Венера

–  То же самое, что горный альпинизм или скалолазанье,- задушевно пояснил Родригес, разговаривая, как психиатр с пациентом.- Сплошное развлечение.

–  Вы этим когда-нибудь занимались - я хочу сказать - лазили по скалам?
– поинтересовался я, поставив башмак на первую ступеньку лестницы.

–  Я? Вы шутите? Когда я вылезаю метров на пятьдесят, меня нужно снимать вертолетом.

Мне вот тоже, как и Родригесу, не приходилось карабкаться по скалам, ни в страховке, ни без. Рисковать сломать шею ради простого развлечения всегда казалось мне вершиной идиотизма. «Но тут совсем другое дело»,- напомнил я себе. Тут работа, которую надо сделать, без которой - никак. Теперь я опять вносил весомый вклад в экспедицию, а не прятался в каюте, пока другие работают как папы Карло.

И все же легче от этого не становилось. Сколько я себя ни убеждал - помогало мало. Наверное, Родригес мог сделать это и в одиночку, но долгие годы опыта подсказывали, что намного безопаснее идти вдвоем, даже если один из них полный идиот в этом деле. Говоря «идиот», я имел в виду - «новичок». Кроме того, получалась экономия времени почти в два раза, и уже только одно это делало предстоящую работу намного безопаснее.

Кроме того, нам помогало давление венерианской атмосферы. В открытом космосе, где за тканью скафандра только вакуум, он раздувался, и астронавт становился неповоротливым. Для того и предназначались миниатюрные сервомоторы в суставах и перчатках, чтобы помогать мышцам сгибаться и разгибаться. Но в атмосфере, даже на такой высоте, и тем более - в атмосфере повышенного венерианского давления - шевелиться становилось легче. Скафандр облегал тело как влитой. Даже перчатки. Суставы «пальцев» двигались в них теперь без всякого напряжения.

Одно за другим мы с Родригесом проверили все крепления гондолы и газового резервуара. Сварочные швы показались мне достаточно прочными. Никаких следов ржавчины, коррозии, разъеденного металла. Один из шлангов, ведущих из сепаратора-распределителя в газовый резервуар, болтался несколько свободнее, чем положено, на взгляд Родригеса. Несколько минут астронавт повозился с ключами и отверткой, чтобы затянуть его как следует, болтаясь при этом на тросе, как обезьяна, свисающая на хвосте с банановой пальмы.

Наблюдая за работой Родригеса, я бросил взгляд на ручной термометр на запястье. Каково же оказалось мое изумление, когда оказалось, что он показывает лишь несколько градусов выше нуля. Тут я вспомнил, что мы всего в пятидесяти километрах от поверхности планеты. На Земле это означало висеть высоко в стратосфере, на самой границе с космосом. А здесь, на Венере, мы находились в центре густого облака взвешенных капель серной кислоты. А не так далеко под нами атмосфера уже раскалялась до нескольких сот градусов.

Болтаясь в вышине, я вдруг понял, что напоминает мне этот полет. Несколько лет назад- я еще был ребенком - я просматривал видеорепортаж о Гавайях. Фильм рассказывал о серферах. Тогда я сгорал от зависти, потому что лежал дома на диване, пока они там выделывались на гигантских океанских волнах, но в то же время я понимал: мне ни за что не решиться на такое. И все же зрелище оказалось потрясающим. Но вот и я парю на куда более мощных волнах, в куда более свирепых стихиях, в ином мире, на высоте пятидесяти тысяч метров!..

–  Дело сделано,- сказал Родригес, засовывая ключи за пояс. Один из них зацепился, выпал из его руки и - все! Мгновение - и его не стало. Он унесся со страшной скоростью. Я тут же вспомнил, что случится со мной, если подведут страховочные тросы.

–  В самом деле?
– переспросил я с пересохшим ртом.- Все в порядке?

–  Мне еще надо проверить газовую емкость - нет ли следов перегрева,- заметил Родригес.-А вы возвращайтесь.

Даже не думая, я тут же ляпнул:

–  Нет, я иду с вами.

И мы стали медленно карабкаться по ступенькам в гигантский газовый пузырь. Я чувствовал, что медлить нельзя,- меня запросто могло сорвать с обшивки. Я чувствовал, как ветер выжидает момент, когда я замешкаюсь и растеряюсь.

Подъем шел медленно - время словно растянулось в вечность, одна ступенька задругой, отстегнул, шагнул, пристегнул. Так же взбираются альпинисты, не делая ни шагу, пока не проверена очередная сцепка. Я слышал тяжелое дыхание Родригеса в наушниках.

Дюшамп, конечно, тоже слышала все это, поскольку между нами и капитанским мостиком уже установилась связь. Но я прекрасно отдавал себе отчет: случись что, помочь нам все равно никто не успеет. Здесь только мы с Родригесом, и никто не придет нам на помощь. Это пугало и возбуждало одновременно. Говорят, страх - лучший источник адреналина.

Наконец мы достигли узкого помоста, проходившего вдоль борта резервуара и огороженного тонким поручнем.

Родригес опустился на колени и привел в действие выключатель, который поднял тонкий и непрочный поручень по всей длине прохода, выстланного непрочной с виду металлической решеткой. Плоские поверхности из сплошного металла снижали бы аэродинамические свойства аппарата. Затем мы закрепили наши страховочные тросы на этом неубедительном железном пруте и теперь могли свободно двигаться от носа до кормы. Такую ограду можно встретить разве что на борту гоночной яхты, но не дай ей Бог попасть в шторм! А мы как раз находились в эпицентре бури.

–  Вот она - вершина мира,- пробормотал Родригес. В голосе его чувствовалась гордость, как у альпиниста, уже поставившего свой флажок где-нибудь на вершине Тибета.

–  Да,- подтвердил я, но голос мой звучал нетвердо. Мы добрались до тупого наконечника резервуара, где

крепился большой тепловой экран. Я увидел следы покореженного металла там, где его сорвало с креплений. Родригес наклонился, тщательно исследуя этот участок, бормоча себе под нос, как терапевт, наклонившийся с фонендоскопом над грудью пациента. Затем мы медленно выбрели к корме. Он впереди. Наши «шнурки безопасности» по-прежнему скользили по непрочному с виду пруту. Я увидел это первым.

–  Что это такое?
– спросил я, показывая. Родригес хмыкнул, затем сделал несколько шагов вперед.

–  Хм-м,- пробормотал он.- Похоже на ржавчину, не так ли?

И тут я невольно вспомнил, из чего состоят эти прекрасные на вид облака. Из серной кислоты.

Словно прочитав мои мысли, Родригес сказал:

–  Это не серная кислота. Она не воздействует на металлокерамику.

–  Вы уверены? Он усмехнулся.

–  Не беспокойтесь. Она ведь не может прожечь пятно в вашем скафандре, а там слой куда более тонкий.

«Приятно слушать вас,- подумал я.- Ваши слова звучат весьма вдохновляюще». Но от пятен коррозии никуда не денешься - они темнели на поверхности газового резервуара.

–  А может, это от температуры? При входе с орбиты? Я слышал, как он задумчиво бормочет в своем шлеме.

–  Конечно, пламя могло прорваться за тепловой экран и обжечь броню.

–  Но сенсоры не зарегистрировали резкое повышение температуры. По идее, должен был прозвучать хоть один тревожный сигнал,- напомнил я.

–  Может, это место не засекли сенсоры. Для того чтобы такое заметить, пришлось бы расширять масштаб слежения. Сенсоры настроены на больший масштаб охвата.