Венец лжи

— Ты права.

Он убрал руки и сделал шаг назад.

— Жаль.

Подхватив сумку, Пенн снова направился по улице, таща меня за собой.

— Ты здесь живешь?

Пенн кивнул и достал из кармана ключ.

— В смысле, во всем здании? — я посмотрела на мини-небоскреб с высокими окнами и выцветшим сине-зеленым фасадом.

— Тут нужен ремонт, но именно поэтому я его и купил.

Он повернул старинную дверную ручку и потянул меня в фойе с квадратной люстрой, облупившимися обоями и плиткой в стиле арт-деко. Потолок величественно уходил ввысь, а широченная лестница спиралью поднималась на несколько этажей.

— Вау.

Пенн отпустил меня и, подойдя к стене, щелкнул бронзовым выключателем, от чего помещение волшебным образом озарилось светом. Тихий щелчок разбудил бесчисленные, покрытые серебристой пылью лампочки.

— Как я уже сказал, ремонт еще не закончен, — он снова схватил меня за запястье и потащил вверх по лестнице.

Пенн не дал мне возможности восхититься оригинальной красотой интерьеров или спросить, когда он купил этом потрясающий дом. Как будто это здание для него не существовало. Как будто для него имела значение только я.

Мы молча поднимались все выше и выше. Пенн не остановился ни на втором, ни на третьем, ни на четвертом этаже. Он продолжал тянуть меня все выше, пока мы не оказались на десятом или одиннадцатом этаже и не отперли еще одну дверь в обшарпанном, изъеденном молью коридоре.

Мы словно шагнули в другой мир.

Перенеслись на машине времени в великолепные апартаменты с очарованием стиля ар-деко, декором 1930-х годов и безупречной обстановкой.

Открыв рот от удивления, я прошла дальше.

— Это… это невероятно.

— Конечно. Это же мое, — Пенн закрыл за собой дверь и проследовал через комнату. — Так же, как и ты.

Он стиснул обрамленную легкой щетиной челюсть.

— У меня только невероятные вещи.

Я почувствовала, как дрогнуло мое сердце.

Это что, своеобразный комплимент? Намек на то, что в действительности он видит во мне нечто большее, чем просто сексуальное удовлетворение?

«Не болтай ерунды. Твое сердце ошибается. Оно в творческом отпуске, исследует мифы о любви и не находит убедительных доказательств ее существования».

Пенн словно сошел со страниц поэм и сказок. Если бы, конечно, не его мрачная злоба и напряженная защита, за которой он прятался.

Если бы только я могла влить в него сыворотку правды и получить ответы — увидеть его истинную натуру.

Я не могла отвести от него глаз. Я ожидала, что он впишется в это пространство, будет чувствовать себя как дома, легко и свободно, но что-то было не так. Он скинул ботинки и босиком прошелся по отполированному до блеска мозаичному деревянному полу, но чего-то не хватало. Ему было не по себе. Он двигался так, словно для него это было так же чуждо и ново, как и для меня.

«С чего бы это?»

— Давно ты сюда переехал? — я сбросила туфли, оставив их у кухонного острова.

Пенн улыбнулся.

— Ты задаешь вопросы?

— А это против правил?

Пенн помолчал; на его лице мелькнуло что-то такое, что я не никак не могла понять.

— Какие-то — нет. Какие-то — да.

От всех этих загадок у меня разболелась голова.

— Так ты не можешь сказать мне, сколько уже здесь живешь?

— Ты ведь слышала немного из того, что я рассказывал твоему отцу в «Плакучей иве». Я недавно вернулся в город. Так что если ты этому веришь, то поверишь, что это новое приобретение.

— Почему я должна во что-то верить, если это правда?

Он не ответил.

Я задала еще один вопрос:

— Ты сказал, что твой покровитель болен. Что ты вернулся из-за него. С ним все в порядке?

У него на лице сразу же отразилась нежность — нечто до жути неожиданное и милое. Кем бы ни был его покровитель, Пенн заботился о нем гораздо больше, чем признавал.

— Сейчас он в порядке. У него была обнаружена редкая форма рака крови. Сейчас все под контролем.

— Это хорошо.

— Да.

Разговор зашел в тупик. Неловкость тяготила, словно третье колесо. Я почувствовала себя виноватой. Раньше наше молчание было наполнено желанием. Теперь оно повисло тяжким грузом.

С чего меня вообще заботит он, этот дом и, кто его таинственный благодетель?

«Я здесь только для одного».

Для того же, для чего и он.

Сделав глубокий вдох, я прошлась по комнате. Пенн развел руки, поняв, что я сделала. Поняв, что устранить внезапно возникшее между нами замешательство можно лишь вернувшись к основам.

Туда, где ненависть и симпатия не имели значения.

Его губы прервали мои мысли. Руки уняли волнение. Сколько бы там самообладания у него не осталось, Пенн его потерял и пошел прямо на меня. Не отрывая губ от моего рта, он прижал меня к буфету.

Обхватив пальцами мой подбородок, он крепко меня поцеловал.

Мои чувства заполнил вкус мяты и темноты.

Я задрожала в его объятиях.

Поцелуй закончился так же быстро, как и начался. Обжигая пальцами мою сверхчувствительную кожу, Пенн потянул меня к двери мимо кухни открытой планировки, гостиной и столовой. Повсюду были большие панорамные окна, открывающие вид на ночной город и снующих внизу пешеходов.

Открыв дверь, Пенн пропустил меня в свою спальню и бросил на кровать черную сумку.

Я последовала за ним и увидела, как на темно-серое покрывало компрометирующе выпал блестящий серебристый вибратор под названием «Морской конёк».

Пенн ничего не заметил. А если и заметил, то даже на него не взглянул. Я сомневалась, что он вообще хоть что-то заметит теперь, когда я оказалась в его логове. Я была его завоеванием, его трофеем. Не знаю, почему у меня возникло ощущение, что дело тут скорее в нем, чем во мне, но, как ни странно, я обрадовалась.

Я могла брать желаемое, не беспокоясь о том, что мне помешают ненужные эмоции. Могла обеспечить себе безопасность, отдавая ему часть себя.

Я вздрогнула, когда Пенн направился ко мне и прижал к стене. Кажется, ему нравилось везде зажимать меня так, чтобы я никуда не могла вырваться.

Он не предложил мне что-нибудь выпить или поесть.

Он привел меня сюда, чтобы трахнуть.

И больше ничего.

Я знала, что потом мне может быть очень больно. Что, несмотря на всю мою браваду и веру в то, что у меня получится воспринимать все это исключительно как секс и ничего более, я все же могу каждую секунду ломать себе голову и искать скрытые смыслы. Но сейчас…сейчас я хотела только его. Единственное, что мне было нужно, — это он, и ради этого я была готова на время стать бессердечной.