Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

– Подстроимся!
– уверяю я всех, чувствуя, как любовь к Максиму переполняет меня настолько, что не входит вторая чашка чая.

Настоящее. Воскресенье. Гадание.

– Конгруэнтны?
– невесело переспрашиваю я.

– Да!
– горячится Сашка.
– И симметричны, и подобны. Любое объединяющее понятие.

– А параллельны?
– продолжаю иронизировать.

Сашка, смеясь, щелкает меня по носу.

– Вернемся к Сергею, - говорю я, желая поменять предмет разговора.
– Очень возмужал. Просто мужчина-коньяк.

– Нет, - не соглашается Сашка.
– Мужчина-коньяк - это Макс! С годами только лучше. Благороден, выдержан, самодостаточен. Никому ничего доказывать не должен.

– Достоинство и респектабельность, - подхватывает Лерка, словно читает текст рекламы коллекционного коньяка.

– Вы у него все на зарплате, что ли?
– спрашиваю я, негодуя от того, что любая тема выходит на Максима.

– Мы у совести и памяти на зарплате, - огрызается Сашка.
– Если тебе друзья для правды не нужны...

– Нужны для правды, правда, нужны, - тихо каламбурю я.
– Но у меня такой винегрет в голове, не представляете.

– Почему? Представляем как раз и очень хорошо, - устало потягивается и вытягивает ноги Лерка.

– Кто лучше нас представит?
– спрашивает Сашка и сама же отвечает.
– Никто.

Действительно, никто. С двенадцати лет на их глазах. И я у совести и памяти на зарплате.

Глава 28. Настоящее. Понедельник. Презентация.

Конечно, заиметь собственную

отдельную квартирку -

это всё-таки как-никак мещанство.

Надо жить дружно,

коллективной семьёй,

а не запираться в своей домашней крепости.

Надо жить в коммунальной квартире.

Там все на людях.

Есть с кем поговорить.

Посоветоваться. Подраться.

Михаил Зощенко "Летняя передышка"

Если не знаешь, что сказать, говори по-французски!

Льюис Кэрролл "Алиса в Зазеркалье"

– Livraison de croissants! (Доставка круассанов!) - бодрый и довольный голос Ольги Викторовны в девять часов утра воспринимается мной как злой розыгрыш. Уставшие от приключений в театре, наболтавшиеся на полгода вперед, мы с девчонками около двух часов ночи легли спать. Я в бабушкиной комнате, Лерка с Сашкой в моей. После предыдущей бессонной ночи в планах после этой было начать бодрствовать не раньше десяти-одиннадцати, если повезет. Не повезло.

– Madame, quels croissants? (Мадам, какие круассаны?) - спросила я, удивившись, что Ольга Викторовна вспомнила нашу старую, почти детскую игру. С какой стати?

– Ils ont 'et'e amen'es par un jeune homme (Их принес молодой человек).

– Je n'ai pas command'e (Я не заказывала), - сопротивляюсь я.

– Quel beau jeune homme! (Какой приятный молодой человек!) - причитает консьержка.

– Mon Dieu! (Мой Бог!) - вяло восклицаю я.

Разбуженные настойчивым звонком (я долго не хотела вставать и брать трубку), подруги смотрят на меня даже не удивленно - обреченно.

– Combien de personnes? (Сколько их?) - уточняю я так, на всякий случай.

– Un seul (Только один), - уверяет меня Ольга Викторовна.
– J'ouvre la porte? (Я открою дверь?)

– Sa mort est sur votre conscience! (Его смерть на вашей совести!) - констатирую я.

– Bon app'etit! (Приятного аппетита!) - смеется Ольга Викторовна.

– Invit'e! (Гость!) - докладываю девчонкам.

Они смотрят на меня, как на картину Сальвадора Дали, которую их попросили расшифровать для закоренелого консерватора в живописи, презирающего сюрреализм.

– Мадам, круассаны, аппетит, - перевела Сашка.
– Три слова я поняла.

– Еще мой бог, - добавила Лерка.

– О!
– иронизирует Сашка.
– Это целых пять слов!

– Кто-то несет нам на завтрак круассаны, - зеваю я и прислоняюсь к входной двери, чтобы доспать пару минуточек.

– Ермак?
– гадает Сашка.

– Сергей-Филипп?
– бледнеет Лерка.

– Максим?
– цепенею я, сразу потеряв желание доспать.

Это Вовка. Слегка волнующийся, родной, свежий. Он протягивает мне большую коробку, теплую, вкусно пахнущую сдобой.

– Доброе утро!
– Вовка не решается переступить порог.
– Не дождался твоего звонка. Решил задобрить завтраком. Консьержка увидела круассаны и перешла на французский. Я такие чудеса только в твоем доме и видел. Помнишь, она тебе ключи от квартиры не отдавала, пока ты какой-то глагол не проспрягаешь?

– Bonjour, mon ami! (Здравствуй, мой друг!) - говорю я, отступая в сторону и добавляю.
– Она была в сговоре с бабушкой. Ты себе представить не можешь, из какой она семьи и какое у нее образование.

Мы сели завтракать в гостиной за большой стол. Теплые, почти горячие круассаны со сливочным кремом, с вишневым вареньем, с малиновым джемом.

– Вовка!
– повизгивая от удовольствия и облизывая сладкие пальцы, говорит Сашка.
– Ты волшебник!

Вовка смеется, подмигивает ей и спрашивает у меня:

– А из какой она семьи?

Наслаждаясь сладким завтраком, начинаю вспоминать:

– Бабушка мне рассказывала, что отец Ольги Викторовны служил во Франции при посольстве еще до ее рождения. Перед войной репрессирован был, пропал, родные думали, что расстрелян. А после войны вернулся, женился, дочь родилась. Ольга Викторовна - инвалид детства. Когда дело пересмотрели и амнистировали, через какого-то важного человека из дипломатов получил квартиру в нашем доме. Прожил, между прочим, лет до девяноста. Я его хорошо помню. Невысокий такой, сухонький, веселый. Баба Лиза всегда поражалась: столько человек пережил, а доброты и радости в нем было - на троих хватит. Я же до вас во французской школе училась. С дедом Виктором и Ольгой Викторовной французским занималась дополнительно. В гости к ним ходила на пару часов, а говорить можно было только по-французски. И ключи, действительно, она только за выполненное задание по грамматике отдавала.

– Да! Елизавета Васильевна удивительным человеком была!
– сказал Вовка, глядя на меня грустно и как-то потерянно, словно не знал, что еще сказать.

– Ты что делаешь теперь?
– воодушевилась Сашка.
– По специальности работаешь? Реально хирург?

– Реально, - взъерошил кудри Вовка.
– По специальности. Буду в областной работать. С сентября выхожу. Только отпуск догуляю.

– Давай-давай, рассказывай!
– торопит Сашка.
– Семья? Дети? Связи?

– Холост. Детей нет. Могу аппендицит вырезать, - докладывает по-военному Вовка.

– Что? И девушки нет?
– продолжает выпытывать Сашка, сделав "страшные" глаза и пихнув меня под столом ногой.

– Была, - отвечает ей Вовка, печально вздохнув, но хитро улыбаясь.
– Бросила.

– Тебя?!
– поражается Сашка.
– Вот дура!

– Александра!
– предостерегающе шипит Лерка.

– А что?
– Сашка с вожделением смотри на круассан.
– Свободных мужчин сейчас трудно найти: либо с придурью, либо с каким другим изъяном. Помните анекдот? Муж умер. Жена кто?
– Вдова. А жена умерла. Муж кто?
– Жених!