Весь Дортмундер в одном томе

— В следующий раз будь поприветливее.

Флип осмотрел на него сверху вниз.

— С тобой?

И не дожидаясь ответа проехал на территорию поместья.

Ему стало чуть лучше, по крайней мере, на минуту, пока он не подъехал к Большому дому и не увидел Холла, стоящего у двери на солнышке и машущего ему.

Сегодня его спортивный костюм был ярко-оранжевого цвета, так что он был похож на помощника главаря мафии, или на воздушный шар, правда слегка сдувшийся.

«Я тебе устрою лётную погоду», — подумал Флип, припарковывая Субару на привычном месте. Выходя из машины он перекинул свою холщовую сумку через плечо так сильно, что даже заболела спина. Испытывая еще большую боль, обвиняя Холла и в этом, он зашагал к входной двери, где Холл поприветствовал его с теплой улыбкой:

— Как раз вовремя, Флип. Как всегда. Проходи, проходи. Я как-то спрашивал у тебя, катаешься ли ты на лошадях, так ведь?

Флип слегка растерялся, он пытался обдумать вопрос и ответ на него, пока Холл закрывал дверь, после чего они оба двинулись в сторону центральной лестницы.

— Нет, — ответил он, потом решил уточнить свой ответ. — Я не катаюсь на лошадях.

— Точно, я помню, — подтвердил Холл.

Они начали подниматься вверх по лестнице.

— Ты должен помнить, я говорил тебе, что у меня есть лошади, прекрасные особи, но я не могу найти подходящего инструктора. Сейчас идеальное время года, Флип, просто идеальное время года. На лошади скачешь по горам, по долам, изучаешь новые перспективы.

— Я никогда раньше этого не делал, — ответил Флип. «Вот сейчас я ему все выскажу», — уверял он сам себя, но сейчас, похоже, был не подходящий момент.

Шагая по широкому коридору, Холл сказал:

— Я знаю, ты говорил мне, что мне не нужно взвешиваться каждую минуту, но я взвесился сегодня утром, и, Флип, я сбросил три фунта!

С прошлого месяца.

— Очень хорошо, — без энтузиазма ответил Флип, и где-то ему ответила кукушка.

— О, опять эта чертова штука, — пожаловался Холл. — Иногда, Флип, я думаю, может надо их вовсе перестать заводить, чтобы они не травмировали мою психику, когда каждый раз говорят неправильное время, но я не знаю, просто не могу этого сделать. Это все равно что убить что-то маленькое и беззащитное. Знаю, знаю, ты скажешь, что я просто сентиментальный слюнтяй. Мне просто нужно оставить все как есть.

Сентиментальный! Следуя за Холлом в тренажерный зал, Флип проскрежетал зубами и прокрутил у себя в голове с десяток острых высказываний, которые никогда не срывались с его губ.

В таком тягучем молчании прошел час.

Он делал в отместку маленькие пакости, пока Холл не видел: например, он выставлял больше скорость на беговой дорожке, на тренажерах выставлял больше вес, был более раздражительным и властным, чем обычно, поэтому к концу этого часа Холл был похож на выжатый апельсин, у которого весь сок выпущен наружу. Сложно напрямую вывалить обвинения на человека, когда к этому нет никакой подводки. И Флип от этого закипал. Если бы он был чайником, его крышка танцевала бы польку, но он не мог просто излить всю свою ярость на Монро Холла.

В конце тренировки он все-таки очень деликатно подошел к вопросу, который вызывал у него дикий дискомфорт:

— В среду я не смогу приехать.

Холл был ошарашен; это хорошо.

— О, Флип, — почти захныкал он. — Ты должен.

— Нет, что я и должен сделать, — неумолимо ответил Флип, — так это ехать в Гаррисберг, чтобы встретиться с кое-кем из службы внутренних государственных доходов.

— О, дорогой Флип, — Холл сказал это так, словно и правда человек, и с настоящими человеческими эмоциями, — надеюсь, у тебя нет проблем.

— Оказалось, — сказал Флип, собирая все в свою холщовую сумку, — что есть. Оказалось, что часть моих доходов стала известна службе внутреннего налогообложения.

— Но, Флип, это же естественно, — тихо сказал Холл.

Когда Флип посмотрел на него, тот был с таким невинным лицом, словно у новорожденного. Глядя прямо в это потное, полное детской невинности, лицо, Флип спросил:

— Разве люди заявляют о своих доходах наличными в службу внутреннего налогообложения?

— Ну, я искренне на это надеюсь, — ответил Холл.

Он сделал паузу, чтобы вытереть полотенцем пот с лица, потом отдышался немного и сказал:

— Было бы не патриотично скрывать свой доход, не платить налоги.

— Не пла… не пла…, - Флип от возмущения мог только бормотать что-то невнятное. Он, лжец и мошенник мирового масштаба, смеет говорить Флипу Моррискону, что он был не патриотичен! Не патриотичен!

— Я искренне надеюсь, — продолжал Холл, поскольку Флип все еще не мог прийти в себя, — что ты подаешь данные о том, сколько я тебе плачу, потому как я подаю отчеты о своих расходах. О всех расходах, не важно, подлежат они вычету или нет. Я верю в прозрачность доходов, надеюсь, ты тоже.

Флип медленно покачал головой, он не мог ничего сказать.

Холл поднял палец в упреке.

— А теперь, Флип, — сказал он, — послушай того, кто знает, кто был в такой ситуации. Лучше всего на слушании рассказать обо всем, чтобы быть с чистой совестью, заплатить все, что они тебе скажут, и забыть об этом. Он помахал пальцем в упреке. — Не играй быстро, чтобы снова не проиграть, Флип, таков будет мой совет.

Как Флип вышел из здания, не придушив Монро Холла, он так и не понял. Он вообще не понял, и даже не помнил, как он шел по коридору, вниз по лестнице, вышел через парадную дверь, вообще ничего не помнил, а пришел в себя, только как уже проезжал на Субару мимо угрюмого охранника — который посмотрел на Флипа с укором — и выехал из поместья.

Он повернул. Он поехал на следующую встречу. Наконец, он смог выдавить сквозь зубы:

— Месть, — прошипел он. — Месть.

28

В каком-то смысле Марси было даже жаль Монро Холла. В семнадцать лет она работала интервьюером в Купер Плэйсмент Сервис, но она никогда не видела работодателя, которого все так не любили. Насколько он плохой?

В основном, в сельской местности, эти люди просто давали промаху и дальше с этим жили. «Черт возьми, что поделать, работа есть работа», — таково было всеобщее мнение. В свое время она сводила горничных с бывшими женам в Иране, шоферов, которые должны были носить бронежилеты, с печально известными наркоторговцами, садовников с владельцами домов за пределами Нью-Йорка на работу на выходные, поваров с Эквадорскими аристократами, стилистов с рок-звездами, секретарей с опозоренными политиками, которые начали писать мемуары, и никто из них никогда не вызывал столь бурную негативную реакцию, как Монро Холл.

— О, нет, нет, я не настолько нуждаюсь в работе.

— Но что не так с…?

— Знаете, мисс. Я бы не пошел работать к этому ублюдку, даже если бы он мне платил.

— Он и будет вам платить, вы можете…

— Это не для меня. Какие еще варианты у вас имеются?

— Требуется архивист для профессионального рестлера Ультра Мад.

— О, я слышал про него! Конечно! Черт возьми, что поделать, работа есть работа.

Интересно, сколько уже накопилось вакансий в поместье Монро Холла? Трудовые ресурсы там истощались день за днем. На сегодняшнее утро, вторник, 14 июня, Марси подсчитала, что в поместье имеется семнадцать вакансий. Даже две вакансии в охрану, хотя желающих работать в охране всегда хоть отбавляй, особенно, если не заморачиваться проверками досье.

Девушке стало жаль Монро Холла. Правда, конечно, в теории. Она бы и сама не стала бы работать на этого сукиного сына, даже под дулом пистолета, с учетом как он поступил со своей семьей, друзьями, работниками и правительством. Ей очень даже нравилось работать здесь, в Купер Плэйсмент Сервис, а даже если бы и не нравилось, она бы предпочла работать на угольной шахте на Голгофе, где заполнение завещания было частью оформления на работу, чем работать на этого…

— А есть что-то еще?

Вопрос заявителя выдернул ее из мира фантазий. Ей не стоило думать об ужасном, вызывающим сочувствие Монро Холле; ей стоило думать о работе для джентльмена, сидящего за столом напротив нее, ух… Фрэд Блэнчард, в прошлом личный секретарь одного иностранного дипломата из Вашингтона, и теперь он развернул листок с актуальными вакансиями, который она ему показала.