Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

– Домой не приглашаю, поскольку не прибрано!
– торжественно объявляю я Кириллу, когда он осторожно ставит меня на коврик перед дверью. За подобную фразу бабушка меня бы непременно отчитала. Во-первых, у нее никогда не бывало "не прибрано", а во-вторых, это крайне невежливо - так говорить гостю.

Гость не отличается деликатностью и прямо просит напоить его чаем. Пока я придумываю достойный нелюбезной хозяйки ответ, раздается знакомый с детства, до боли в скулах родной голос:

– Девушка все доступно объяснила. Что-то осталось непонятным?

Вовка. Взрослый, широкоплечий, высокий. Но Ермаку только до подбородка.

Мужчины стоят на лестничной площадке, спокойно изучая друг друга холодными взглядами. Не было ни гроша, да вдруг алтын. Способ освобождения от навязчивого баскетболиста рождается мгновенно. Тем более приятный до визга.

Я бросаюсь в Вовкины объятья, повиснув на нем и радостно вдыхая его не забытый за девять лет запах. Он крепко обнимает меня в ответ, продолжая сверлить Ермака взглядом собственника и фронтового друга, когда-то не раз выносившего меня с поля боя на своих руках. Кирилл выдерживает паузу пару минут, потом с достоинством прощается:

– Всего доброго, Варвара! Рад был помочь!
– и, усмехнувшись, добавляет (паразит!):

– До встречи!

– Спасибо-спасибо!
– щебечу я, открывая квартиру и затаскивая в нее Вовку. Дальнейшее происходит не по моей воле, но на самом деле. Вовка, как и Максим в офисе, прижимает меня к входной двери и целует в губы. Крепко, жадно, не позволяя вырваться из теплых объятий.

Тараканы теряют сознание от шока.

Глава 20. Тринадцать лет назад.

Я влюбилась в него, как люди засыпают.

Сначала медленно, а потом сразу.

Джон Грин "Виноваты звёзды"

Человек никогда не забывает того места,

где зарыл когда-то кусочек души.

Он часто возвращается, кружит около,

пробует, как зверь лапой,

поскрести немножко сверху.

Надежда Тэффи "224 избранные страницы"

После того, как я узнала о том, что Наталья Сергеевна - мать Максима, у нас состоялся тайный разговор.

– Она твоя мама?
– вытаращив глаза, спросила я, до конца не веря в происходящее.

– Да, - ответил Максим.
– А что удивительного? Она вполне может быть чьей-то матерью, а я чьим-то сыном.

– Не чьей-то и не чьим-то!
– горячо заспорила я.
– Она твоя, а ты ее! А почему никто не знает?

– Это совсем короткая история, могу рассказать, если тебе интересно, - улыбнулся Максим, насмешливо глядя на то, как у меня округляются и увеличиваются глаза от осознания важности оказанного им доверия.

Мы сидели на лавочке возле бабушкиного подъезда. Мы сговорились с папой, что я все-таки снова буду жить у нее постоянно, а на каникулах у него с Ритой.

Бабушка, хоть и сетовала на то, что от ее дома надо ездить в школу почти через весь город, была очень рада. Я это видела и чувствовала. Мне хотелось быть рядом с ней. Я так любила ее квартиру в старом сталинском доме. Здесь все друг друга знали много лет. Здесь у каждой семьи была своя, совершенно удивительная история, связанная с судьбой страны и этим домом. Здесь служила консьержкой много лет, с юности, добрый ангел Ольга Викторовна, инвалид детства. Здесь с постройки самого дома жили и дружили две семьи: Дымовы и Паперные. Здесь всю жизнь прожил Михаил Аронович, друг бабы Лизы. Здесь когда-то недолго жила и моя мама.

Теперь после уроков домой меня ежедневно провожал Максим. Я понимала, что мы пара, что поцелуй на сцене не был нелепой случайностью, что Максим все-таки выбрал меня. Я была счастлива и ждала объяснения в любви. Но я не торопила судьбу. Я умела ждать и быть благодарной.

– Мама с папой решили, что для всех нас будет лучше, если в школе не будут знать, что я ее сын. Тем более она стала директором этой школы меньше пяти лет назад, когда я уже перешел в шестой класс.

– Вы не афишируете свое родство. А почему?
– спросила я Максима, тихонько прижимаясь к его плечу.
– Чтобы разговоров не было?

– И для этого тоже, - ответил Максим, положив руку на мою острую коленку.
– Так родителям показалось тогда правильным, а потом, когда она стала директором школы, где учился я, было бы странно что-то менять.

Вот и я не хотела что-то менять. Хотела вечно сидеть на скамейке возле подъезда и держаться коленкой за его руку. Или наоборот, не важно.

– А мне уже начало казаться, что вы с ней друг друга невзлюбили, - поделилась я своими наблюдениями.
– Ты к Наталье Сергеевне цепляешься на уроках постоянно. Почему?

Максим не отвечает, а просто пожимает плечами.

– А ребята знают?
– живо интересуюсь я.
– Или для них это тоже секрет?

– Вовка знает, - просто отвечает Максим.
– Только он. Но он не проболтается.

– Я тоже, - тут же обижаюсь я.

– Конечно, нет, - соглашается Максим, глядя мне прямо в глаза. В этот момент я очень жалею, что они не такие прекрасные, как у Лерки. Вот сейчас Максим скажет что-нибудь приятное и о моих глазах, о том, как они ему нравятся.

– И ты никому не расскажешь. Я знаю. Потому что и ты мой самый лучший друг.

Друг?! Приехали.

Настоящее. Пятница (продолжение)

Вовка не выпускает меня из объятий, углубляя поцелуй. Я не отвечаю на него, но и не вырываюсь. Вовкины губы отрываются от моих только на мгновение, за которое он успевает заглянуть в мои ошарашенные глаза, потом прижимается снова. Агонизирующее сознание цепляется за реальность всем, чем может. Но я не прерываю поцелуй. Это катастрофа...

Сегодня я потеряла друга детства. Как только он остановится или я его оттолкну, для нас обоих начнется новая жизнь и навсегда закончится старая. Жизнь ПОСЛЕ. Еще одна потеря...

Каждая секунда этого неправильного поцелуя как удар камня по бронированному стеклу. Оно выдерживает удары, не разлетается на куски, предотвращает порезы. Но я понимаю, что это настоящая трагедия. Безвольной куклой я висну на его руках, и он, почувствовав это, вдруг останавливается и отстраняется, отпустив меня и мои истерзанные его нежностью губы.

Молчим. Вовка растерян, это легко считывается. Смотрит на меня ласково, но как-то по-новому. Прикладываю тыльную сторону левой ладони к ставшим слишком чувствительными губам.