской эмиграции: «В то время не говорили «догнать и перегнать Америку», но масштабы и темпы колонизационной работы пришлось взять рекордно-американские. При отсутствии в Сибири земства и общей отсталости сибирской администрации Переселенческое управление занималось всем: проводило дороги, торговало молотилками, строило больницы, копало колодцы, корчевало и осушало, сооружало церкви, посылало в глушь – крестить и хоронить – разъездные причты…» [326]

326

Тхоржевский И.И.Последний Петербург. Воспоминания камергера.

Еще раз сошлемся на воспоминания В.Г. Тюкавкина, который молодым ученым, «проработав» все произведения Ленина, обратился к архивным фондам о переселенческом деле и вдруг увидел совершенно иную картину вместо описанной в сочинениях классика марксизма-ленинизма. «Но настоящим открытием оказались поездки в те села, которые были созданы в начале XX в. Их жители, старики, запомнили хорошего гораздо больше, чем недостатков. После поездки в Красноярский край я спросил начальника переселенческого отдела крайисполкома Штромилло о тех дорогах, которые, по данным чиновника лесного ведомства А.И. Комарова в книге «Правда о переселенческом деле», построены очень плохо «на каких-нибудь два-три года», и получил такой ответ: «Мы сейчас ездим по этим дорогам и благодарим тех строителей, если бы их тогда не построили, нам не удалось бы проехать во многие районы» [327] .

327

Тюкавкин В.Г.Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. С. 124 – 125.

Столыпинским переселенцам не повезло в том смысле, что на период массового переселения выпало несколько засушливых лет подряд. Для крестьян, незнакомых с сибирскими условиями, это стало тяжелейшим ударом. Один калужский крестьянин, исходивший в поисках земли пол-Сибири, описывал безвыходное положение своих земляков, поселившихся на Иртыше. Сначала они были полны надежд, они распахали нетронутую землю, сулившую отменный урожай. Ходоки поспешили вызвать с родины свои семьи. Но хлеб не уродился, и прибывшие семьи ждало горькое разочарование: «И день приезда их в поселок справедливо можно назвать днем величайшего плача, досады и попреков. Ради чего лишились они всего имущества на родине, которое собирали годами, ради чего истратили все деньги, вырученные за имущество, на дальнюю дорогу и ради чего терпели они столько мучений и пережили страшную опасность? И горько плакали здесь женщины и много насулили нехорошего всем тем, по милости которых они попали в эту сторону» [328] .

328

Сумкин М.В Сибирь за землею. Записки ходока (Из Калужской губернии в Семипалатинскую обасть. М., 1908. С. 38.

Особенно тяжело доставалась раскорчевка участков в тайге и непроходимых болотах. Газета «Сибирь» писала: «Каждый клочок пахотной земли полит потом и кровью переселенцев, каждое обнаженное и осушенное болотце отмечено новыми крестами на поселковых кладбищах. Смертность и заболеваемость среди переселенцев очень высоки. Тайга за каждую пядь земли требует жертв» [329] . И все же большинство сумело приспособиться к непривычным условиям хозяйствования. Они перенимали опыт старожилов, заново учились приемам хозяйствования, а иной раз прибегали к хитрости. Так, в Уссурийском крае, куда, как и предупреждал Столыпин, интенсивно проникали китайцы, переселенцы столкнулись с иностранной конкуренцией. Как отмечали современники, «переселенцы, немного обжившись в крае, отлично понимают все преимущества китайской обработки земли. Но сами этих приемов не перенимали. И вот, уссурийские крестьяне, получившие огромные наделы, по 100 десятин на семью, придумали очень простой исход из безвыходного положения, создаваемого негодностью «российских» и непривычностью китайских способов хозяйствования: они сдают свои земли в аренду… тем же китайцам или корейцам – часто тем самым, которых согнали с места, чтобы отдать землю крестьянам» [330] .

329

Сибирь. 1912. 3 августа.

330

Кауфман А.А.Аграрный вопрос в России. Пг., 1919. С. 241.

Наблюдатели отмечали, что переселенцы, освоившиеся в Сибири, уже ничем не напоминали серых мужичков, ломавших шапки перед каждой кокардой: «Сибирь перерождает человека. Исторически забитый и пугливый русский крестьянин высоко поднимает голову, едва лишь выйдя на простор степей или леса, и, не стесненный в возможности, строит он свою жизнь на новых местах, забывая рутину России» [331] . Это беспокоило деятелей Постоянного совета объединенного дворянства. Курский помещик и один из лидеров думской фракции крайне правых Н.Е. Марков обвинял правительство в намерении создать из Сибири особую страну. На заседаниях курского Дворянского собрания говорили: «Сибирь заселена теперь демократическим, крестьянским элементом и в будущем возможно отделение Сибири от России, как это было с Северо-Американскими Штатами» [332] .

331

Вощинин В.П.На сибирском просторе. Картины переселения. СПб., 1912. С. 7.

332

Цит. по: Скляров Л.Ф.Переселение и землеустройство в Сибири в годы столыпинской аграрной реформы. Л., 1962. С. 496.

Как ни удивительно, но вдохнувшие воздух свободы переселенцы вновь попали в плен общинных порядков. На Сибирь и Дальний Восток не распространялось действие указа 9 ноября 1906 г., разрешавшего выход из общины и укрепление земельного надела в частную собственность. Подавляющее большинство сибирских крестьян оставались общинниками, которые обрабатывали казенную землю, но не являлись ее владельцами. Эта особенность позволяла государству, как верховному собственнику, расселять сотни тысяч переселенцев.

Сибирская община отличалась от российской. Столыпин подчеркивал: «Сибирская община под влиянием здешнего земельного простора и отсутствия главного зла общинного владения – полной переверстки тягот, под давлением фискальных требований, не дожила еще и в настоящее время до гибельного равнения земли и периодических переделов. За весьма редкими исключениями, имеющими место в единичных случаях, которые встречаются в немногих волостях Западной Сибири и составляют в общем ничтожный процент, – сибирской общине неизвестны ни уравнительные срочные переделы, ни отобрание от одного владельца разделанной и удобренной им земли в пользу другого безданно и беспошлинно – ради одного только равнения» [333] . Однако с прибытием новых поселенцев общинные порядки начали оживать. Если раньше переделов земли не производились, то сейчас покосы начали перекраивать каждые три-четыре года. Складывалась совершенно парадоксальная ситуация, когда переселенец, вышедший из общины на родине и продавший свою собственность, вновь становился общинником за тысячи верст от дома.

333

Записка председателя Совета министров и главноуправляющего землеустройством и земледелием о поездке в Сибирь и Поволжье в 1910 г. С. 538.

В августе 1910 г. П.А. Столыпин и А.В. Кривошеин отправились в поездку по Сибири. Чиновный Петербург откликнулся сатирическими стихами:

Позвал он Кривошеина И так ему сказал: Вот там еще не сеяно! Поедем на вокзал!

За три недели Столыпин объехал четыре губернии и области Западной Сибири. Его поездка не ограничивалась железнодорожными станциями и плаванием на пароходе по Иртышу. Он проделал более 800 верст в сторону от железной дороги и водных путей. В столице злословили, что передвижение первого министра было обставлено почти с царской пышностью. И.И. Тхоржевский, сопровождавший премьер-министра, писал, что Столыпин просто играл роль: «Высокий, властный, всегда внешне эффектный, Столыпин выдержал свою роль до конца. Он по-царски принимал почетные караулы, но просто и хорошо разговаривал на сходах с переселенцами и, что было труднее, со старожилами. Умно, хотя и несколько неприятно, в упор, ставил вопросы администраторам. Сибирским обывателям умел добродушно, вовремя пожелать: «богатейте». (Помню, как одному из серых сибирских купцов, в маленьком городке, Столыпин пожелал «иметь миллион», на что тот почтительно и скромно ответил: «Уже есть» [334] ). Но автор сатирических стихов о поездке Столыпина был отчасти прав, когда задавал вопрос:

334

См.: Тхоржевский И.И.Последний Петербург. Воспоминания камергера.

Все на колени падают, Народ кричит: ура. Все это очень радует, Но где же хутора?

Во время поездки Столыпин убедился в живучести общинных порядков в Сибири. В вагоне поезда, пересекавшего Уральский хребет, первый министр поднял вопрос о ненормальности положения, когда по одну сторону хребта действуют законы, разрушающие общину, а по другую – охраняющие в неприкосновенности общинные порядки. И.И. Тхоржевский вспоминал: «Урал был как бы водоразделом между двумя мирами. Столыпинское стремление дать и Сибири «собственность» было поэтому встречено в вагоне его спутников шутливым, но верным восклицанием: «Нет более Пиренеев!»

Эти слова приписывают французскому королю Людовику XIV после избрания его внука на испанский престол. Но «королю-солнце» не удалось увидеть объединение двух государств. Столыпин также не дожил до введения частной собственности на землю в Сибири. В III Государственную думу были внесены соответствующие законопроекты, но Дума не успела рассмотреть их до окончания срока своих полномочий. IV Государственная дума занималась их изучением, но в связи с начавшейся войной вопрос был отложен.

Когда чиновники Министерства внутренних дел составили по шаблону отчет о сибирской поездке, Столыпин попросил А.В. Кривошеина «скрасить его и дополнить». Главноуправляющий землеустройством и земледелием подготовил записку о поездке, внеся в нее мысли и впечатления Столыпина. Записку ждала необычная судьба. По общему правилу такого рода документы предназначались для глаз избранных. Если они становились достоянием публики, то только нелегальным способом. Например, записка С.Ю. Витте «Самодержавие и земство» была тайно переправлена за границу и там напечатана. Однако Столыпин испросил разрешение Николая II опубликовать записку в России и получил согласие. Записка – это целая книга о Сибири, содержащая ценный статистический материал и личные наблюдения премьер-министра.

В записке нашло отражение изменение главной цели правительственной политики в переселенческом деле. В 1906 г. главноуправляющий землеустройством и земледелием Б.А. Васильчиков выдвигал на первый план «устранение земельной тесноты» в Европейской России. Новый глава ведомства А.В. Кривошеин в согласии со Столыпиным отмечал, что переселение не ведет к существенному уменьшению аграрного населения Европейской России, так как убыль переселенцев вдвое покрывается ежегодным естественным приростом населения: «Как ни заманчива мысль воспользоваться переселением для разрешения земельных вопросов в Европейской России, но от этой мечты необходимо отказаться». Более того, по мнению Столыпина и Кривошеина, уменьшение плотности русского населения в Европейской России чревато опасными последствиями: «Россия как бы очистит западные позиции для немецкого натиска». В записке делался вывод: «Для губерний выхода переселенцев переселение далеко не имеет того значения, какое оно имеет в Сибири. Там переселенцы все. Они приносят туда жизнь и, поднимая целину, вовлекают в сельскохозяйственный оборот миллионы втуне лежащих десятин».