Вернуться в Антарктиду

– Это бы не произошло, если б ты продолжал нормально идти вперед. Или ты передумал?

– Нет, конечно. Но сначала пообещай, что мы не будем больше ссориться. И не будем смешивать личное с вопросами выживания. Это очень важно для нас обоих.

– Откровенно говоря, мне на тебя наплевать. Ты сам виноват в том, что загнал себя в ловушку.

– Знаешь, почему меня до сих пор не убили? – он наклонился к ней, понижая голос. – Потому что твой отец – повернутый на мистике сатанист. Он смотрит, выплывем ли мы с тобой или потонем. Он и пальцем не шевельнет, чтобы помочь нам, но зато, если выплывем, примет это за знак судьбы. Он и тебя тоже тестирует, швыряет с размаха то в один омут, то в другой, считая, будто школа жизни пойдет тебе на пользу. Наши с тобой ссоры – это вода, льющаяся на его мельничное колесо, так не стоит ему потакать! Мы с тобой оказались на одной баррикаде, а он с де Трейси – по другую ее сторону, и так будет вечно. Помни об этом, когда станешь говорить с Патрисией Ласаль де Гурдон. Она ведь тоже находится по ту сторону. Она – аристократка, чей род возвысился еще во времена Ричарда Львиное Сердце, поэтому одна всегда остается одной из них.

Мила не ответила. В высказывании бывшего мужа таилась искра истины, но всего лишь искра, погребенная за тоннами холодной лжи. Патрисия никогда не перешла бы на сторону «Прозерпины». Демидов-Ланской не сомневался в ней. Будучи благородным человеком, он не смог бы полюбить чудовище, а Мила верила, что любовь – это не только источник силы духа, но и мерило истинности в этом изменчивом мире. Тех, кто предает легко, не могут боготворить.

– Ты отведешь меня к дому, где держат Пат, или мне самой ее искать? – осведомилась она, борясь с тошнотой, проистекающей от нервов. Ей следовало лучше себя контролировать.

– Отведу, раз пообещал. Хотя твой папаша велел сопроводить тебя совсем в иное место, и по идее, мне выгоднее послушаться его, чтобы не нарываться.

– Но ты же не его комнатная собачка, чтобы выполнять чужие команды? – вскинулась она.

– Не ори. Нет, я не выдам тебя отцу. Все гораздо сложней, моя дорогая. Понятно, что ты не просто так собралась поглазеть на Патрисию, а явилась сюда как шпионка «Ямана», но ты кое-чего не знаешь. Или не хочешь знать. Будь осторожней с этой француженкой! Это ее тебе следует опасаться, а вовсе не меня.

– Как интересно ты заговорил! Но сам же просил только что замолвить за тебя словечко.

– Хочу избавиться от этой штуки, - Москалев показал перстень, - она должна знать, что с этим делать. Однако верить ей до конца нельзя. Здесь никому нельзя верить, Мила. Все играют против всех, но я сейчас – твой лучший союзник, потому что от этих интриг ничего не выигрываю. Я сам по себе! И ты должна держать меня в курсе обо всем, что происходит. Особенно, между тобой и Патрисией. Это в твоих же интересах. Я помогу тебе уцелеть, но только если буду знать все до мелочей.

– Не подмазывайся, не поможет, - ответила Мила. Спасать его она не собиралась. Даже из простой солидарности, на которую Москалев, кажется, уповал. – Впрочем, я слышала, что Мадагаскарские духи добры к тем, кто поступает по совести. Хочешь спастись – совершай хорошие поступки и не требуй за них симметричной платы.

– Только вот не надо про духов! – натурально сморщился Москалев. – Не уподобляйся своему папаше.

– Мы идем или нет? – повысила она голос.

Оглядевшись по сторонам, Дмитрий поманил ее на задний двор хижины, откуда недавно вышел.

– Ничему не удивляйся, - сказал он с сухим смешком. – И помни: я тебя предупредил.

30.3

30.3/10.3

Патрисия Ласаль-Долгова де Гурдон, четыре дня назад

Она знала, что так будет, и нашествие «Прозерпины» не стало полной неожиданностью. Обидно, что им не хватило малости – часа или даже меньше, чтобы улететь из Фаритрамасины. Вооруженное отребье, набранное «с бору со сосенки», как выразился бы Вик, успело в самый последний момент.

Пат извлекла из кобуры оружие, но так и не открыла стрельбу. Лиля Чебышева героически сражалась за них обеих, но силы были неравны, и девушка просто не желала этого признавать. Пат могла бы встать с ней рядом, но ее рационально устроенный ум подсказал иное решение. Уступить силе и натиску – это не позор, позором для нее было проиграть генеральную битву за будущее, а это не решалось с помощью пуль и кулаков.

Когда на борт их самолетика вломились штурмовики, Пат сдалась без единого слова. Ее связали и отправили в Андиламену, где с потрясающим для этой местности комфортом разместился Антуан де Трейси.

До того как предстать перед ним, ей пришлось иметь несчастье беседовать поочередно с Дмитрием Москалевым и Ильей Сперанским, но с этими прихлебателями Патрисия иметь дела не хотела. Слишком мелкие сошки, хоть оба по-своему метили в фюреры. И если Сперанский в своих амбициях умудрился взлететь достаточно высоко – женился на дочке основателя «Прозерпины» Элен д'Орсэ (хотя вряд ли ему при этом доверили нечто большее, чем роль «свадебного генерала» в мантии Русского Командора), то потуги выглядеть суперважным у экс-супруга Милы смотрелись жалко.

Когда ее привезли на частную виллу, которую снял мсье Антуан (или которую ему безвозмездно уступил владелец, разделявший взгляды высокопоставленного француза), она поняла, что именно сейчас и начнется все самое интересное. Захват самолета был прелюдией. Здесь, в окружении по-европейски безукоризненных газонов и филигранно подстриженных кустов, представлявших собой немыслимый оазис посреди диких джунглей, Пат наконец-то дала свой бой – решительный и беспощадный.

У нее выдалась нелегкая ночь, но прежде чем отвести к де Трейси, ей позволили переодеться в чистое. Слуга отвел ее в хозяйскую гардеробную при огромной спальне, оформленной в розовых тонах, и дал время, чтобы подобрать платье по размеру. Впрочем, сменив порванную одежду на брючный костюм, свежестью лица похвастаться Пат не могла.

«Что ж, - подумала она, рассматривая краем глаза свое отражение в зеркалах, установленных в холле, - тем хуже для Антуана. Если он желает меня унизить, то берется не с того конца».

Де Трейси позвал ее на завтрак, сервированный в саду: решил совместить приятное с полезным. Они никогда не были представлены, но оба были наслышаны друг о друге. Наследник банкиров чурался грязных подвалов и пыточных камер, предпочитая даже убийства обставлять по-королевски, но Пат расценивала это как слабость. Провозглашая, что все средства хороши, когда ведут к победе, не стоило разыгрывать из себя шевалье в белых одеждах, тем более, что политика никогда не вершится чистыми руками, и это известно всем.

Оживившийся при ее появлении де Трейси привстал. Пат кивнула ему и опустилась на подготовленный для нее стул, велев темнокожему слуге принести ей кофе по-арабски.

– Вы умеете его готовить? – осведомилась она и, получив подтверждение, добавила: - И заодно подайте свежие круассаны взамен тех, что успели обветриться на свежем воздухе.

– Кажется, вы наконец-то попали в знакомую среду, - прокомментировал де Трейси, поднося к губам фарфоровую чашечку. – Поздравляю, мадам!

– Напрасно вы уселись на улице, - она сделала знак второму слуге налить ей в стакан свежевыжатого апельсинового сока, – здесь полно насекомых и нездоровый воздух.