Вернуться в Антарктиду

Людмила снова впала в ступор.

Соловьев ждал смешка или улыбки, кокетства, попыток его очаровать, воспользовавшись удобной ситуацией, но получил все ту же реакцию. С таким выразительным лицом ей стоило лучше держать мысли в узде. Очевидно, что сейчас она вспоминала, как следила за ним в магазине, где и была сделана эта покупка, и медленно проникалась уверенностью, что он о той слежке знает. В ее глазах вновь начал разгораться смертельный ужас вперемешку со стыдом. Стыдилась она себя, но кого боялась и почему?

– Это просто шоколад, и он не отравлен. Я купил его вчера, еще не зная, что вы не жалуете сладкое. Ваш тортик сбил меня с толку. Но я обещаю, что в следующий раз подарю вам апельсин.

Москалева окончательно стушевалась. Теперь она наверняка решила, что он телепат. Увы, Вик им не был. Ему на секунду стало совестно, что он так бессовестно пользуется ее наивностью.

– Я просто догадался о ваших предпочтениях, - сказал он примиряюще. – Если вам не нравится шоколад, передарите кому-нибудь еще. Например, той девушке, которой покупали торт.

Она взяла «Киндер-сюрприз», но так неуклюже, что раздавила его.

– Вы фокусник? – пролепетала она, и ее грудь явственно затрепетала под строгой форменной одеждой.

– Я медбрат. Обычный медбрат, - он печально улыбнулся, окончательно решая, что она не при чем. Язык тела не подделаешь. – Надеюсь, мы с вами подружимся.

Людмила прилагала неимоверные усилия, чтобы взять себя в руки. На самом деле, она вовсе не была от рождения мямлей, понял Вик, просто ситуация сильно дезориентировала ее. Она тоже не знала, чего от него ожидать.

«Я кого-то ей напоминаю. Что же там такого, в ее прошлом?»

– Нет, мы с вами не подружимся, - вдруг выдала Москалева. – Я не люблю врунов, а вы врете. Вы не похожи на медбрата!

В последнем восклицании прозвучал настоящий вызов. Она провоцировала его, раскрывая невольно и собственные карты, даже подалась вперед в ожидании ответа.

Виктор беззвучно рассмеялся, радуясь, что хотя бы перестал внушать ей парализующий ужас. Мила ожила и бросилась в атаку. Разведка боем.

– Почему вы смеетесь? – продолжила она нападать, но в голосе не чувствовалось обиженных ноток.

Ее удивило его веселье, но Виктор лишь испытывал облегчение, что напрасно ее подозревал. Он был для нее незнакомцем, и Мила просто хотела узнать о нем как можно больше. Сыграть такое искреннее желание его расколоть, граничащее с наивной верой, будто все у нее получится, Москалева бы не смогла. Только не она, пугающаяся собственной тени!

– Это знак одобрения, - честно ответил он, но Мила не поняла и нахмурилась.

– Я видела вас раньше, и думаю, у вас есть некая цель, заставившая напялить этот дурацкий костюм. Вы пытаетесь проникнуть в пансионат и ведете себя как разведчик во вражеском тылу. Но вот зачем?

С такой любовью к прямоте эта девчушка и правда могла нажить серьезных врагов, чтобы прятаться от них потом в глухой норе, подумал он. Долго скрываться она, впрочем, не сможет, обязательно влипнет в новые неприятности. Соловьев и сам был таким.

– Простите, а чем плох мой костюм?

Она прищурилась:

– Я же сказала, что видела вас. Может, директрису вы и обманули, но не меня. У вас есть вкус. Вопрос лишь, что заставляет вас изворачиваться и лгать, будто вы обездоленный человек, готовый пахать за минимальную зарплату как папа Карло?

Соловьев снова широко улыбнулся:

– Знаете, я тоже не люблю врунов. Поэтому предлагаю заключить перемирие и начать знакомство заново, - он протянул ей руку: - Виктор Соловьев. Для простоты – Вик. У меня за плечами действительно пять лет учебы в медицинском вузе, но потом случилось так, что я сошел с дистанции. О причине мне бы хотелось пока умолчать. Просто примите как данность, что я буду у вас работать на самой нижней должностной ступеньке. Считайте, решил вернуться к старой мечте после длительного перерыва.

– Это все?

– Это очень много, поверьте. И ни слова лжи. Ну как, мир?

Поколебавшись, Мила аккуратно положила раздавленное шоколадное яйцо в карман и ответила на рукопожатие:

– Людмила Москалева, Мила. За плечами пять лет иняза и работа учителем в школе. О причинах, по которым я здесь, тоже умолчу. Считайте, решила расстаться со старой мечтой и обрести новую.

В том, как она вложила свою руку в его, не было ни вызова, который звучал в словах, ни ощущения равноправия – одни сомнения. Она вступала на зыбкую почву, подчиняясь его требованию, но сохраняла за собой право умалчивать о главном. Молчание – не ложь, поэтому Мила не врала. Они с ней были в этом очень похожи.

Вик осторожно сжал ее ладонь:

– Вы мне верите, Мила?

– Мне хочется вам верить. Но что вы задумали?

– Даю честное слово, что ничего плохого.

– То есть не хотите ответить откровенно?

– Не могу. И чтобы не кормить вас небылицами, просто промолчу. Вы ведь тоже не горите желанием откровенничать с первым встречным.

– Но я при этом не требую, чтобы мне доверяли.

– Разве я могу что-то потребовать от вас? Лишь умолять не мешать мне в моей работе. Я нахожусь здесь не по собственной инициативе, а в интересах важного дела, огласка которому противопоказана. Единственное, что я имею право добавить, это что мое появление никому не нанесет вреда. Надеюсь, что даже наоборот – спасет чьи-то жизни.

– Вы серьезно или набиваете себе цену?

– К чему мне шутить такими вещами?

– Не знаю, - она опустила голову. – Ваши слова как надводная часть айсберга, слишком многое скрывается под водой.

– Как и у вас. Мне кажется, вы и сами не так просты, какой желаете казаться.

Она не стала спорить. А он не стал настаивать. Еще успеется. Тем более что его потрясло сравнение с айсбергом. Словно ей было известно про ледяную Антарктиду, перепахавшую его жизнь. Разумеется, в ее словах не было ничего особенного, никакого подтекста, но Вик был очень чувствителен к подобного рода маркерам.

Мила наконец-то перестала трястись как осиновый лист на ветру, и он был этому рад.

– Мы точно подружимся, - Вик выпустил ее руку, которую она до сих пор у него не отняла. Держать ее тонкие пальчики в своих было приятно, но не стоило злоупотреблять.

Мила тотчас прижала правую руку к груди, сжимая кулачок:

– Какой у вас размер одежды? – спросила она, вновь избегая смотреть ему в лицо. – Не уверена, что на складе есть что-то подходящее. Особенно обувь… у нас остались только женские модели.