Венчание со страхом

— Возрасте? — Катя села на старый кожаный диван. Чен Э пополз на ее колени.

— Возрасте человека и человечества в целом. Мы узнали, что, оказывается, мы гораздо старше, чем думали прежде.

— А кого там нашли, Нинель Григорьевна?

— Лики нашел там ископаемый череп обезьяноподобного существа, названного им австралопитеком. И там же впоследствии обнаружил остатки черепа, кости и стопы существа гораздо более прогрессивного, названного им Homo Habilis — Человек умелый. Они, как ни удивительно, жили рядом друг с другом. С тех пор в ущелье ведутся постоянные работы. Поэтому наш институт, благо оказия подоспела, — Балашова улыбнулась Мещерскому, — жаждет получить оттуда самые свежие новости.

— Нам придется несколько изменить маршрут, но… ну что ж… — Мещерский подергал себя за черные щегольские усики. — В общем, это все не так уж и сложно. Все дело в деньгах. С финансами у нас напряженка. На путешествия гроша не выклянчишь.

Балашова потушила сигарету в мраморной пепельнице.

— И все же, голубчик, попытайтесь. На вас последняя надежда. Думаю, ваше путешествие в Африку незамеченным не пройдет. Конечно, прежде вам здесь, в нашем музее, придется покопаться, чтобы уяснить, что нам будет нужно в первую очередь. Я вам с радостью во всем помогу.

— Договорились, Нинель Григорьевна.

— И вы тоже заходите в любое время, — Балашова кивнула Кате. — Всегда будем вам рады.

— Спасибо. Приду. Но я хотела спросить: почему ваш музей закрыт для посетителей?

— Ну, наша экспозиция представляет интерес только для научной работы. Нынешняя молодежь, думаю, больше увлекается показом мод и телевизором, чем древними костями. Это и правильно, в общем: оставим тлен и прах седым старикам, «юность любит радость». — Балашова поднялась из-за стола.

Мещерский и Катя тоже встали: аудиенция окончена. Катя заметила, что ее последний вопрос слегка задел старушку — она как-то слишком быстро увильнула от прямого ответа.

«Впрочем, наверное, мне просто показалось, — подумала Катя. — Какие такие тайны могут скрываться в Музее антропологии?»

На Москву опускался благодатный июльский вечер: жара спала. Вся честная компания стояла у дверей музея.

— Ну, Вить, а теперь надо сполоснуть встречу, — распорядился Кравченко. На удивление тихий и скромный в музее, он на воле распускал свой павлиний хвост. — Тут ресторанчик есть как раз в твоем дальневосточном стиле. Вспомним-ка былые дни, махнем, друзья, туда, где много музыки и женщин!

— Нет, я пас с рестораном, — Павлов взял мальчика за руки. — Устал? Нам домой пора.

Катя почувствовала, что отказывается он именно от ресторана. В душе она обругала Вадьку: можно ли быть таким болваном? Зовет приятеля туда, куда нормальным людям (не телохранителям у «золотых мешков») ходить давно уж не по средствам. Вадька, положим, нечасто тоже себя балует, но сегодня, однако, не радушие, а хвастовство его взыграло: мол, подивись на меня, однокурсничек, какой я богатый и шикарный. А когда В. А. Кравченко хвастается — он денег не жалеет.

— У меня, Вадя, зарплаты не хватит в такие рестораны ходить, — сказала она с усмешкой. — Да и что в такой вечер под крышу забиваться? Пойдемте лучше на Москву-реку, на теплоходе покатаемся. Там и бар есть, и сосиски горячие.

Столь демократичное предложение пришлось по вкусу всем.

У кинотеатра «Зарядье» они подкараулили на пристани теплоход и отправились по реке до Филей и обратно.

На теплоходе ехала одна молодежь: и влюбленные парочки, и студенты с гитарой и подружками. Они пели так весело, что в конце концов раззадорили и Катиных спутников. Сначала было взял гитару Мещерский, но тут же передал ее Павлову:

— Вить, тряхни стариной. Покажи нынешним студиозусам, как пели в свое время седые ветераны.

Павлов ломаться не стал. Он пел такие шедевры, как: «Лежат в тазу четыре зуба», «Проснулся я негром», а также знаменитые песенки Юлия Кима. У него был отличный голос и недюжинный актерский дар, Катя смеялась до слез.

Обессилев от смеха и песен, они пили пиво и кока-колу на верхней палубе, ели горячие сосиски и смотрели, как мимо них проплывают гранитные набережные. Над парком культуры взметнулся фейерверк: серебряные стрелы падали в черную воду. В парке гуляла ночная дискотека. Освещенное огнями колесо обозрения казалось огромным фантастическим солнцем — оранжево-лимонным в синей ночи.

— Вон мой дом, — Катя указала Павлову на Фрунзенскую набережную.

— Хорошие места здесь: река, парк напротив. Я вот на Автозаводской живу. Один мазут у нас, — он кивнул на Чен Э, оседлавшего его плечи. — Лето в самом разгаре, вот отпуск взял — хотел дачу на месяц снять, чтобы пожить нам где-нибудь в тишине. Так загвоздка: что-то все вариант подходящий не попадается. То больно далеко, то дорого.

— Вам нужна дача? Я узнаю, у меня друзья в Каменске. Там иногда дачи сдают на Канале имени Москвы.

— Вот это было бы здорово! — Павлов улыбнулся. — Можно вам позвонить?

— Я в понедельник узнаю. Звоните вечером, или давайте-ка я лучше сама вам дам знать.

Он написал ей телефон в ее блокноте.

А теплоход все плыл и плыл… Этот вечер на реке Катя вспоминала долго. Особенно фейерверк над парком. Это был ее последний спокойный вечер в том жарком июле. Она даже не подозревала, с ЧЕМ столкнется в последующие дни.

Глава 6 КАМЕНСКИЕ СЮРПРИЗЫ

В понедельник, дождавшись окончания оперативки, Катя двинулась в розыск на разведку. Колосова она застала на пороге кабинета — он куда-то торопился.

Это вечно занятое, хмурое и хриплое существо — начальник отдела убийств — напоминало Кате шаблонный тип полицейского из французских боевиков: этакий бурбон, который на поверку может оказаться не таким уж бурбоном. Только вот если курить будет поменьше. И пить тоже… И если попадет в хорошие женские руки.

Глаза у него красивые. И молодой он еще. Но во взгляде — жесткость. И в упрямой складке рта — жесткость. А на правой руке — бинт: бандитская пуля. Весьма живописно, да… этакое воплощение грубоватой мужественности и отваги. (Еще бы к этому капельку ума!)

— Привет, привет, Катерина Сергеевна, — Колосов, стоя в дверях кабинета, явно не собирался пускать ее внутрь. — Ко мне?

— К тебе.

— А я, к великому моему огорчению, уезжаю.

— В Каменск? — Она не терпела, когда ее вот так сразу отшивали.

Колосов только прищурился.

— Ты обещал, дал честное слово, что когда-нибудь поможешь мне с репортажем о конкретной работе по конкретному делу, — Катя тихонько двинулась вперед: грудью взять неприятельский редут!

— Ну, обещал. И что?