Венец лжи
Шрифт:
— Чёрт, Элль…ты такая красивая, — пробормотал он, прижав одну ладонь к стене у моей головы, и я оказалась в ловушке между его рук.
Было видно, как у него на шее бьется пульс, как его взгляд из темного превратился в беспощадно-черный. Другой ладонью он коснулся моей щеки, скользнув большим пальцем до уголка рта, и там остановился.
— Ты и понятия не имеешь, что со мной делаешь, так ведь? — он прижался своей эрекцией к моему животу. — И я не собираюсь тебе рассказывать.
«Что? Что я с тобой делаю?»
Его слова отдавали болью и нежностью. На какую-то
В этом и заключалась проблема с защитой.
Люди, которые лгут, не могут завести друзей. Но люди, которые всем доверяют, не видят врагов.
И те, и другие слабы.
Я втянула воздух и приоткрыла губы, позволив ему просунуть мне в рот большой палец.
Вторжение было сексуальным и горячим, а его кожа имела солоноватый привкус.
Мне не терпелось спросить, почему он мне не скажет. Что я хочу знать, какую сумасшедшую власть имею над ним, когда чувствую себя такой беспомощной в его присутствии. Но он наклонился и, не вынимая у меня изо рта большой палец, облизал мою нижнюю губу.
— Я не собираюсь тебе рассказывать, потому что я покажу.
Пенн прижался ко мне, грудь к груди, бедра к бедрам. Поймал меня в ловушку, как и в моем офисе, и в переулке, и на улице, и в универмаге.
Он поймал меня в ловушку, и это вызвало еще больше воспоминаний о том, как три года назад парень в капюшоне спас меня от грабителей и разбудил мою юную душу. Различия были поразительными. Один человек распахнул мне дверь в другой мир. А этот делал все возможное, чтобы лишить меня свободы.
Ни то, ни другое не увенчалось бы успехом.
Только я могла распоряжаться своей свободой, и это была моя прерогатива — вверять ее кому-то или нет.
От него ко мне просочился слабый намек на гнев и неудовлетворенное желание, но под этим было что-то еще. Что-то, чего раньше я в нем не чувствовала.
Мягкость, оплетенная колючей проволокой.
Это не уменьшало ярости, с которой он на меня смотрел, прикасался ко мне, контролировал множеством скрытых в нем граней. Пенн наклонил голову и, царапнув щетиной мою щеку, поцеловал меня в шею. Он впился зубами мне в ключицу, и я закрыла глаза. В нос ударил аромат его лосьона после бритья, а руки скользнули к моей груди и стали потирать большими пальцами соски.
Его губы пробежали по моей шее, целуя, но не нежно. В Пенне не было ничего нежного. Все это произрастало из насилия, смешанного с удовольствием. Скольжение его зубов придавало его теплому рту волнующие свойства, и, когда он снова обхватил мое лицо своими сильными, прохладными пальцами и наклонил в нужном направлении, я не смогла сдержать стон.
Пенн набросился на мои губы, сначала с нежностью, а затем свирепо. Мое тело все сильнее и сильнее билось о стену, пока он пытался меня поглотить, оставляя на мне незаживающие синяки.
У меня не было выбора, кроме как сдаться. Перестать стоять, дышать и думать.
Если бы я этого не сделала, то закричала бы от его одержимости.
Сдаться казалось мне самым простым и единственным вариантом.
Потому что тогда я, наконец, перестану думать и смогу просто быть. Быть женщиной, желанием…собой.
Пенн контролировал
каждую секунду.Он был прав, когда сказал, что не будет мне лгать.
Поцелуй сказал мне то, что он, без сомнения, хотел скрыть. Такие вещи, как «это я, это то, кто я есть. И я не собираюсь извиняться». И под этим…под этими сексуальными предупреждениями о желании меня трахнуть была более глубокая, темная нить.
Нить, которая заставляла меня спорить, глубже проникать в то, кем он являлся на самом деле, видеть в нем не пылкого незнакомца, а кого-то, кого я, возможно, могла бы назвать…не другом, но, по крайней мере, знакомым.
Другой рукой Пенн обхватил меня за спину и, оторвав от стены, скользнул пальцами за пояс юбки. Он трогал кружево моих стрингов и верхнюю часть моей задницы, толкаясь своей эрекцией мне в живот.
«Мне нужен воздух. И хоть капля рассудка».
Пенн подхватил меня на руки и, пройдя вглубь спальни, бросил на кровать, скинув на пол черную сумку.
Его лицо исказилось от вожделения.
— Поиграем в игрушки в другой раз. Сегодня мне нужна только ты.
Схватив мой жакет, Пенн заставил меня его снять, вытащив руки из рукавов.
Когда я осталась в блузке и юбке, он ухмыльнулся.
— Надеюсь, она не твоя любимая.
С яростным рывком он разорвал на мне блузку. Крошечные пуговицы в виде ракушек разлетелись по всем углам комнаты, обнажив мой живот и черный кружевной бюстгальтер.
Застонав, Пенн склонился надо мной и коснулся губами выпуклости моей груди.
Тяжело и часто дыша я без промедления прижала к себе его голову, проводя руками по волосам с любовью, которой, возможно, не чувствовала.
Он отпрянул назад, его прищуренные глаза были полны неистовства.
Мы смотрели друг на друга в безмолвной борьбе, пытаясь понять, когда же стёрлись границы. Отодвинувшись, Пенн встал у края кровати. Я молча задыхалась, гадая, что, черт возьми, происходит, и кто он на самом деле.
Руки Пенна опустились на ремень и, расстегнув его, выдернули из петель.
Моя кожа пылала от желания. Мне хотелось его близости. Хотелось, чтобы он накрыл меня своим телом. К черту предательский голосок страха, говорящий, что в первый раз будет больно.
— Снимай одежду, — хрипло прорычал Пенн, сбросив с себя джинсы. Его голос больше не походил на человеческий.
Сев на кровати, я послушно стянула с себя испорченную блузку и принялась расстегивать юбку. Когда с молнией было покончено, я легла обратно, стаскивая с себя ткань, но тут Пенн схватил юбку за подол и одним рывком сдернул ее с меня.
Тусклое мерцание горящих у окна и двери ночников осветило мой пояс с подвязками. Вид моих чулков напомнил мне, что все остальные знали меня как королеву «Бэлль Элль», но только Пенну удалось сломить меня до такой степени, что я лежала перед ним голая и молила о единственном прикосновении.
Его взгляд скользнул мне между ног, к черным, как бюстгальтер, стрингам. Пенн прикусил губу, затем схватил меня за лодыжки, дернул к краю кровати и навалился сверху. Его кулак врезался в матрас со всей сдерживаемой яростью и отчаяньем, от чего сердце заколотилось как бешенное, а кровь быстрее помчалась по венам.