Вернадский
Шрифт:
Да, Владимир Иванович верил в прогресс науки, общества, личности и на этой вере старался обосновать концепцию ноосферы, не обращая внимания на факты, её опровергающие. Однако история XX века с полной очевидностью показала преобладания негативных проявлений технической цивилизации.
К сожалению, идею Техносферы и техногенного человека трудно воспринять тем, кто верит во всеобщий прогресс. Но пора задуматься: за счёт чего он достигается? Скажем, золотой век русской культуры пришёлся на период крепостничества, самодержавия.
За последние столетия наблюдается нерадостная картина. Прогресс техники сопровождается деградацией живого вещества; прогресс
… Многое, о чём написано в этой книге, заслуживает внимательного осмысления учёными, философами и просто теми, кто желает полноценной жизни для себя и всех остальных. Моей главной целью был рассказ о жизни и творчестве В. И. Вернадского в связи с поисками новых направлений в познании, осмыслением бытия человека и цивилизации.
«Чем дольше живешь, думаешь и работаешь, тем все ярче и глубже встает картина непонятного», — признавался Владимир Иванович.
Без ясного понимания своей роли на Земле и в космосе, без осознания гибельности существующего пути развития технической цивилизации нет надежды на счастливый финал.
Немало предложено рецептов построения общества свободы, равенства, справедливости, взаимопомощи. От анархистов и коммунистов до фашистов и нацистов — кто только не высказывался на этот счёт: писатели, философы, учёные, политики, религиозные деятели!
Зная это, наивно, если не откровенно глупо вносить в этот список свое частное мнение. Единственное оправдание: до сих пор не стало объектом изучения и дискуссий учение о Техносфере.
Ноосфера у Вернадского — земная природа, подчинённая научной мысли. Эта концепция противоречит идее вечности Жизни на Земле и в космосе, предполагающей вечность Разума, превышающего умственные способности человека. Противоречие может разрешить только приоритет органического синтеза космоса над механическим, о чём убедительно писал Вернадский.
Не следует уходить от суровой реальности в милые сердцу мечтания о неизбежной победе на планете разума, добра и красоты. Происходит нечто иное. Необходимо изучать Техносферу, чтобы преодолеть её усиливающийся гнёт.
Призыв «Обнимитесь миллионы!» остаётся лишь в звучании стихов и музыки. Актуален и, возможно, спасителен для цивилизации другой призыв, который вполне в духе Вернадского: «Пролетарии умственного труда, объединяйтесь!»
Он был убеждён: «Человеческая личность есть драгоценнейшая, величайшая ценность, существующая на нашей планете. Она не появляется на ней случайно и, раз исчезнувши целиком, никогда не может быть восстановлена».
Увы, личности бывают разные, и среди них немало подлецов, предателей, убийц, казнокрадов, садистов, маньяков… Возможно, хорошие добрые честные люди преобладают. Но почему же тогда на Земле так много совершается зла?
Николай Бердяев утверждал, что техника творит человека по своему образу и подобию. Это трудно заметить и осознать, ибо обитаем мы в искусственной техногенной среде, которая стала для нас естественной.
Да, личность каждого из нас — наше самое драгоценное достояние… если не считать родных и близких, свой народ, человечество, земную природу. Пока мы живы, наше достояние — вся Вселенная, а мы — её часть.
Вот только такое мировоззрение остаётся достоянием слишком немногих. Человечество живёт не по законам Биосферы и Ноосферы, а подчиняясь Техносфере. И драгоценная по первоначальной сути своей человеческая личность превращается в ничтожный винтик глобального механизма.
Есть
ли мир иной, куда уходит душа после смерти тела? Неизвестно. Есть Мир этот, реальный — в нас и повсюду. Он отчасти понятен, а во многом загадочен и непознаваем.Слова Иисуса Христа: «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17: 21). Тут есть над чем задуматься.
Каждая личность — это вселенная для самой себя. В Биосфере она — эфемерная клетка глобального организма, причастная к его величию и бессмертию. В государстве личность — подобие детали механизма; в Техносфере — ничтожный винтик, выбрасываемый на свалку.
Завет Природы: делай лучше самого себя и мир вокруг. Только так проявляются развитие, Жизнь и Разум.
Первичны не материя или сознание, а Природа. Она есть всё сущее, включая наши фантазии.
Возможно, следовало бы основать религию реализма, признающую долю истины за всеми религиями (включая сектантство). Реальный Бог — сотворившая нас Биосфера Земли, пронизанная лучистой энергией Солнца. Эта Божественная Среда — воплощение истины Мироздания. Нам следует осмысливать её и чтить как Богоматерию.
Не приходится уповать на стихийное, как бы явленное свыше пришествие эры ноосферы. Человечеству суждена такая судьба, какую оно заслуживает. Таково проявление свободы действий, веры и познания.
Приложение
По поводу критических замечаний акад. А. М. Деборина
[…]Ясно, что я не могу серьезно вдаваться в разбор трафаретно-мистического мировоззрения, приписанного мне акад. Дебориным, очевидно, вполне наивно не сознающим, насколько архаичным оно должно представляться ученому, почти 50 лет непрерывно работающему над основными вопросами точного знания. Когда встречаешься с таким удивительным непониманием своего философского мировоззрения — а я его имею, — лучше всего изложить его самому.
…Убеждать никого я не хочу. Да и как убеждать философов, строящих, в сущности, свое мировоззрение на вере? Как могу я с ними спорить, когда основное их положение — равноценность по достоверности философского и научного знания в научных проблемах или даже примат философского — мною сознательно отвергается? Когда в этих проблемах для меня несомненен примат научного знания, научных методов перед философскими знаниями и методами?
… Для меня в вопросах, охваченных научным знанием, не может быть и речи о равном с ним значении религиозного и философского знания. Этим убеждением проникнута не только моя статья, но вся моя жизненная работа. Правда, я ставлю «в один ряд» религиозное и философское знание, как это ясно из моей цитаты, но оба и философское и религиозное знание отличаю от научного — иногда чрезвычайно резко […]
Я должен протестовать против тона, каким в данном случае философ, приписав мне, не понявши моей статьи, чуждые мне мнения, позволяет себе меня же обучать научной работе. Он говорит: «Очевидно, что автор не уяснил себе значения и роли научных теорий и гипотез, а равно их связи с эмпирическими обобщениями». К несчастью, таким поучениям приходится подвергаться на каждом шагу в еще более грубой форме […]
Ясно, как должен относиться при таких обстоятельствах ученый к поучениям философа, его учащему методу работы, но не умеющего оценивать точность своих выводов и не желающего понять общеобязательность правильно сделанных научных выводов и неизбежную индивидуальность и сомнительность в сфере реальности природных явлений философских построений.