Вернисаж
Шрифт:
Натка подала мне свой рисунок.
– Вот видишь, всё хорошо, только ноги у меня...
– Ноги у тебя... А что это за птица?
– Голубь.
– Голубь? Какой же это голубь? Это же ворона!
– Сам ты ворона!
– накинулась на меня Натка, но тотчас спохватилась: ещё одно оскорбление - и я откажусь пририсовывать ее птице лапки.
– И вовсе не ворона!
– Серенький... А клюв?
Клюв у Наткиного голубя и в самом деле был великоват - длинный и толстый.
– А хвост?
И хвост скорее смахивал на вороний.
– Эх ты, художница! Давай покажу, как рисуют настоящие художники!
– И я взял у Натки кисточку.
Р-раз... Д-два-а... Р-раз... Птица встала на небольшие серые лапки. Вот сейчас она сделает несколько торопливых коротеньких шажков.
– Ой, какой красивенький! Какой красивенький!
– захлопала в ладоши Натка.
Она до того восхищалась голубем, что меня злость взяла. Нарисовала какую-то ворону, а форсу сколько! Да если б не мои лапки, то взглянуть было бы противно на её голубя...
– Подумаешь, задавака! "Вороне где-то бог послал кусочек сыру..."
Я ждал, что Натка сейчас набросится на меня, будет сердиться и даже заплачет... А она вдруг как засмеётся:
– Ой, как хорошо! Ой, как хорошо! А я не знала, как мне назвать свою картину!.. Ты мне, Вовочка, дорисуешь ёлку - ёлки у тебя вон как хорошо получаются, - сыр я уже сама нарисую!..
И Натка взялась за "сыр"... За мой "сыр": ведь это я ей его подсказал.
А сам я сидел над своим лесом и всё подрисовывал новые пни, засыпанные снегом.
"Вот тебе и зимний лес", - думал я.
Оно, конечно, лучше было бы взять новый лист бумаги и, как говорит наш учитель в школе, поменять тему...
Разделавшись быстро с "сыром", сестрёнка, довольная своей картиной, обратила наконец внимание на мою вырубленную поляну...
– Что это у тебя - одни пни?
– Глаза у неё широко распахнулись от удивления, губы вытянулись в трубочку. И вдруг, помолчав, она давай хохотать.
– Ой, помру. Ой, помру!..
– И ничего тут смешного нет, - обиделся я, закрывая свои пеньки чистым листом бумаги.
– Думаешь, твоя ворона...
– Знаешь, Вовка... Знаешь, как нужно твою картину назвать?
– сквозь смех проговорила Натка.
– Ну как?
– не ожидая от неё ничего хорошего, всё же спросил я.
Натка снова упала на диван, заливаясь смехом.
– "Плакала... плакала Саша... как лес вырубали..."
– Натка, ты - гений!
– захлопал я в ладоши.
И тут же аккуратно сделал подпись под рисунком: "Плакала Саша, как лес вырубали".
На следующий день мы встретили маму с работы ещё на пороге. Приняли у неё из рук тяжёлую сумку и даже сдержались, не спросили, как обычно: "А что ты нам принесла?"
Мы помогли маме раздеться и торжественно, под руки, повели её в комнату. А там, на самом видном месте, висели в рамках наши рисунки.
Наткин голубь, или "Вороне где-то бог послал кусочек сыру".
И мои пни, или "Плакала Саша, как лес вырубали".
– Ого!
– От удивления мама остановилась за несколько шагов до наших рисунков.
– Ого!
– повторила она.
– Значит, я попала на вернисаж!
Мы с Наткой такого слова ещё не слыхали и не знали, что оно обозначает.
– Поздравляю тебя с праздником, мамочка, - не очень уверенно проговорила Натка.
– И я тебя поздравляю, мама, - вслед за сестрёнкой повторил я.
– Спасибо, спасибо вам, мои дорогие художники!
– И мама по очереди поцеловала Натку и меня.
– Ну, а раз у нас нынче вернисаж... На вернисаже обычно принято говорить художникам приятные слова, хвалить их работу... Вот и я сегодня...
Мама торопливо прошла к своей тяжёлой сумке и достала оттуда две коробки с конфетами. Одну мама дала Натке, другую - мне.
Вот, оказывается, что означает это непонятное слово - вернисаж!
Нам с сестрёнкой оно очень понравилось!