Вернуть потерянные годы

Главный тюремщик усмехнулся – оба его сына учатся в Европе, и они никогда не будут читать то, что пишет этот странный старик. Впрочем, он сам тоже не читал эти каракули, но почему-то складывал пачки бумаг, исписанные этим философом и математиком, в шкаф в своём кабинете. Начальник тюрьмы и палач покинули камеру этого узника, стражник запер снаружи дверь, а Михаил остался в этом узилище и изучил его более внимательно.

Здесь также, как и в его камере, было два деревянных настила, по всей видимости, и это помещение предназначалось для двух заключённых. А вот стен в камере было не четыре, а пять. Одна стена, та, которая имела дверь, две других стены были перпендикулярны первой и параллельны между собой. Вот в них и были вмонтированы деревянные лежанки. Дерево, как обратил внимание Михаил, было очень прочным. И ещё две стены были построены под углом 45 градусов ко второй и третьей стене и таким образом они создавали небольшой закуток, в котором была сооружена небольшая перегородка, отделяющая то небольшое отверстие в полу, которое использовалось заключенным в качестве туалета. И, конечно же, с противоположной стороны этой перегородки было гораздо большее отверстие, которое узник мог использовать для омывания своего тела в подземной реке.

А ещё в этой камере было два довольно больших окна. Но, конечно же, каждое из них имело толстые решётки, выломать которые не представлялось возможным. Впрочем, как таковых окон не было – ни стекла или прозрачного пластика, ни оконных рам капитан не обнаружил. В стене были оконные проёмы с вмонтированными в них стальными прутьями. Климат в этой стране тёплый, снега и морозов не бывает, дожди тоже очень редкое явление. Зато в этой камере всегда был небольшой сквозняк, который и приносил в каменное узилище свежий воздух.

Михаил мысленно усмехнулся – почти комфортабельная камера. Наверное, этому бородатому старому узнику здесь неплохо сидится, поскольку в его распоряжении одноместный номер с удобствами. Да ещё имеется возможность заниматься творческой деятельностью – бумагу дают без ограничений и пишущие ручки. И тут же капитан выругался про себя – лучше совсем не иметь никакого жилья и крыши над головой, чем быть заключённым даже в самых комфортабельных апартаментах!

Он опять обратил внимание на старика. Тот аккуратно открыл пачку бумаги, разложил её на десять примерно одинаковых небольших стопок, одну из них положил себе на колени, взял ручку и начал что-то быстро писать мелким убористым почерком. Михаил посмотрел на лист бумаги, но не смог разобрать – узник писал на неизвестном языке. А через мгновение капитан прочитал мысли старика и понял, что тот ведёт дневник, в котором кратко описывает каждый день. Написав три абзаца, Фарис отложил эту стопку бумаг на соседнюю лежанку и взял новую кипу, походил по камере, о чём-то тихо разговаривая сам с собой, потом опять уселся и начал писать какие-то математические формулы.

Ментальная сущность висела над стариком и заворожено наблюдала, как тот пишет одна за другой формулы, и Михаил очнулся от этого завораживающего зрелища лишь тогда, когда весь лист бумаги был заполнен математическими формулами, из которых он ничего не понял, хотя и вспомнил, что вот этот изогнутый крючок называется интегралом. Молодой человек с уважением посмотрел в лицо узника этой камеры и увидел ясный взгляд старика, услышал его чёткие мысли, а также обратил внимание на то, что этот седой человек с морщинистым лицом совсем не замечает того, что он сидит в каменном склепе. Его вполне устраивало то, что он имеет возможность вспоминать, думать, мечтать, излагать свои мысли на бумаге – что ещё нужно разумному существу? Михаил даже был уверен в том, что если бы не было бумаги и ручки, этот старик всё равно не стал бы унывать до тех пор, пока у него на плечах есть голова, а в этой голове, судя по всему, обитал незаурядный ум.

– Мне самому предстоит ещё очень многое осмыслить, – подумал Михаил и вдруг вспомнил, что в другой камере на полу лежит без сознания его родное тело. Он забыл об этом, наблюдая за стариком!

Бестелесный Михаил стремительно пересёк каменные стены и завис над своим телом. Он вовремя успел вернуться – как раз в этот момент охранник открывал дверь, и через несколько секунд в его камеру вошли начальник тюрьмы и палач. Они подошли к лежащему на каменном полу советскому офицеру, палач задал охраннику вопрос на арабском языке, тот отрицательно покачал головой и что-то ответил. Михаил прочитал их мысли и понял, что начальство интересовалось, приходил ли в себя этот заключенный.

Затем палач потрогал ногой тело пленника и что-то сказал начальнику тюрьмы, тот ответил отрицательно. Михаил прочитал их мысли и с облегчением понял, что пока убивать его не собираются, а значит, есть шанс пожить ещё какое-то время. Вот о чём они говорили между собой:

– Я бы скинул эту русскую собаку в подземную реку, пусть плывёт в море, там акулы давно его ждут, – со злобой произнёс палач.

– Не будем спешить, – ответил начальник тюрьмы, – дождёмся нового хозяина. Как тот скажет, так и сделаем.

А потом произошло то, чего Михаил никак не мог ожидать. Очень близко с ладонью его тела оказалась правая нога палача, тот стоял над телом капитана и разговаривал со своим братом, но неожиданно вскрикнул и отдёрнул ногу.

– Что случилось? – с тревогой спросил начальник тюрьмы своего брата.

Тот уже сел на скамью, снял с ноги ботинок и ощупывал стопу.

– Я пяткой почувствовал сильное тепло от его руки, – секунд через десять ответил палач, а потом воскликнул. – Брат, я не чувствую боли! Ты ведь знаешь, что с тех пор, как семь лет назад я сломал ногу, я постоянно ощущаю боль в этом месте, и ни один врач так и не смог мне помочь. А сейчас нет боли! Совсем не болит!

Конец ознакомительного фрагмента.