Венец лжи

«Это ты так думал. А я все еще его ищу. Все еще надеюсь».

— Я забыла. Но мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь навел справки о прошлом Пенна. Откуда он, кто его родители, чем он занимается? Ради всего святого, у него есть судимость? Я что, о многом прошу?

— Вовсе нет, — скользнул по моей шее знакомый сексуальный, властный голос. — На самом деле, если ты это сделаешь, а именно спросишь меня, то я с радостью заполню эти пробелы, и вам не придется никого для этого нанимать.

— Ах, мистер Эверетт. То есть Пенн, — мой отец встал, протягивая руку в знак приветствия. — Рад сова тебя видеть.

Я сидела в кресле с прямой, как струна, спиной, не извиняясь за то, что только что подслушал Пенн, хотя больше всего на свете мне хотелось съежиться от стыда.

Пенн пожал папе руку, а затем обратил на меня долгий взгляд своих темных глаз.

— Давай, Элль. Я пригласил вас сюда, чтобы вы могли задать свои вопросы. Чтобы мы могли поговорить, и наши отношения вышли из разряда чисто физических.

Я побледнела, взглянув на папу. Пенн только что признался, что у нас были сексуальные отношения.

Мой отец слегка поморщил нос, а затем откашлялся и предложил Пенну сесть рядом со мной.

— Да, разговор был бы очень кстати. Думаю, это отличная идея.

Он свирепо посмотрел в мою сторону. Его пристальный взгляд сказал все без слов: «Хочешь что-то узнать? Сейчас самое время… ну так спрашивай».

Глава двадцать седьмая

С каждой прошедшей секундой, груз моих вопросов становился все тяжелее.

Эта показная встреча за обедом продолжалась уже сорок минут, за это время официантка в ярко-оранжевой униформе приняла наши заказы: папа выбрал вьетнамский салат из свинины, Пенн — тайскую лапшу с говядиной, а я — рыбу под манговым соусом сальса.

Вскоре искусно приготовленные блюда были поданы, и пока мы ели, Пенн с моим отцом разговаривали о трудностях игры в гольф и, в связи с этим, о самых лучших курсах, которые Пенн планировал посетить со своим покровителем, когда тому станет лучше, а также о других скучных глупостях и отвлеченных темах.

Ни разу он не упомянул Стюарта — своего сына.

Ни слова не сказал о Ларри — его друге/брате/отце/тайном любовнике.

Ни слова о прошлом, которое так тщательно скрывал.

К концу обеда во мне уже так сильно кипел гнев, что я никак не могла его остудить, сколько бы воды ни выпила.

Грег меня разозлил. Пенн только подлил масла в огонь.

Папа заметил, что я взвинчена. Он делал только хуже, пытаясь вовлечь меня в разговоры с пространными замечаниями, вроде: «Были времена, когда я очень любил рыбалку, и Элль всегда ездила со мной. Пенн, а тебе нравится рыбачить? Может, вам двоим провести какое-то время за городом?»

Пенн отодвинул пустую тарелку, взяв в руку стакан воды. Он не заказывал никакого алкоголя, как будто боялся, что это каким-то образом затуманит его разум и развяжет язык.

— Я не люблю рыбачить. Но я всегда готов провести время с Элль за другими занятиями, — он облизнул нижнюю губу, на которой не было ни капли воды. — Вообще-то, если хочешь, мы могли бы съездить за город на следующие выходные? Мне как раз нужно навестить друга.

Я скрестила на тарелке приборы, отодвинув остатки своего обеда. Сейчас или никогда.

— Какого друга?

Услышав мой резкий тон, папа взглянул на меня. Однако замечания мне не сделал. Устроившись в кресле, он дал нам с Пенном возможность самим обсудить все недосказанности.

Пенн поставил стакан на стол и прищурился.

Это было началом битвы.

Поехали.

— Ты действительно хочешь знать правду, Элль?

— Да.

— Иногда ложь значительно приятнее.

— Мне нужна только правда.

— Хорошо, — он провел рукой по волосам, и их идеальный темный блеск, распался на множество своенравных бликов. — Мой друг находится в исправительном учреждении Фишкилл. Я навещаю его, когда позволяет время.

— В тюрьме? — я нахмурилась. — Подожди, разве это не лечебница для душевнобольных?

— Психбольница? — покачал головой Пенн. — Это было раньше. Уже нет. Теперь это колония общего режима.

Папа наклонился, с недовольным видом доедая салат из свинины. Блеск успешной компании Пенна и радужная надежда на счастливое будущее омрачились упоминанием о тюрьме.

Я постаралась скрыть улыбку.

Папа спросил:

— За что посадили твоего друга?

Пенн откашлялся — не от смущения, а скорее размышляя, сколько ему рассказать.

— Он вор.

Вор.

Эта драка той ночью.

То, как Пенн не колеблясь наносил телесные повреждения.

Три года назад в том переулке их было двое. Двое мужчин, которые пытались меня ограбить и изнасиловать. Неужели Пенн был одним из них? Или он был незнакомцем? Бессердечный герой без остатка сочувствия? Или я все это себе придумала, и он на самом деле совершенно другой человек?

Мне нужно было сосредоточиться, но после ссоры с Грегом я с трудом видела в Пенне такую же угрозу, как раньше. Он досаждал мне своими россказнями, но таким подлым, как Грег он не был.

Я не знала, какой вопрос ему задать в этой связи, поэтому перешла к другому, не менее важному.

— Твой сын живет с тобой?

Пенн нахмурился, и от такой смены темы тут же напрягся.

— Почему ты думаешь, что он мой сын?

Я смяла салфетку. Он что, снова собирается солгать?

— Я видела вас в «Бэлль Элль». Он говорил о тебе и Ларри как о родителях.

— Он выразился фигурально, — уклончиво ответил Пенн.

— Что это вообще значит? — не выдержала я. — Ты либо отец, либо нет.

— Я и отец, и нет.

Я скрестила руки на груди, изо всех сил стараясь успокоиться.

— Это не ответ.

Тут в разговор вклинился папа.

— То есть, ты хочешь сказать, что усыновил его?

Пенн улыбнулся, выказывая уважение ему, но не мне.

— Да, я в процессе усыновления.

— Ах, в процессе? — съязвила я.

— Да, все документы уже поданы. Мы ждем положительного ответа.

— Мы?

— Я и Ларри.

— Так ты гей?

Пенн посмотрел на меня как на дурочку.