Верь мне

— Я все понимаю, Макс. Я приму любое твое решение.

Глава 32

Они договорились встретиться в двенадцать.

— Мы минут через пять будем, — проговорила Арина в трубку, лавируя в потоке машин. — Что? Саш… Алло!

Связь вдруг прервалась. Перезванивать Арина не стала — отложила телефон и переключилась на дорогу. Макс задумчиво разглядывал мелькающий за окном пригород, а Лика, пригревшись рядом с ним на заднем сиденье, легонько гладила его руку, понимая, как нелегко далось ему согласие на встречу с Горским.

Далось оно очень нелегко. Макс до сих пор не был уверен, что это хорошая затея, он не представлял, как поведет себя. Вроде бы предупредил и Лику, и Арину, чтоб ничего хорошего от этой встречи не ждали и иллюзии свои оставили; Горский — враг, и никаких компромиссов здесь быть не может. Но еще он отец девушки, которая за два с половиной месяца умудрилась стать самым близким Максу человеком, и надо бы все-таки держать себя в руках — хотя бы ради нее. Но сможет ли сдержаться, лицом к лицу встретившись с виновником своих бед? Сможет ли Лика удержать его от порыва вцепиться Горскому в глотку? Макс не знал. И все-таки ехал. Ради Лики и надежды, что будущее у них все-таки есть.

Враг все ближе. Позади остался город, маячит впереди поворот на закрытый поселок. Подъезжая, Арина притормозила, чтобы пропустить навстречу выезжающий черный джип. Странно, но водитель за рулем джипа показался Максу смутно знакомым. Он точно видел где-то этого человека — крупного, бритоголового… Впрочем, удивляться нечему — поселок явно не для простого люда, а на зоне с Власовым всякие сидели. Макс не удивился б, если кто-то, сидевший с ним, вдруг оказался б обитателем этого заповедника бизнесменов, артистов и прочего «золотого фонда города». Аринина машина тем временем продолжила свой путь.

— Михалыч, огнетушитель доставай! — закричал мужичок в форме охранника, подбегая к пропускному пункту.

— А что случилось?!

— Да потом все! Огнетушитель давай!

Здесь что-то случилось, и в суматохе охрана без лишних вопросов пропустила Аринину машину. Не задавить бы теперь никого… Впереди виднеются клубы черного дыма, и, словно мотыльки на пламя, сбегаются зеваки поглазеть на беду соседа. Арина еще не знает, что случилось, но дурное предчувствие уже тянет к ней свои когтистые лапы, заставляя, несмотря на снующих рядом людей, ускориться.

Беда пришла, откуда не ждали. Полыхала правая часть особняка Горского. Черно-рыжие языки пламени вырывались из лопнувших стекол и с жадностью, словно боясь не успеть нажраться прежде, чем их уничтожат, лизали идеальную кирпичную кладку, оставляя за собой черные следы.

— Саша… — растерянно позвала Арина, выйдя из машины.

Ступор. Холодный, каменный. Какой дурной мираж! Арина смотрела на пламя за высоким забором и отказывалась воспринимать действительность.

— Это его дом? — нахмурился Макс, взглянув на Лику.

Но Лика здесь впервые, и она, как и ее мать, лишь испуганно смотрит на пламя, еще не осознав, что там, в огне, может находиться ее отец. Пусть чужой, ненавистный, но ее. Тот, которого она так ждала когда-то.

Первой пришла в себя Арина. Она вдруг сорвалась с места и бросилась к воротам. Заперто. Чертов забор, чертовы ворота! Пожарные приедут — к дому даже подобраться не смогут! Сквозь решетку на воротах она смотрела, как кто-то, умудрившись перелезть через высокую каменную стену, бежал с огнетушителем к горящему дому… Только Арина знает точно: это не поможет. Она судорожно вглядывалась в лица людей вокруг, ища лицо мужа, но напрасно — все лица чужие, с любопытством взирают на бушующее безумие. Растерянность, бессилие… Арина отказывалась верить, что Горский сейчас в доме, и все же чувствовала: он там, с той самой минуты, когда так неожиданно вдруг оборвалась телефонная связь.

— Саша! — завопила она, дергая равнодушную к ее крикам решетку.

Вот теперь ей плевать, что будет дальше. Ей нужно к мужу, она любой ценой должна попасть в дом! Отчаявшись попасть через ворота, Арина бросилась к гаражу, до которого пока еще не добрался огонь — она помнит, там есть вход в дом! Но гараж ей снаружи не открыть. И сколько бы Арина не била кулачками по равнодушному железу, толку не будет.

Пока Арина сходила с ума, судорожно ища способ спасти мужа, а Лика стояла возле машины и, как завороженная, смотрела на пламя, Макс ловил себя на мысли, что ему ситуация… нравится. Мерзкая, злорадная тварь, жаждущая мести, внутри него возликовала: есть справедливость в этой жизни. И не жалко Горского, вот ни капельки! И пусть сдохнет, пусть сгорит — нет жалости к нему. Есть даже… радость.

Тем временем Арина бежала к машине. Села, с визгом сдала назад, объезжая зевак и разгоняясь, и рванула к воротам гаража — ну удар внедорожника-то они не должны выдержать!

— Мама! — закричала Лика и бросилась за машиной. Она еще не понимает, что значит потерять отца, но зато прекрасно понимает, что может вместе с ним потерять и обезумевшую в эту минуту мать.

Раздался дикий грохот. Но цель достигнута — ворота прогнулись от удара. Из искореженной машины, шатаясь, вылезла Арина и бросилась к образовавшейся в воротах щели.

— Мама!

И что-то в Максе щелкнуло. При виде плачущей Лики, испугавшейся за мать, при виде Арины, рвущейся в горящий дом… Как бы он ни относился к Горскому, им он зла не желал. Макс бросился следом — успел, перехватил Арину уже в гараже…

— Отпусти меня! — закричала она, захлебываясь слезами. — Власов, отпусти меня, я должна быть там!

Она плакала и вырывалась, пыталась даже ударить Макса, уносящего ее из гаража. А потом послышались проклятья. Отборные, беспощадные, наотмашь бьющие. Арина понимала, что Власов будет только рад, если врага его не станет, и ей казалось, Макс специально не пускает ее к мужу, только чтобы отомстить, насладиться чужим горем… Макс вытащил Арину на улицу, чертыхнулся и буквально впихнул Лике в руки:

— Лика, держи маму!

Он на секунду остановился и посмотрел на Лику. Растерянно глядя на него с какой-то немой мольбой, она плакала, испугавшись за мать, испугавшись за… отца. В отличие от Макса, она не желала ему смерти, не радовалась, что предателя не станет. Она просто представила, что у нее больше не будет отца, что они так и не помирятся и она никогда — никогда! — не увидит больше тоску в его глазах, извечную вину и тихое, молчаливое: «Прости меня, дочь…» И слезы сами покатились по щекам. Не такого исхода их войны она хотела. Она не могла простить отцу свои детские слезы и все-таки в глубине души надеялась, ждала, что когда-нибудь сумеет переступить через обиду, обнять мужчину, давшего ей жизнь, и назвать папой. А теперь ничего не будет. И Макс понял: она простила.

— Все будет хорошо, — пообещал он и… рванул в дом.

***

Все будет хорошо! Так Макс пообещал, и Лика цеплялась за его слова как за спасительную соломинку, моля про себя: «Вернись ко мне… Максим, вернись!»

— Он не может погибнуть! Он не может так поступить со мной! — ревела мама на ее груди, думая о Горском.

«Он не может погибнуть! Он не может так поступить со мной!» — отчаянно кричала про себя Лика, думая о Максе.

— Ну что ты, мамочка, говоришь такое? — пыталась успокоить Лика то ли маму, то ли себя. — Не плачь, не надо! Они выберутся, Макс вытащит отца.