Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

– Какой ты... другой, - тихо говорю я.
– Очень изменился.

– А ты... нет, - так же тихо отвечает он.
– Как будто вчера расстались.

– Ты же на даче говорил, что я взрослая, - напоминаю я ему его же слова.

– Взрослая, - повторяет он.
– Но все равно такая же, как я помнил.

Тринадцать лет назад

Воодушевленные успехом спектакля "Недоросль", мы с огромным удовольствием взялись на подготовку поэтического вечера, о котором объявила Наталья Сергеевна.

Школа. Поздний ноябрьский вечер. Генеральный прогон. Мы репетируем, подбирая музыку, проверяя реквизит. Мне любопытно наблюдать за Натальей Сергеевной и Максимом. На сцене Вовка. Он, после успеха в роли Митрофанушки, считается звездой нашего школьного театра. Даже автографы раздает малышам и восторженным девчонкам на переменах.

Сижу на первом ряду, готовая подсказать Вовке в случае необходимости. Моя роль самая ответственная - я суфлер. Вовка, кудри которого Сашка плойкой завивала целый час, сам собой любуется в роли Есенина:

Вы помните,

Вы всё, конечно, помните,

Как я стоял,

Приблизившись к стене,

Взволнованно ходили вы по комнате

И что-то резкое

В лицо бросали мне.

Вовка находит мои глаза, точно так же, как мы делали на репетиции с бабой Лизой. Она говорила: "Найди того, кому ты будешь говорить, и больше не обращай внимания ни на кого".

Вы говорили:

Нам пора расстаться,

Что вас измучила

Моя шальная жизнь,

Что вам пора за дело приниматься,

А мой удел -

Катиться дальше, вниз.

Наталья Сергеевна садится в соседнее кресло. Вовка мои глаза на ее не меняет.

Любимая!

Меня вы не любили.

Не знали вы, что в сонмище людском

Я был, как лошадь, загнанная в мыле,

Пришпоренная смелым ездоком.

Не знали вы,

Что я в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь, что не пойму -

Куда несет нас рок событий.

На втором ряду, перестав хихикать и сплетничать, притихли старшеклассницы.

Лицом к лицу

Лица не увидать.

Большое видится на расстоянье.

Когда кипит морская гладь,

Корабль в плачевном состоянье.

Земля - корабль!

Но кто-то вдруг

За новой жизнью, новой славой

В прямую гущу бурь и вьюг

Ее направил величаво.

К краю сцены подходят Сашка, Лерка и Максим с Игорем. Все с восторгом слушают Вовку и смотрят на него не отрываясь. Максим поворачивается ко мне и забирает мое внимание от Вовки на сцене. И если бы тот сбился, я не смогла бы ему помочь.

Простите мне...

Я знаю: вы не та -

Живете вы

С серьезным, умным мужем;

Что не нужна вам наша маета,

И сам я вам

Ни капельки не нужен.

Живите так,

Как вас ведет звезда,

Под кущей обновленной сени.

С приветствием,

Вас помнящий всегда

Знакомый ваш... Сергей Есенин.

Последние строчки есенинского стихотворения слышу глухо, не понимая ни слова, потому что Максим одними губами четко и совершенно понятно говорит мне: "Я тебя люблю".

Глава 21. Настоящее. Суббота. Подруги.

"Кажется,

наступил психологический момент

для ужина", - подумал Остап.

Илья Ильф и Евгений Петров

"Золотой теленок"

Барышни любят время от времени

разбивать себе сердце -

почти так же, как выходить замуж.

Это дает пищу для размышлений и

чем-то выделяет их среди подруг.

Джейн Остин "Гордость и предубеждение"

Ранним субботним утром я встаю и иду в душ. Варю кофе в турке и достаю из холодильника сыр. Жую его, запивая горячим напитком. Взгляд, блуждающий по стенам, останавливается на винтажном серебряном настольном календаре фирмы Стерлинг Бирмингем. Его когда-то подарили бабе Лизе на юбилей. Календарь настраивается вручную, и дату на нем давно никто не менял.

Сползаю со стула и иду корректировать время. Ставить его на место. Пора начать ориентироваться.

Итак, сегодня суббота. Со "знаменательной" пятницы прошла неделя. Началась новая. Вторая неделя без Максима.

Для нашей семьи август - урожайный месяц. Мой день рождения, день смерти бабы Лизы и день нашей с Максимом свадьбы. День рождения "отпразднован". Бабушку вспомним в семейном кругу с дядей Георгошей и Михаилом Ароновичем. А дня свадьбы у меня больше нет.

Вчера, выпив бутылку шампанского, мы с Вовкой говорили только о ней - бабе Лизе. Вовка вспоминал, как она любила приглашать его на воскресный завтрак, как мы ходили к Михаилу Ароновичу рассматривать фарфоровые фигурки и в дверную щелочку разглядывать его волшебно прекрасный и таинственно недоступный кабинет. Одновременно вспомнили даже удивительные "кошачьи" шахматы. Одно "помнишь" опережало другое.

– Помнишь, отец наказал тебя и сдал под домашний арест бабушке? За побег на дачу с Мышильдой? А баба Лиза пускала меня к тебе тайком, называя это свиданием по амнистии?

– Помнишь, ты притащил мне черепашонка Федю, и он смешно ел листья салата, быстро так, словно он и не черепаха вовсе, а кролик, бабушка потом отдала его соседям?

– Помнишь, как мы разбили с тобой фигурку и решили ее склеить?

Я почувствовала, как и тогда, прилив нежной благодарности, снова, через столько лет услышав это "мы". Фигурку уронила я.

О! Это было происшествие! Старинная антикварная статуэтка девятнадцатого века называлась "Игра на флейте".

– Фарфор с глазурью. Германия, - торжественно объявил Михаил Аронович.

Очаровательная сценка: юноша обучает молодую девушку игре на флейте, рядом, у босых ног прелестницы, примостилась симпатичная овечка. Меня совершенно поразила юбка девушки: она была из фарфорового кружева, взбитого пышной пеной. Пока не возьмешь в руки, не потрогаешь - не поверишь, что это не ткань, а фарфор. Вот мы и взяли, и потрогали...