Венчание со страхом

— Как Конюхов, да? — Катя тут же вспомнила Мещерского. — Ну, а вот Стасик, каким он был? Расскажи нам, пожалуйста. Куда он хотел уехать? Что его интересовало?

Жук опустил вихрастую голову.

— Да мотор хотел научиться водить. У него ж братан сел, знаете небось? Тоже на мотор копили, а потом… — буркнул он. — Ну, мой-то ему дал однажды порулить, так его сразу зациклило на этом. Зеленый ведь. И в стаю он рвался, только…

— Что только?

— Так, ничего, — Жук отвернулся к окну.

Ира встала с дивана: финита ля комедия. Больше ничего путного тут не узнаешь — можно сматывать удочки.

— Значит, по твоему убеждению, Стасика Крюгер убил, — сказала она. — Вы этот ужастик здесь вместе смотрели?

— Вместе.

— А когда?

— В пятницу.

— И потом он ушел?

— Угу.

— И почему он так поступил, ты нам не скажешь?

— Я же сказал — так!

— Ну ладно. Спасибо, Иннокентий-Кеша. Ты нам очень помог.

— Правда?

Ира и Катя едва не сказали в один голос «угу» и не рассмеялись самым бессердечным образом, но вовремя сдержались.

Жук проводил их до двери.

— Послушай, если все же вспомнишь что-нибудь, позвони вот по этим телефонам. Это мне в Москву, а это — в милицию, Сергеева спросишь, — сказала Катя. — Это тот самый рейнджер с пистолетами. Ну, вылитый Чак Норрис.

— Ладно, может, и позвоню.

— И любовнице своей передай — такой яркой помадой в ее возрасте пользоваться не стильно. Это для старых и некрасивых.

— Ладно. Может, и передам.

— И еще, — Катя улыбнулась. — Скажи своему брату, ну когда увидишь его, что девушка вот по этому телефону ждет его звонка, хочет, мол, познакомиться и прокатиться на его «Ямахе».

Мальчишка взглянул на листок с телефоном, затем на Катю и ухмыльнулся от уха до уха.

— Ты, что ли?

— Я.

— А ты ничего.

— Я знаю. Ну, передашь своему Чилю?

— Передам. — Он открыл дверь и на прощание отпустил неожиданное: — Было приятно познакомиться.

— Нам тоже, Кеша, — заверила его Катя.

— Ну и детки пошли, господи ты боже мой! — ахала Ира на пути к отделу. — Хоть стой, хоть падай. Ну и пацан! Шкет — от земли не видать, а разговаривать с собой заставляет, как с дядей сорока лет.

—т Акселерат, — Катя качала головой. — Отстали мы с тобой, подружка, от жизни, а она семимильными шагами все вперед и вперед… Слушай, а насчет Крюгера он сочиняет? Как на твой взгляд? Есть в этом что-то?

— Лапша, — коротко ответила Гречко. — Результат видика и «Денди».

— Ты уверена?

— Абсолютно. В этом возрасте как нельзя сильны фантазии и слепая жажда чудес: как злых, так и добрых. И смерть воспринимается как игра, если вообще воспринимается. По Жукову этому — я вообще в этом сомневаюсь.

Катя тяжко вздохнула: акселерат. Что тут скажешь?

Вздыхала она и сейчас, лежа в теплой ванне, вспоминая все это приключение: эх, детки-детки, что же с вами происходит? Как вы меняетесь с каждым годом, с каждым часом…

Она погрузилась в воду, закрыла глаза, готовясь и дальше размышлять на тему подрастающего поколения, но тут в прихожей резко и коротко звякнул звонок.

Кого-то принесло в самое неподходящее время.

Глава 15 КОЛОСОВ ИДЕТ В ГОСТИ

Катя не придумала ничего лучшего, как, выскочив из ванны, обмотаться махровым полотенцем: Вадя — не кисейная барышня, для него такое неглиже в самый раз. В том, что это трезвонит действительно Кравченко, она была уверена на девяносто восемь процентов. Два процента, правда, оставались под хоть и неожиданное, но вполне возможное появление Мещерского. У Сереженьки, когда он принимал для храбрости, бывали приливы нежных чувств, и тогда он, несмотря на всю свою врожденную сдержанность и рыцарскую дружбу с Кравченко, осмеливался заикаться о том, как он хорошо, ну просто очень хорошо относится к Кате. Неглиже скромнягу-князя, естественно, привело бы в смущение, но Катя за долгие годы ее знакомства с Мещерским умела мастерски выключать ток, если того требовали обстоятельства. Выходить за границы платонических отношений с милейшим Сереженькой ей пока не хотелось.

— Сейчас открою, — она повернула ручку замка, поймала на лету концы распахнувшегося полотенца и…

На пороге стоял Никита. Грозный начальник отдела убийств собственной персоной.

— Ой!

Он смотрел на нее и внезапно и неудержимо начал заливаться краской. Румянец был совершенно юношеским. Так краснеют пятнадцатилетние мальчики, когда на своей первой дискотеке прижимают в уголке свою первую девочку.

— Ой, Никита! Прости… Заходи… ты…

— Я решил заехать… Извини, что без звонка — неоткуда было, думал… ты занята… вернее, не занята… Я в другой раз…

Господи ты боже мой! Когда это он так мямлил прежде? Кате, хотя она чувствовала себя ужасно не в своей тарелке, внезапно стало весело.

— Да проходи, пожалуйста! Я в ванне была. Подожди, я только оденусь. — И она метнулась на кухню.

Пунцовый Колосов медленно проследовал в комнату.

На кухне Катя беспомощно огляделась по сторонам: черт! Все в шкафу, в комнате: платья, брюки, свитера. Слава богу, на спинке стула брошен шелковый сарафан. Открытый слишком, она надевала его только тогда, когда они с Кравченко отправлялись куда-нибудь пожариться на солнышке. Но что же делать? А, ладно, пусть думает что хочет, краснеет как хочет! Она натянула сарафан-коротышку и сломя голову кинулась в ванную прихорашиваться, ругая себя на все корки: на кого похожа-то? Волосы мокрые, ресницы не накрашены и главное — уши красные! Отчего они краснеют-то? От горячей воды, что ли?

А Никита тем временем прошелся по комнате. Постоял у открытого окна, подышал. Но та волна, что накатила на него там, в прихожей, все не отступала. Прилив-Природа, ну что тут можно поделать? Все естественно, все прекрасно.

У Кати он был в гостях только однажды, как-то весной заезжал. Они, помнится, чай пили на кухне и толковали об одном дельце, в котором имели каждый свой служебный интерес. Беседа была до уныния чинной и пристойной, и дальнейшего развития события не получили. А он-то, дуралей, тогда размечтался…

А все гири проклятые! Никита шагнул к балконной двери и заглянул за зеленую штору. Тогда весной здесь стояли увесистые железяки по пуду каждая. А фотография их владельца красовалась на книжном стеллаже.

И сейчас все было на прежнем месте: и гири, и фото. А вон и майка мужская брошена на диване, весьма крупного размера маечка — серая, с надписью «Lee». Он вздохнул. Нет, брат, тебе тут места не предвидится, все занято. Как в метро в час пик.

Мысль о поездке к Кате родилась неожиданно. Весь день Колосов был в запарке: на конец недели намечалось совещание по обсуждению работы уголовного розыска по преступлениям, имевшим большой общественный резонанс. Сыщики предпочли бы ночь напролет просидеть в засаде, пойти на задержание, на отработку местности, да к черту самому лысому в гости — лишь бы не торчать в кабинете, корпя над строгой бумаженцией, по которой надо было отчитываться перед начальством — да не голословно, а в процентах раскрываемости с дельными планами оперативных мероприятий под пугающе секретным грифом.