Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— …мафии, оргпреступности — как ни назовите. — Чонгор развел руками. — Они совсем не такие, как в кино или по телевизору…

— Да неужели? Прилететь на частном самолете, убить Уоллеса в моем доме — по-моему, как с экрана писано.

— Это для них абсолютно нетипично. Откровенно говоря, я потрясен.

— Спасибо, успокоил.

— В основном они занимаются очень нудными вещами — зарабатывают деньги вопреки невероятно убогой финансовой системе. Других мотивов — куража или насилия — у них нет. Свой капитал они сколотили в России, но не торговлей оружием или наркотиками, а накрутками цен на узбекский хлопок. Потом переехали в США и Канаду и взялись за мошенничество: со страховками, с налогами на бензин, с кредитными картами — в особенности с кредитками.

— А ты здесь при чем? — поинтересовалась Зула. — Если, конечно, можно спросить.

— Спросить можно. Однако отвечать я не стану. Мне тут нечем гордиться.

— Ладно, не отвечай.

Чонгор задумался.

Поначалу Зула решила, что ему за тридцать. Теперь же, обратив внимание на свежесть лица и на открытость, передумала — вряд ли он старше двадцати пяти, а выглядит взрослее просто потому, что крупный.

— Я, пожалуй, объясню кое-что сейчас и, возможно, кое-что потом. Много ли вам известно об истории Венгрии?

— Ни шиша.

— Ни аза.

Чонгор не понял этих выражений. Зула красноречиво помотала головой. Тогда он кивнул и стал думать, с чего бы начать.

— Вы хотя бы знаете, что она входила в Варшавский договор приблизительно до девяносто девятого года? Что была под жестким контролем русских?

Зула и Питер сделали умный вид и кивнули. Чонгор приободрился.

— Сейчас все хорошо — современная страна, высокий уровень жизни. Но в девяностые, когда я был подростком, экономика находилась в кошмарном состоянии. Старый коммунистический строй рухнул, как памятник Сталину, и несколько лет, пока возникал новый, мы жили при страшной безработице, инфляции и бедности. Мой отец — с его-то образованием — работал простым учителем в школе. Впрочем, это другая история. В общем, жили мы бедно, а зарабатывать умели только головой. И моя голова была не самой светлой — не то что у старшего брата.

— А он чем занимается? — полюбопытствовала Зула.

— Бартош в Калифорнии, пишет докторскую по топологии.

— Ого. — Зула посмотрела на Питера и пояснила: — Это такая математика.

— Спасибо, — прошипел он в ответ.

— Я понимал, что до Бартоша мне далеко, — продолжил Чонгор, — и стал искать, куда бы приложить свои таланты. В училище от меня хотели только одного — чтобы я играл в местной хоккейной команде. Я начал пропускать занятия, взялся сам изучать программирование. А потом вдруг обнаружил, что зарабатываю им деньги. Дела в экономике наладились, и программисты пошли нарасхват — особенно занимавшиеся локализацией.

— Чем? — спросила Зула и по вздоху Питера поняла, что задала глупый вопрос.

— Переводом иностранного софта на венгерский язык для корректной работы программ в местных условиях, — охотно пояснил Чонгор. Чувствовалось, что его отец — школьный учитель. — К примеру, инфляция обесценила венгерские деньги, — увлеченно продолжил он и достал из кармана пачку банкнот, расписанных портретами совершенно незнакомых Зуле мужчин в безумных шапках и с живописными усами. Числа были огромные — минимум тысяча, а местами и нечто пятизначное. — Для простейшего приложения в сфере торговли вроде программы для касс иностранный софт не подойдет — ему требуются числа с десятичной запятой и сотыми долями после нее. Но у нас — ни запятой, ни долей. Только целые значения. Поэтому софт надо немного поправить, чем я и занимался по заказу коммерсантов.

— А потом и устройствами для чтения кредитных карт? — спросил Питер, начавший наконец проявлять заинтересованность.

— Именно. Во времена Варшавского договора ничего подобного не было; потом, в середине девяностых, экономика ожила, и картридеры внезапно появились у всех подряд, а когда люди узнали, что я умею их программировать, меня завалили заказами. Отца свели в могилу сигареты, мать получала не много, поэтому зарабатывал я — и на учебу Бартошу, и на остальное. Все шло хорошо. Только вот какая загвоздка: хотя последний советский солдат ушел из Венгрии в девяносто первом, были и другие русские, приехавшие во время «холодной войны», — эти уходить не спешили.

— Они. — Зула мотнула головой в сторону соседнего самолета.

— Да, мафия. Новая экономика, стадия первая: дела обстояли очень плохо. Стадия вторая: стало лучше, у всех появились кредитные карты. И третья…

— Мошенничества с кредитками, — подытожил Питер.

— Причем самые разнообразные. Одни понадежнее, другие попроще, но самый хороший вот какой. Ресторан. В кармане у официанта — маленький картридер. Клиент хочет заплатить и передает карту официанту. Тот уносит ее в укромное местечко и проводит один раз через устройство. Пока все законно.

Питер уже кивал, показывая, что знаком с такой схемой, поэтому дальше Чонгор объяснял одной Зуле:

— А потом он считывает карту потайным ридером, который лежит у него в кармане, и снимает копию данных. В устройстве хранится информация о многих картах. Данные сводят вместе и продают на черном рынке.

— И тебя втянули в эти махинации, — сказал Питер.

Чонгор, не вполне довольный такой формулировкой, замешкался.

— Я взялся написать прошивку для некоего устройства. Видимо, я был наивен и очень не скоро понял, для чего именно его используют.

Питер чуть заметно хмыкнул, но Чонгор заметил, задумался, потом пожал широченными плечами и посмотрел на Зулу, будто ее мнение в этом вопросе было решающим.

— Я лишь последний в длинной цепочке венгров, которых русские, немцы и прочие уговорами втянули в невероятно глупые авантюры. Однако в итоге я стал частью всей этой культуры… — Чонгор перевел взгляд на Питера, и Зула поняла, что он говорит о международном сообществе хакеров. — Там меня считали крутым, уважали. А для подростка это мощный наркотик.

Питер никак не отреагировал, и Чонгор продолжил, решив, что его довод принят:

— Потом все тот же клиент обратился ко мне с проблемой: накопилось слишком много данных — устройств навыпускали тысячи, раздали официантам, причем не только в Венгрии, но и по всей Европе. Встал вопрос хранения информации, ее безопасности и так далее, поэтому не мог бы я помочь? Кстати, ответь я «нет», меня бы сдали полиции или устроили еще какие неприятности. Так я стал системным программистом — писал программы, которые требовались этим людям. А потом им понадобился человек, который обеспечивал бы бесперебойную работу этих систем. Через несколько лет я превратился в своего рода системного администратора-фрилансера — поддерживал серверы, налаживал почту, сайты…

— Я знаю, кто такой сисадмин, — сказал Питер.

— Мои клиенты — маленькие компании или частники, им ни к чему штатный сотрудник. Но моя специальность, моя ниша — случаи, где крайне важны секретность и безопасность.

— Ты работаешь на бандитов, — заметил Питер.

— Как и ты.

— Вот это мне уже совершенно неинтересно, — объявила Зула.

Чонгор взглянул на нее с любопытством и сожалением.

— Системное администрирование?

Зула помотала головой и стукнула кулаком в кулак, посмотрев по очереди на Питера и Чонгора. Ее, похоже, поняли, и она продолжила: