Верняк

– Да, я единственный. Но откуда, черт возьми, Сайнаре знать обо всем этом? Я только вчера познакомился с этой головокружительной крошкой.

– Это не важно. Она узнала обо всем из вашего рождества.

– Какое отношение имеет к этому рождество?

– Ваше рождество... ах, простите, день вашего рождения! Я сам пока с трудом разбираюсь в этой науке.

– Так, стало быть, вы говорите о моем гороскопе? Обо всех этих дурацких кружках, закорючках и загогулинах, которые она там начертила?

– Да, именно. Начертила и говорила множество прекрасных слов. Что вы замечательный детектив, что у вас огромная работоспособность и целеустремленность, и еще многое другое, правда, это другое вовсе не показалось мне таким уж замечательным. Признаться, кое в чем я оказался разочарован...

Он нахмурился и пожевал губами.

– Увы, Шейх, не вы первый. Но, действительно, я сейчас в тупике. И не в восторге от самого себя. Собственно, я зашел к себе, чтобы немного подумать, поглядеть, как плавают рыбки, а там, может быть, решить, что делать дальше. Возможно, я провел бы за этим занятием час. Поэтому, вероятно, есть смысл в том, чтобы этот самый час ушел и на ваши проблемы.

– Так вы займетесь поисками? – Он заметно приободрился. – Вы найдете мой гарем?

– Точнее говоря, сделаю попытку. Найти? Только если повезет или случится какое-нибудь чудо... Да, чудо! Откровенно говоря, Шейх, правда в том, что я никогда бы не простил себе, если бы не воспользовался вашим предложением. Ведь это единственный в своем роде случай. Случай, который скорее всего никогда не повторится. Я презирал бы себя, если не сделал хотя бы крошечной попытки оглядеться, пошарить вокруг да около... Но, позвольте, ваше величество, один вопрос. Вы одеты в деловой костюм и не отличаетесь от других ребят, которые ходят по здешним улицам. А как насчет ваших жен? Они тоже одеты, как местные жительницы, во что-нибудь, так сказать, ненавязчивое, не бросающееся в глаза?

– Нет, только мне позволительно одеваться на европейский лад. Женщины же, все шестеро, одеты так, как подобает по обычаям нашего народа. В "гхазики" и "шуп-шупы". Лишь две из них носят покрывала, наполовину скрывающие их прекрасные лица. В моей стране женщина вольна в выборе – носить или не носить покрывало, и каждая делает этот выбор сама, сообразно своему вкусу. Носить или не носить его – в этом есть сладостный соблазн, вызов. Как обнаженность округлых щек, как нагота теплых уст...

– Опять вы за свое! – вскочил я, обрывая его, но невольно прислушиваясь, какое эхо будят во мне его слова.

– Ну если они выглядят так, то это уже другое дело, хоть не придется искать иголку в стоге сена. Меня удивляет, что всю эту орду еще не показали по телевидению.

– Иголку? Орду? Что такое "орду"?

– Не важно. Важно, что я никак не уловлю суть дела. И лучше бы вам рассказать, как же все это случилось, с самого начала. Итак, вы просто глазели по сторонам, а потом хватились, что чего-то недостает, так? Но как такое возможно – потерять целый гарем, одетый в "гхазики" и "шуп-шупы", здесь, в Южной Калифорнии?

Прежде чем ответить, Шейх Файзули попросил разрешения воспользоваться одним из моих телефонов. Позвонил в отель на бульваре Уилшир. Поговорил (разговор был кратким) и повесил трубку. Опускаясь на диван, сказал:

– Мой созревший для брачного ложа, чувственно благоуханный, полно...

– Шейх, вы опять за свое?!

– ...грудый гарем все еще не найден. Он потерян! Похищен! Конечна, у меня нет улик, нет ни единой зацепки...

– Но, может быть, Шейх, есть какие-нибудь подозрения? Вы на кого-нибудь грешите?

– Я поведаю, как это все началось. Сегодня утром мы вылетели из аэропорта в Аздраке. На двух моих реактивных самолетах. В первом был я и еще один человек, мой телохранитель. Во втором, как и положено, шесть моих жен. Мы приземлились в Лос-анджелесском международном аэропорте около десяти утра. Нас, как и было условлено, ждали два лимузина.

– Лимузины? Откуда? Чьи лимузины?

– Они были присланы отелем "Касакасбах" (Я знал это место в Беверли-Хиллз – у них было именно такое представление об арабско-марокканской экзотике) с бульвара Уилшир, потому что там я снял верхний этаж и пентхауз.

– То есть практически два этажа... Два этажа. Два лимузина. Два реактивных самолета и шесть жен... Да, Шейх, вы умеете жить. Должен это признать.

– Что верно, то верно. Лучше много, чем ничего.

– Итак, всего по паре. Нет, не всего, если учесть, что жен шесть... Шейх, вы не будете возражать, если я спрошу, сколько всего жен в вашем гареме? Иными словами, каково их общее количество, если произвести сложение?

– Сорок семь, – сказал он, потом внезапно замолчал и нахмурился. – Плюс шесть пропавших. Значит, пятьдесят три.

Он уставился невидящим взором в потолок.

– Но там, дома, да... их сорок семь. Сейчас сорок семь, если считать только тех, что остались там. Если же с этими шестью, получается пятьдесят три. А было пятьдесят пять.

– Достаточно, чтобы запутаться любому, – посочувствовал я. – Так или иначе, пропало сразу шесть. Если будет продолжаться в том же духе, вы окажетесь на мели, Шейх. Впрочем, кто-то эту мель может принять просто за маленькую отмель...

– Вы хотите услышать, как произошло несчастье?

– Несчастье? О да. Я на минуту забыл об этом. Конечно, продолжайте. Последнее, что я помню из вашего рассказа, это то, что вы сняли в отеле два этажа.

– Истинная правда. Самый верхний, который называется "пентхауз", и тот, что под ним. Увы! Нижний этаж, предназначенный для моих жен, так и остался пустым. Ах! Даже прекрасная Разаженлах с устами, как увлажненные росой бутоны, раскрывающимися навстречу... с глазами, подобными пламени...

– Да, и невероятной величины коленями. Шейх, может быть, эти малышки запаниковали и улетели обратно к евнухам?

– В аэропорте я со своим телохранителем сел в один лимузин, а мои жены – в другой, который должен был следовать за нами. Прибыв в отель, я долго ждал и не мог дождаться своих прекрасных розовогубых...

– Да, да! – перебил я его поспешно.

– Я ждал напрасно. Они не прибыли.

– А как насчет второго лимузина? Он тоже исчез вместе с женами?

– Да, как выяснилось. Были сделаны запросы... Моим телохранителем Харимом Бабуллахом.

– Бабуллах. Готов поспорить, это здоровый парень. Как бык.