Венец лжи

Я полностью доверяла Пенну и его контролю над ситуацией.

Я впилась пальцами в грубый ковер, уже оплакивая свои прозрачные чулки. Никто вокруг и представить себе не мог, что творится в этом лимузине, даже когда мы останавливались на светофорах и проезжали мимо спешащих с сумками пешеходов.

Вскрикнув, я почувствовала, как Пенн сжал рукой мое бедро и притянул к себе. Кончик его члена застыл у моего входа.

Я напряглась, ожидая, что он меня возьмет. Но он медлил, маняще близко.

Я подалась назад, вынудив его на долю секунды войти в меня.

За спиной раздался его рык.

— Ты даже не представляешь, Элль. Даже не представляешь.

Затем он сделал рывок.

Один быстрый, всепоглощающий, беззастенчивый рывок.

Я упала на локти. Мои запястья ослабли от того, что я весь день печатала, и не могла противостоять его силе. Пенн обхватил меня за пояс и, приподняв мою задницу, задвигался во мне.

Хватая ртом воздух, я вдыхала запахи кожи и автомобильного освежителя, но больше всего его запах. Его терпкий лосьон после бритья, его возбуждение, насыщенный неописуемый аромат Пенна.

— Ты мне нужна, — прорычал он, задвигавшись быстрее. — Ты мне так чертовски нужна.

— Так возьми меня, — я опустила голову, забыв обо всем, кроме того места, где мы соединялись.

Не было ни боли, ни нежности. Только праведное чувство, что он у меня внутри, оставляет на мне ушибы всеми самыми изощренными способами. Мое тело сжалось вокруг него, уже приготовившись к разрядке.

Пенн шлепнул меня по бедру.

— Нет, ты не кончишь, пока не кончу я, — он задыхался, как и я. Он был одержим, как и я.

Сегодня вечером мне уже можно было не пить.

Я уже была пьяна.

Пьяна им.

— Черт возьми, Элль, — Пенн толкнулся вперед, вонзившись в меня со всей силы.

Затем обрушился мне на спину с таким тяжелым стоном, что мне стало больно и горячо. Все, что он делал, было эротичным и порочным.

Когда Пенн отодвинулся, чтобы снова в меня войти, я потянулась между ног и обхватила основание его члена. Он был твердым, как гранит, очень горячим и скользким.

Я сжала его яйца, перекатывая их в пальцах; Пенн хмыкнул, но отбросив мою руку, вошел в меня с какой-то зверской безжалостностью.

Я задрожала под ним, и у меня перехватило дыхание.

— Похоть заставляет нас делать ужасные вещи, — Пенн вцепился зубами мне в шею и сильнее задвигал бедрами. — Я сейчас пи*дец как сильно кончу.

Не знаю, я ли его соблазнила, но он совершенно меня уничтожил.

Я хныкала и стонала, чувствуя себя слишком пресыщенной, слишком опустошенной, слишком использованной, слишком защищенной. Все диаметрально противоположные ощущения разом. Мое желание росло, пока я не стиснула зубы и не сосредоточила все свое внимание на том месте, где он в меня проникал.

Я отбросила приличия и, положив руку между ног, стала потирать клитор, затем при его следующем толчке резко подалась к нему. Я играла в его игру. Соревновалась с ним в бою. Влажный воздух наполнило вожделение. С каждым вздохом нас все больше окутывало искушение.

И это стало концом для нас обоих.

Его руки обхватили меня за пояс.

Я осмелилась оглянуться.

Пенн был совершенным, его великолепное тело напряглось под завязками смокинга. Он не походил на человека, только на самца, намеревающегося спариваться до самой смерти.

Он запрокинул голову, плотно сжал губы, скрывая секреты, которые отказывался открывать.

Вспыхнувшая внутри боль превратила невыносимое удовольствие в свободное падение. Всё еще потирая клитор в такт его толкающемуся члену, я задрожала и сжалась, мои ноги сомкнули ладонь. Ничто другое не имело значения, кроме непрекращающегося желания поддаться этому опустошающему голоду.

Это было слишком хорошо.

Слишком чересчур.

Пенн обхватил сзади мою шею, выпрямился и вошел в меня короткими, глубокими толчками. Мой оргазм превратился в упругие бумеранги, отскакивающие от стенок моей сжимающейся и разрывающейся киски, пока я не сдалась и не упала щекой на ковер.

Кончик его члена вонзился в меня слишком сильно, слишком глубоко. Я дернулась, чтобы освободиться, но Пенн рывком привлек меня к себе, слившись со мной в этом золотом блаженном сиянии. С дрожью и трепетом он кончал, находясь глубоко во мне.

Мы замерли без движения, сотрясаемые толчками — сваленная в одном месте куча блестящих нарядов.

Вокруг снова начал проявляться внешний мир, лимузин затормозил и из динамика раздался голос водителя.

— Сэр, мы на месте.

Пенн нажала на кнопку.

— Одну минуту минуту. Мы выйдем сами. Ни при каких обстоятельствах не открывай двери, понял?

— Понял.

Я чувствовала на щеке ковровый ожог и неописуемую слабость в суставах, но когда Пенн выскользнул из меня и убрал в салфетку презерватив, то помог мне подняться и прижался в обжигающем поцелуе к моему чувствительному лицу.

— Господи, посмотри, что я с тобой сделал.

Без особой нежности Пенн схватил другую салфетку, усадил меня на сиденье и опустился на пол у меня между ног. Когда я попыталась их сжать, он раздвинул мне колени и уставился на меня суровым взглядом. Не сводя с меня глаз, он вытер меня дочиста, вернул на место мои трусики и одернул мне платье.

— Ты легко отделалась, Элль. Чертовски легко.

Застегнув ширинку, он провел обеими руками по волосам, затем открыл дверь и вышел.

Глава тридцать вторая

Те первые несколько шагов в ночную феерию оказались одними из самых трудных в моей жизни.

И не только потому, что у меня болели места, которые никак не должны болеть на людях, но и потому, что Пенн закрылся. В машине он сказал такое, что мне очень хотелось прояснить. Он совершил промах, и мне не терпелось раскрутить его на большее.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось найти тихое место и потребовать, чтобы Пенн раскрыл карты, но он не дал мне шанса.

Схватив меня за руку, Пенн с улыбкой кивнул толпившимся у входа людям и увлек меня в роскошный банкетный зал отеля, где проходила церемония.

Сотни одетых в серебряные наряды людей смеялись и переговаривались, сверкая, как упавшие с неба звезды. Расставленные по периметру зала столы напоминали летающие тарелки, украшенные кружевами и хрустальными канделябрами.