Верный муж (сборник)

– Проходите, – сказала с глубоким вздохом Наталья и посторонилась, чтобы пропустить входящую.

В доме было тепло, даже душно, и из кухни доносился запах подгоревшего молока.

Надя сняла пальто, скинула сапоги и посмотрела на Наталью.

Та кивнула подбородком – туда, указав на дверь, из-под которой доносились странные звуки.

Надя вздохнула поглубже и толкнула дверь рукой. Она обвела взглядом небольшую комнатку с довольно низким потолком. Диван, стол, потертый палас на полу, платяной шкаф из «прежней» жизни. Кособокий желтый торшер с прожженным пластиковым абажуром. Телевизор и кресло, в котором, судя по всему, уютно угнездилась под пледом хозяйка комнаты.

Надя кашлянула, потопталась на пороге и только потом подошла к женщине.

В кресле сидело крохотное существо, сложением напоминающее подростка. Морщинистое личико, рыжеватые, довольно редкие кудряшки. Подрисованные – довольно смешно и неаккуратно – темным карандашом брови.

Поверх пледа лежали все еще красивые, ухоженные руки с ярким, довольно нелепым маникюром.

Существо дремало. Точнее – подремывало, как подремывают под телевизор старые люди. Наконец, словно почувствовав в комнате постороннего, она вздрогнула и открыла глаза, испуганно уставившись на Надю. И это были не глаза, а глазищи – совсем молодые, огромные, ярко-синего, без стариковского молочного налета, без катарактных пленок, в густых все еще ресницах. Именно глазищи.

Она смотрела на Надю и молчала. Точнее, молчали обе. Одна – потрясенная этими самыми глазищами, а другая – не понимая со сна, что, собственно, происходит.

Наконец хозяйка виновато, по-детски улыбнулась и спросила:

– Вы ко мне?

Надя кивнула, засуетилась, стала бестолково копаться в сумке, дергала молнию, которая никак не хотела открываться, и наконец достала запечатанный конверт, в котором лежала коричневая тетрадь.

– Это вам! – сказала она, протянув конверт.

– Мне? Как интересно! – оживилась Эва Минц и стала внимательно разглядывать конверт и вертеть его в руках. – А что там? – кокетливо спросила она. – Новогодний подарок?

– Подарок. Наверное, – неуверенно проговорила Надя. – Хотя я не знаю, честно говоря, как поточнее его назвать.

Обладательница молодых синих глаз таинственно улыбнулась и заправила прядку жидких волос за ухо.

– Ой, как интересно! – улыбнулась она.

«Кокетничает, – подумала Надя. – Даже со мной кокетничает. А ведь глубокая старуха, черт побери». Было очевидно, что ей очень хочется поскорее остаться наедине с конвертом и наконец его вскрыть.

– А вы из собеса? – обворожительно улыбнулась она.

– Нет, – жестко ответила Надя. – Я не из собеса. Я жена Григория Петровича. И то, что там, – она кивнула на конверт, – принадлежит вам. И я думаю, точнее – уверена, что вам просто необходимо это прочесть. Ну просто чтобы все знать, понимаете? Раз это было так важно для него, я уверена, что это должно быть важно и для вас. Там то, что касается вас обоих, понимаете?

Она видела, как мгновенно потухли, поблекли синие глаза, потерявшие вмиг всяческий интерес к тому, что находится в конверте. Улыбка медленно сползла с тонких сухих губ, и конверт был положен на маленький круглый столик, где стояла чашка с остывшим чаем.

– Благодарю вас, – сухо и манерно ответила госпожа Минц и отвела глаза к телевизору.

Аудиенция окончена, поняла Надя и, неловко потоптавшись, бросила короткое «до свиданья».

Госпожа Минц очаровательно улыбнулась и царственно махнула маленькой лапкой:

– Всего вам наилучшего!

Надя вышла в коридор. Из кухни вышла Наталья. Теперь Надя ее хорошо разглядела – среднего роста, совершенно седая, морщинистое, грубоватое, простое лицо, рабочие руки с коротко остриженными ногтями.

– Пообщались? – осведомилась она.

Надя пожала плечами:

– Можно сказать и так.

Наталья кивнула:

– Чаю?

Надя отрицательно покачала головой:

– Нет, спасибо. Буду устраиваться на ночлег. – И принялась натягивать сапоги на распухшие и усталые ноги.

Надев пальто, она обернулась к провожающей:

– Спасибо!

– Да будет вам, – махнула рукой та. – За что, господи? – И, открывая входную дверь, добавила: – Идите в «Георгиевскую», там недорого и почти всегда есть места. Или вы в столицу?

Надя пожала плечами:

– Не знаю, подумаю. И еще раз спасибо.

Она вышла на улицу и медленно пошла к калитке. «Словно душу вытащили, – подумала она, – вместе с кишками». На ее счастье, возле соседнего дома остановилось такси. Пассажиры выбрались, а Надя уселась на их место.

– Куда? – равнодушно спросил шофер.

– Мне надо устроиться на ночлег. Помогите, пожалуйста!

– Ну, вы даете, дамочка! – возмутился он. – Под Новый год, да еще и к ночи! Куда ж мне вас девать, такую наивную?

Надя захлюпала носом – от усталости, одиночества и страха оказаться на улице. Домой ехать совсем не было сил. Хотелось только одного – рухнуть, не раздеваясь, в кровать и забыться. И еще – все забыть.

Она прикрыла глаза и тихо заплакала. Было видно, что парень злится – кому охота взвалить на себя чужие проблемы?

Остановились у гостиницы, расцвеченной разноцветными лампочками, как сказочный замок. Сверху горели неоновые буквы «АМБАСАДОР».

– Подождите, – резко бросил он и вышел из машины. Через пару минут вернулся. – Деньги-то у вас есть? – пренебрежительно спросил он. – Дали один номерок – люкс, мать их, держат для дорогих гостей. Вот именно – для дорогих. – Он сплюнул. – Пойдете?

Надя кивнула и стала выбираться из машины, где так сладко пригрелась и даже слегка задремала.

Девушка-портье оглядела ее с плохо скрываемым недоумением. Попросила паспорт и протянула электронный ключ:

– Умеете пользоваться?

Надя кивнула:

– Разберусь.

– Завтрак с семи до одиннадцати! – крикнула вслед девушка.

Номер оказался почти царским. «Ну вот, поспишь, Надежда Алексеевна, как королева», – подумала она и принялась раздеваться.

Огромная постель с кипенно-белым, шелковистым бельем. Телевизор, пульт от кондиционера. Мини-бар с крошечными бутылочками, пакетиками орешков и шоколадками. Роскошные махровые полотенца – шесть штук в ряд, пересчитала.

Надя встала под горячий душ, потом накинула голубой махровый тесноватый халат. Достала из бара три бутылочки – водка, коньяк, мартини.

Подумала и открыла водку. Выпила залпом, не почувствовав горечи и вкуса, закусила марсом и сгрызла пакетик соленого кешью.

Потом легла в кровать и – провалилась. Последнее, что мелькнуло у нее в голове: «Какая же вы дура, Надежда Алексеевна!»

С тем и уснула.

Когда Надя проснулась, за незашторенными окнами ярко светило солнце. Она подошла к окну. Снег – искрящийся, пушистый, девственно-белый – лежал ровным слоем на крышах, дорогах и козырьках домов.