Вернуть на круги своя

— Так точно, Государь. — Я даже каблуками щелкнул, мысленно обрадовавшись, что больше не надо будет «лить воду» перед Кабинетом, отчитываясь по «училищу» и отбрехиваясь от глупых придирок военного министра и его коллеги по делам просвещения. Достали, ей — богу.

— Иди уже. — Махнул рукой Ингварь Святославич, спустив пар, и добавил, когда я уж было развернулся к выходу из кабинета. — И не забудь, в воскресенье у моего младшенького день рождения. Ждем с супругой на ужин… вместе с семьей. Отпразднуем, в узком кругу… по — домашнему, так сказать.

— Что, и Ярослава с собой взять? — Деланно изумился я. — Он же младенец! Помилуйте, Государь.

— Паяц. — Хмыкнул тот. — Сыновей оставь. А вот жена и дочь, чтобы были непременно.

— Ага, стало быть, и наследник обещает прибыть к празднику. Государь, дозвольте и моему первенцу на ужин прийти… и тестю… с шурином.

— Этим пиратам и контрабандистам?!.. — Ужаснулся Государь и, вдруг хохотнув, согласился. — А что? Приводи. Посмотрим, насколько серьезен мой сын в своих намерениях. Но смотри, спуску ему не давать. Уговор?

— С превеликим удовольствием, Ваше Величество. Уговор. — Я предвкушающе улыбнулся, и Ингварь Святославич вздрогнул. А когда я закрывал за собой дверь кабинета, из — за стола явственно донеслось: Бедный Олег… Если выстоит, на будущий год отдам ему Тверь в управление.

Что ж, сурово, но… верно. Будущий Государь не имеет права на слабость, тем более, перед лицом превосходящего числом противника.

Аве, братья Стругацкие и их хит на все времена: «Понедельник начинается в субботу»!

Эпилог v.1.2

Я взглянул на вытянувшегося у открытой двери дворецкого в безукоризненно черном сюртуке и белоснежных перчатках и, улыбнувшись, вышел на улицу, где меня уже ждал экипаж из Кремля. Конечно, Сварту далеко до лоска покойного ныне Грегуара, но у него есть одно неоспоримое преимущество: с отставным фельдфебелем я могу быть уверен, что в моем доме нет никаких французских ли, имперских или каких иных шпионов. А Грегуар? Ну что, Грегуар… собаке, собачья смерть.

Уже сидя на заднем сиденье черного «Консула», я машинально взглянул на свои затянутые в тонкую замшу перчаток руки и, на миг сжав их в кулаки, откинулся на высокую спинку мягкого дивана. Да, своего бывшего дворецкого, я удавил голыми руками, там, в подвале Роскилльской ратуши, вечером следующего дня, после встречи со своей семьей, Грязная, вообще — то, история, и имеет лишь опосредованное отношение к той интриге, что провернула камарилья Рейн — Виленского для ликвидации изрядно опостылевшей всем участникам, проблемы каперства в Варяжском море… ну, и получения контроля над Зееландом, конечно.

Но ведь никто не просил того же Грегуара сотоварищи выполнять заказ французских дельцов, сделавших определенные выводы из смерти господина Боша, и решивших, почти не рискуя, поживиться, так сказать, прямо с чертежного стола. Это уж, когда не вышло украсть новые проекты, а вокруг меня завертелась карусель опалы, французские деляги решили усугубить ситуацию смертью моих близких, и ждали, что я, смывшись в Европу, прямо — таки паду в их дружеские стальные объятия.

Да и вообще, думать надо, прежде чем тянуться за длинным банкирским экю, будучи на государственной службе. Тогда, самому Грегу, придумавшему способ, как вытащить князя — изгоя в Европу, не понадобился бы господин Сегюр, засвидетельствовавший смерть агента дипломатической разведки Иль — де — Франс… «Корнету», мелкому письмоводителю Особой Канцелярии, не пришлось бы сначала работать осведомителем и связным меж людьми барона Сен — Симона и боярином Шолкой, и потом «пытаться бежать» от охранителей князя Телепнева, да и сам, заигравшийся с агентами иностранных разведок, продавшимися дельцам под красным щитом, боярин Шолка, так яро меня ненавидевший, не пустил бы пулю себе в лоб… по предложению суда чести Зарубежной Стражи.

А, ведь этих смертей можно было бы избежать… Впрочем, как и многих других, но уже не связанных с попыткой французских «деловаров» заполучить в свое распоряжение патенты для новых производств. Те, произошли из — за грандиозной аферы, блестяще провернутой Телепневым и Рейн — Виленским, довольно быстро сообразивших, как можно использовать попавший им в руки козырь в виде странного, но вполне вменяемого человека, чья кровь столь похожа на, казалось, давно утерянную кровь печально знаменитых князей Старицких.

Собственно, тогда, двадцать лет тому назад, и началась эта долгая и, черт побери, красивая интрига русского стола, со становлением нового князя Старицкого, его стремительным, по здешним меркам, взлетом и старательно раздуваемой известностью…

После истории с морским круизом, Телепнев и Рейн — Виленский ввели — таки меня в курс дела… правда, выбора не оставили, но за то Телепнев уже расплатился своей битой физиономией.

А затем, в рамках той же интриги, было не менее громкое, оглушительное падение, апофеозом которого, стала моя «эмиграция» и последовавшее за ней приглашение данами, «в гости». Естественно, никакие французы здесь не учитывались, и их фигуры были сметены с доски, можно сказать, одним ударом.

Ничуть не сомневаюсь, что господа из Нордивк Дан также рассчитывали прикормить опального князя, правда, цели у них были совсем иные. Договор об аренде Зееланда, вотчины Старицких, им как кость в горле был, а тут, такая возможность окончательно прибрать к рукам остров, закупоривающий выход из Варяжского моря… но, Государь успел первым. Он, вообще, как незабвенный Кристобаль Хозевич Хунта, любит успевать первым. Вот, пусть теперь и возится с новой территорией Руси.

Улыбнувшись при мысли, что этот чертов остров больше не имеет ко мне ни малейшего отношения, я облегченно вздохнул. Со времен нашего лихого наскока на Зееланд прошло уже шесть лет, и два года минуло с того момента, как Государь удовлетворил прошение о включении Зееланда в состав Руси, а я все еще никак не могу поверить, что этот геморрой остался позади… Сколько копий было сломано в сражении с упертыми бургомистрами, членами Законодательного Совета, сколько уговоров и сладких речей… Иногда, мне казалось, что здесь не поможет даже ощутимый перевес уездных голов — выходцев из Руси… Конечно, это было не так и, вздумай мы обойтись решением большинства, я все равно подал бы прошение, и Зееланд перешел бы под руку Государя, но… Важно, очень важно было проделать все так, чтобы решение это было одобрено Законодательным советом и Основой Ландтага, единогласно, чтобы не было ни единого намека на то, что не весь остров просится под крыло Руси, и следующие выборные и подумать не могли развернуть оглобли в обратную сторону. Справились, уговорили… И вот, уже два года я наслаждаюсь своей свободой от княжеской власти… и чертова барона Рунге, за четыре года моего правления умудрившегося напрочь вынести мне мозг своими протокольными штучками.

Мои размышления и воспоминания прервала остановка автомобиля. Как оказалось, мы уже проехали мимо ворот Детинца, и привезший меня роскошный 'Консул' остановился у небольшого крыльца с шатровой крышей, прилепившегося прямо к кремлевской стене. Широкоплечий атаманец распахнул дверь авто и я вышел на широкие ступени, ведущие к тяжелым и низким дверям, под охраной еще двух казаков. Кто — то скажет, что я и сам мог бы открыть дверь, но сей протокольный момент, в отличие от многих традиционных «реверансов» является частью системы безопасности, так что, проще подождать, пока охранник изобразит швейцара у дорогого отеля или ресторана, чем выпрыгнуть из машины самому, а потом долго подсчитывать дырки в собственном теле, проклиная тот день, когда на вооружение русской армии поступили скорострельные карабины, пули из которых выстреливаются таким же конструктом, что удерживает в воздухе новомодные летательные аппараты, развивающие просто — таки сумасшедшие скорости…

— Ваше сиятельство, следуйте за мной. — Подскочивший ко мне в холле, слуга предупредительно принял у меня трость и пальто со шляпой, в которую я закинул перчатки и, не глядя, протянул руку с вещами куда — то в сторону. Тут же возникший рядом слуга чином пониже, забрал у проводника мои вещи и так же незаметно исчез. А мы двинулись в сторону широкой лестницы, ведущей на второй этаж.

— Его сиятельство, князь Старицкий, к Государю. — Провозгласил слуга, едва мы оказались в приемной личного кабинета Ингваря Святославича. Референт за огромным, но девственно чистым столом, кивнул и, поднявшись, отвесил короткий поклон.