Вернуть мужа. Стратегия и Тактика
Шрифт:
– Под мои болотные глаза?
– смеялась я, когда мы целовались в кабинке для переодевания.
– Под твои изумрудные глаза, - целуя меня, смеялся в ответ муж.
– Это!
– Мышильда прижала к себе вещи.
– А тебе пойдет зеленое?
– с сомнением спрашиваю я, глядя на редкие русые волосы Машки, за которые она и получила от меня прозвище Мышильда, и теплые карие глаза.
– Кареглазым идет все!
– Машка категорична.
– Как скажешь!
– сдаюсь я.
Долго думаю, что одеть мне. Ничего не могу придумать и выбрать.
– Как там Макс?
– вдруг невинно спрашивает и так же смотрит на меня сестра.
– В смысле как?
– неуверенно переспрашиваю.
– Когда придуриваться перестанете?
– Машка вертится у зеркала в лифчике и юбке, придирчиво осматривая себя со стороны.
– Надо шпильку. Ты меня выше. На тебе лучше смотрится.
– Придуриваться?!
– грозно говорю я.
– Конечно! Тоже мне, поссорились они, - фыркает сестра.
– Мы. Не. Ссорились, - возражаю я, начав считать до десяти, чтобы не покалечить родной генетический материал.
– Разве?
– передразнивает мой тон Мышильда.
– А что происходит?
– Мы. Расстались, - говорю я (шесть, семь, восемь...).
– Максим тебя никогда не отпустит. Нет, я в этом наряде порву вернисаж!
– Мышильда, надев блузку, встает на полупальцы и делает танцевальные па.
– (Девять, десять...) Я сама решаю, где я и с кем.
– Разве?
– искренне удивляется сестра.
– Разве может быть по-другому?
Мышильда неожиданно теряет интерес к своему наряду и подсаживается ко мне на диван.
– Варь, а что должно случиться, чтобы такая любовь сдалась?
– Какая такая?
– решаю считать до ста.
Тараканы помогают: достают счеты и стучат костяшками.
– Такая. Настоящая. С детства. С юности. Однолюбная, - Машка берет меня за руку.
– (Двадцать один, двадцать два...) Нет такого слова!
– Слова, может, и нет! А любовь есть!
– пожимает плечами Машка, возвращаясь к зеркалу.
– Он мне изменил. Так однолюбы не поступают (тридцать пять, тридцать шесть...)
Ко мне разворачивается очень серьезная Мышильда и, голосом выделяя каждое слово, говорит:
– Однолюбы поступают по-всякому. Просто они любят всю жизнь одного и того же человека. Жить могут с другим, спать с другими, но любят одного.
И это сказано так неожиданно по-взрослому для моей младшей сестры, что я сбиваюсь со счета.
– Варь! Ты вторую неделю прячешься от него, выслушать не хочешь, разводиться надумала, - вздыхает Машка.
– Кто?
– строго спрашиваю я.
– Кто с тобой разговаривал?
– Со мной?
– глазки Мышильды забегали, скрываясь от моих.
– Не ври мне, Мария!
– еще строже говорю я.
– Кто? Максим?
Я редко называю ее Мария. Просто никогда. Она ненавидит эту форму своего имени.
– Константин Витальевич, - сознается Мышильда.
– Просил на тебя повлиять. Но я и так бы повлияла, без его просьбы. Я никогда не транслирую чужие мысли. Ты знаешь.
Я знаю. Да.
Мышильда - чистый и открытый человечек. Ее только запутать можно или влюбить в себя.– Что именно он сказал, - продолжаю допытываться.
– Дословно не помню. У меня нет твоей способности запоминать тексты, - огрызается сестра.
– В общих чертах. Позвонил. Спросил, не знаю ли я подробностей вашей с Максимом размолвки. Я сказала, что не знаю. Я ж понимаю, что это не мое дело. Он сказал, наверное, это недоразумение. Я ответила, что думаю так же. Он попросил поговорить с тобой и успокоить. А я...
– Что ты?
– с тревогой смотрю на замявшуюся Мышильду.
– А я ему сказала, что Варька в неадеквате пока, что тебе надо время, что рано или поздно все прояснится.
– Что должно проясниться?
– зло интересуюсь я.
– Что Максим ни в чем не виноват!
– закруглилась Мышильда, застегнув ремешки босоножек.
– Ну, как тебе?
Мышильда выглядит хорошо. Высокая, стройная. Этот наряд спрятал ее угловатость и излишнюю худобу. Но негустые волосы до плеч портят впечатление. Когда сестре было годика четыре, я читала ей сказку про Щелкунчика. Книга была большая, тяжелая, красочная, с изумительными картинками. На одной из них была изображена королева Мышильда, по фантазии художника, с реденькими волосиками на полулысой головке, на которой набекрень сидела королевская корона.
– Я так не думаю, - отвечаю я рассеянно.
– Плохо?
– расстраивается Мышильда.
– Очень хорошо!
– искренне уверяю я.
– Сейчас с прической только придумаем что-нибудь. Я не думаю, что что-то прояснится, если Максим объяснится. Просто после нашего разговора все станет бессмысленно безвозвратным.
– Я не знаю, что говорить ему в ответ, - тихо признаюсь я сестре.
– Услышишь, что скажет он, и сориентируешься, - успокаивает меня Мышильда.
– В том то и дело, - шмыгаю носом.
– Я не хочу это услышать.
– Почему?!
– Машка изумляется.
– Ты даже не знаешь, что он собирается сказать. Вот скажи, Максим тебя за жизнь хоть раз обманывал? По-настоящему?
– А можно обмануть понарошку?
– горько усмехаюсь я.
– И что за выражение "за жизнь"?
– Так обманывал или нет?
– Нет, не знаю, - теряюсь я.
– А вот Сашка с Леркой сразу бы сказали, что "нет", - упрекает меня сестра.
– А они ему не жены. Разве не странно?
Я ничего ей не отвечаю, только пожимаю плечами.
– Ладно, - примирительно говорит Мышильда.
– Давай мерить на тебя.
К семи часам мы готовы. Помучившись с Мышильдиными волосами, чтобы сделать хотя бы подобие прически, подобрав мне белый брючный костюм и ярко-красную блузку, мы выходим из подъезда.
Батюшки! Перед нами два автомобиля: знакомый белый кадиллак и незнакомая черная хонда. Ермак и Вовка.
– Разрешите представиться, сестры Дымовы!
– приседает в книксене Мышильда.
– Ты еще реверанс изобрази, - весело шепчу я.