Верховная жрица

— Все в порядке. Я это заслужил.

Он качает головой, глядя мне в глаза.

— В этом-то и проблема, Линк. Твоя нынешняя цель – сделать свою жизнь как можно более несчастной. Ты вбил себе в голову эту гребаную идею, что должен страдать из-за того, что Веронику убили, а ты не смог этому помешать. — Он подходит ближе ко мне. — Ты что, не понимаешь, насколько это хреново?

Я делаю глубокий вдох и, зная, что должен быть честен с ним, иначе он не отступит, говорю:

— Я понимаю, насколько это хреново, но не могу этого изменить.

— Почему нет?

— Потому что, когда я закрываю глаза, все, что я вижу, – это Ронни... — Ужасный образ проносится у меня в голове, и удар, который он наносит, заставляет меня отступить на шаг назад. — Это все, что я, блять, вижу... — Я бросаю взгляд на дом, — Если только я не рядом с Кассией. Когда я рядом с ней, тьма не такая удушающая.

За последнюю неделю мне приснилось всего два кошмара. Но даже они стали немного лучше.

Я снова смотрю на Дэвиса.

— Мне просто не хватает духу поддерживать общение и притворяться, что все хорошо, потому что хорошо никогда не будет. Я уже никогда не буду прежним. — Я машу рукой в пустоту. — Теперь это моя жизнь, Дэвис. Я по уши увяз в преступном мире и не намерен оттуда уходить.

Он делает шаг ближе ко мне.

— Слушай, я понимаю, почему ты здесь, убиваешь ублюдков, подобных тем, кто убил Ронни. Я просто не понимаю, почему ты отталкиваешь меня. — Он указывает на Миллера и Сондерса. — Почему ты отталкиваешь их. Мы прошли с тобой через ад, брат. Ты был рядом, когда я потерял ногу и страдал от депрессии в последующие месяцы. Но ты не позволяешь мне сделать то же самое для тебя. Разве это справедливо?

— У меня нет депрессии, — бормочу я.

— Нет, это уже давно позади. — Он показывает крошечное пространство между указательным и большим пальцами. — Вот так ты близок к тому, чтобы вышибить себе мозги, не так ли?

Когда я качаю головой, он подходит еще на шаг ближе.

— Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не сидел с заряженным пистолетом, пытаясь набраться смелости и нажать на курок.

Ссора с Кассией проносится у меня в голове, и я вспоминаю, как практически умолял ее нажать на курок.

Когда я молчу, Дэвис качает головой, его серые глаза темнеют от горя.

— Я был на твоем месте, Линк. Ты не выберешься из этой тьмы в одиночку. Позволь нам помочь. — Он наклоняется ко мне и кладет руку на плечо. — По крайней мере, позволь мне помочь.

Я делаю шаг назад.

— Я ценю, что ты хочешь мне помочь, Оливер, но... — Я делаю глубокий вдох: — Кассия мне подходит. Она только что потеряла всю свою семью во время нападения. — Я прочищаю горло, чувствуя себя чертовски неловко из-за этого разговора с ним. — Она понимает меня. — Я снова бросаю взгляд на дом. — Я ничего не имею против тебя, чувак. Просто с ней легко разговаривать. Я рассказал ей то, чего никогда никому не рассказывал.

Он кивает и делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает.

— Хорошо, что ты хоть с кем-то разговариваешь.

Господи, за последнюю неделю я говорил больше, чем за весь год. Такое чувство, что это все, что я делал с тех пор, как Кассия очнулась в больнице.

— У нас все хорошо? — Спрашиваю я, чувствуя усталость от общения.

— Да. — Он смотрит на дом. — Блять, это место – настоящая помойка.

Я усмехаюсь.

— Здесь только одна спальня. Я не продумал все до конца, когда сказал, что все должны собраться здесь.

— Очевидно, что не продумал. Хотя не могу тебя винить. Эта твоя девчонка дерзкая и, наверное, не дает тебе покоя.

Я киваю, уголок моего рта приподнимается в улыбке.

— Да, это так.

— Мы с ребятами найдем мотель, где сможем переночевать. Сообщи нам, когда все будут здесь, чтобы мы могли встретиться и обсудить операцию.

Я киваю и иду с ним к машине.

— Все хорошо? — Спрашивает Миллер.

— Да. Мы направляемся в мотель. Найт позвонит, когда прибудут все остальные.

Я смотрю, как мужчины садятся в машину, и когда они уезжают, поднимаю руки и провожу ладонями по лицу, а затем бросаю взгляд на другие дома, расположенные дальше по улице.

Господи, что за гребаный день.

Полагаю, могло быть и хуже.

?

Я остаюсь стоять снаружи, размышляя обо всем, что произошло.

До сих пор мне не приходилось никому объяснять, кто я или почему избрал такой образ жизни, поскольку я избегал Дэвиса и ребят. Сантьяго просто терпел мои перепады настроения, но, с другой стороны, именно он нашел меня в той комнате с телом Ронни на руках.

Такое чувство, что у меня в груди открывается ящик Пандоры. Черт его знает, что за дерьмо вылезет наружу, но я испытываю странное чувство надежды, что все может обернуться к лучшему... если только я останусь рядом с Кассией.

Мои мысли возвращаются к нашему спору и поцелую.

Блять. Поцелуй.

Ни одна женщина не целует мужчину так, как она поцеловала меня, если между ними нет влечения, так что это ответ на мой вопрос.

Но она девственница.

Я полагаю.

Она сказала, что у нее никогда не было отношений, и я был первым мужчиной, который увидел ее обнаженной, но сексом можно заниматься и в одежде.

Из моей груди вырывается недовольный звук, но потом я вспоминаю, что она сказала, что наш поцелуй был первым в ее жизни. Так что я сильно сомневаюсь, что у нее уже был секс.

Мои мысли продолжают метаться, и я ни на что особо не обращаю внимания, пока до меня доходит, что я подарил Кассии ее первый поцелуй.

Что она чувствует по этому поводу?

А что я чувствую?

Обычно я стараюсь избегать этого любой ценой, но сейчас я внимательно присматриваюсь к своим эмоциям. Я испытываю удовлетворение от того, что мне довелось быть у нее первым, и мне хочется, чтобы все остальные ее первые разы тоже были со мной.

Но мне также страшно. Что, если я не смогу сохранить ей жизнь? Что, если я позволю себе влюбиться и в итоге потеряю ее?

Я тяжело вздыхаю, глядя на случайный клочок песка.

Теперь уже слишком поздно думать обо всех этих "что, если".