Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

Мы замолчали, и какое-то время нас окружала только тихая музыка. Было далеко за полночь. Скоро, согласно программе, начнется шоу исполнительницы блюзов Вероники Серебровой. Перед ее выходом на сцену появился "обращенный" и принес нам бутылку шампанского:

– Подарок от заведения?
– усмехнулась Сашка.

– Нет, - ответил юноша, бандерлогом глядя на Лерку-Каа.
– Это вам от столика слева. Мужчина в серой рубашке.

Кошу глаза влево. Точно! Вот кто "обращенный" на самом деле. За столиком сидит, вытянув длинные ноги, Ермак.

– Будет драка, - сообщаю я подругам.
– Как в сериалах. Добротная. С криками, визгами и кровью, надеюсь.

– Брось!
– отмахивается Сашка, тоже увидев Кирилла.

– Игорь не будет с ним драться, - спокойно подтверждает Лерка.

– С ним буду драться я!
– говорю я, вставая с диванчика и направляясь к Ермаку.

Мужчина встает и терпеливо ждет меня возле своего стола.

– Какая неожиданность!
– говорит он, глядя мне в глаза.

– Не надо воровать чужие реплики!
– шиплю я, как разозленная назойливой птичкой кошка.

– Варя?
– вопросительный тон Игоря, оказавшегося рядом со мной и обнявшего меня за талию, крепко, по- собственнически, сообщает мне, что все в порядке, что мне не надо волноваться, а он все берет на себя.

– Пойдем к нам за столик, еще поболтаем, - тяну я за руку Игоря, нелогично испугавшись, что сейчас он станет при всех выяснять отношения с Ермаком.

На сцене появляются музыканты и певица.

– Он за тобой следит?
– спрашивает обалдевшая Сашка.

– Следит?
– нахмурившись, спрашивает меня Игорь.
– Почему? Кто он? Знакомое лицо какое-то у него...

Пока Лерка рассказывает Игорю историю о баскетболисте Ермаке, я вслушиваюсь в слова песни:

Была суббота, лил дождик проливной.

Над городом нависли тучи.

А я лежал, плюя на потолок,

Работа эта шла благополучно.

А на стене портреты кинозвезд

Висели, как иконы надо мной.

И от дождя их кинозвездные глаза

Покрылись серой, серой пеленой.

Появляются первые танцующие пары. Сашка утаскивает Игоря на танцпол. Лерка уходит пудрить носик, оставляя меня за столиком в одиночестве. Не успеваю сосчитать даже до десяти. Нарисовался! Решаюсь поговорить с Ермаком во время танца. Должен же он меня услышать и понять!

Я снова грезил, и мой старенький диван

Поднял на встречу ветрам паруса.

И заскользил по призрачным морям.

Опять со мной творились чудеса.

– Кирилл!
– мягко начинаю я, когда он, прижимая меня к себе, повел в танце.
– Моя сестра спрашивала о вас.

– Я обещал Маше подобрать спортивный костюм в моем магазине.

– Костюм?
– удивляюсь я.

– Для пробежек в парке. Маша узнала, что я каждое утро бегаю, и захотела ко мне присоединиться. Говорит, желание есть - костюма нет.

Неисповедимы пути твои... Да, Мышильда - находчивая особа!

– Может, и ты присоединишься?
– спрашивает Кирилл, ладонь которого закрывает мою спину почти полностью. Мне горячо и тревожно.

– Спасибо, но нет, - поспешно отвечаю я.

И со стены ожившая звезда

Сошла ко мне, призывно улыбаясь.

Кричу - "люблю!", а кинозвездные глаза

В ответ мне соблазнительно смеялись.

Если бы я искала вариант "утешиться", то Ермак вполне бы подошел. Сейчас, улыбаясь и кивая тем, кто его узнал, он похож на довольного жизнью человека. Ямочки на щеках так очаровательны, что я невольно растягиваю рот в ответной улыбке. Тут же неверно меня поняв, он прижимает меня еще крепче и замедляет движение в танце. И только я собираюсь сообщить ему, что скоро потеряю сознание от удушья или он сломает мне ребра, как вижу недовольно-насмешливые глаза Игоря, испуганные Сашки, танцующих рядом с нами. Но смотрят они не на нас.

На краю танцпола стоит Максим. Его спокойное лицо ничего не выражает, но глаза... Глаза горят бешенством и отчаянием приговоренного к повешению, которому не дали возможности сказать последнее слово и уже всунули кляп в рот.

– Жизнь хороша, - шептала мне звезда

С обложки разноцветного журнала.

– Люби меня, чего тебе еще?

Что хочешь ты, ведь этого немало!

Глава 24. Двенадцать лет назад.

Чтобы жизнь стала лучше,

она сначала должна стать хуже.

Чак Паланик "Удушье"

Она, черт побери,

до того ко мне равнодушна,

точно я ей муж.

Оскар Уайльд

Сентябрь в этом году был такой теплый и нежный, что, несмотря на то, что наступил последний и самый важный в нашей жизни школьный год, учиться не хотелось. Совсем. После уроков мы по-прежнему сидели на лавочке в парке или в "Пельменной", не желая расставаться. Только придешь домой - и все время уйдет на выполнение уроков.

С первого сентября по утрам меня начал неожиданно провожать в школу Вовка. Время после уроков целиком и полностью принадлежало Максиму, который еще в десятом классе после спектакля "Недоросль" и нашего знаменитого на всю школу поцелуя стал моей "парой". Поскольку бабушка жила далеко от школы, на дорогу с пересадкой уходил почти час. Папа категорически отказался меня возить, вынуждая жить с ним, Ритой и Мышильдой. Мне было важно остаться с бабушкой, поэтому я гордо стала пассажиркой общественного транспорта.

Первого сентября, выйдя из подъезда за час до начала занятий, я обнаружила возле своего дома Вовку. Накануне ночью приехавший от своего деда-"партизана" с Волги.

– Привет!
– запрыгала я от радости, несмотря на солидный возраст в шестнадцать лет.

– Привет, Варюха!
– обнял он меня.
– Решил тебя проводить до школы.

– Это ж во сколько ты встал и сколько спал?!
– поразилась я. Вовка жил прямо во дворе школы. Это час до меня. Потом еще час со мной обратно до школы.

– Да не спится что-то, - проворчал мой друг.
– Возраст, наверное!

Как давно мы не проводили столько времени вместе! Я соскучилась по его шуткам и этому знакомому жесту, которым он взъерошивал свои светлые кудри.

Максим, который ждал меня на остановке троллейбуса, если и удивился, что я с Вовкой приехала, то никак этого не показал. Он крепко пожал Вовке руку и поцеловал меня прямо в губы прямым коротким поцелуем.

С этого дня все так и осталось: утром в любую погоду у своего подъезда я находила Вовку, после уроков мы всей нашей компанией гуляли пару часов, а домой меня провожал Максим.

У подъезда мы стеснялись целоваться. В подъезде это было немыслимо. И не потому, что это не позволял внушенный мне бабушкой и отцом этикет, а потому, что нас могла заложить отцу Ольга Викторовна. Поэтому поцелуев было раз, два - и обчелся! Кроме этого, объяснения в любви в том виде, как я себе представляла, так и не произошло. У меня в копилочке были только заветные движения его губ по траектории "Я тебя люблю".

Баба Лиза говорила, что некоторые мужчины боятся объясняться в любви.