Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Расскажи поподробнее про этих крипов и бладов. — Ричард хотел взять короткую передышку и немного прийти в себя.

— Мы с тобой не отличили бы одних от других: черные ребята, одинаковая жизнь, одинаковые вкусы. По идее — дружить им и дружить. Как бы не так. Они стреляют друг в друга. Для них если ты «другой», то не совсем человек. Та же история и в «Т’Эрре»: те, кого мы в последнее время называем Охристой коалицией, уже давно считают, что пестрые вульгарны и не придерживаются своих ролей. Несколько месяцев назад пестрым это надоело, и они, видишь ли, начали выступать и печься о своем достоинстве — примерно как геи с их радужными флажками. И пока одна группа может отличить другую с первого взгляда, обе будут считать друг друга «другими», а убивать по этому принципу — гораздо более древняя привычка, чем идея надуманного, хиленького разделения на вроде как добрых и вроде как злых, которую им предлагали мы.

— Понятно. То есть вот мы кто — цифровые крипы и блады.

— А вдруг так и есть? — пожал плечами Девин.

— Тогда ты ни хрена не справляешься со своей работой. У «Т’Эрры» должен быть настоящий сюжет, а не тупое смертоубийство по цветовому признаку.

— А может, это ты, Ричард, не справляешься со своей? Как мне писать историю о Добре и Зле, если в игре эти понятия не имеют никакого смысла? И последствий тоже.

— Каких еще последствий? Не можем же мы отправлять персонажей в виртуальный ад.

— Да. Только в лимб.

Они посмеялись.

Девин подумал и прибавил:

— Даже не знаю. А если создать глобальную угрозу всему миру?

— Например?

— Какой-нибудь ядерный Армагеддон. Или чем там кончилось бы дело, если бы Саурон получил Кольцо всевластья.

— Протолкнуть эту идею акционерам — та еще будет забава.

— Наверное, не так уж они и не правы. Прибыль-то все равно идет?

— Идет. Однако вот почему я приехал: есть шанс, что идти она перестанет. Перебьют пестрые всех охристых (а это вполне вероятно) — и что дальше станут делать персонажи в таком мире?

Девин пожал плечами.

— Убивать друг друга?

— Вот именно.

День 3

— Подруга, ты уже третий раз туда-сюда, позволь мне кончить твои мучения!

Голос был звонкий, уверенный, произношение — почти идеальное, хотя словесные конструкции слегка подкачали. Зула резко повернулась, затем опустила взгляд градусов на двадцать и увидела лицо — улыбающееся и смутно знакомое — в полутора метрах над мостовой.

Это была женщина… нет, девочка… нет, женщина, которая вчера продала ей килограмм зеленого чая. Многовато для одного раза, но торговка сумела Зулу убедить.

Вопрос: женщина или девочка? — не поддавался разрешению. Она была маленькая и ладная, что среди китаянок не редкость, и притом стриженная под мальчика — а вот это уже необычно. И явно не для фасону, поскольку на ней были джинсы и синие резиновые сапоги, в каких моют палубу или ходят по рисовому полю. Наряд довершали черная футболка и черный жилет. Никакой косметики. Никаких украшений, кроме больших мужских часов на запястье. Зула еще вчера обратила внимание, как она стоит, а сегодня отметила снова: целиком развернувшись к собеседнику, расставив ноги на ширину плеч и слегка покачиваясь на пятках, если взволнована или ее что-нибудь насмешило. Уверенности — как у сорокалетней, а кожа — как у школьницы. Зула решила, что ей лет двадцать, только она чем-то не похожа на остальных, хотя поди пойми чем.

Не то чтобы все женщины вокруг были в платьях и на каблуках, но торговка чаем всем видом выделяла себя из толпы. То не был сознательный вызов: смотрите, мол, я не как вы, — она просто была собой.

Вчера днем девушка подошла к Зуле и завела разговор. Зула, Чонгор и Соколов отыскали чайную улочку, и Зула смотрела на продавцов, выбирая, к кому подойти, и собираясь с духом для очередного торга. И внезапно оказалось, что девушка стоит напротив нее, по-мужски расставив ноги в синих сапогах, и с уверенной улыбкой говорит на странно разговорном английском. Уже через минуту она извлекла непонятно откуда огромный ком прессованного зеленого чая и принялась рассказывать его историю. Как она и ее народ — Зула забыла название, но Синие Сапоги всячески подчеркивала, что это отдельный этнос, — живут высоко в горах в Фуцзяни. Их туда загнали «стопицот» тысячелетий назад, и теперь они обитают в крепостях на вершинах гор. Чистейшая вода падает там с неба, отходов в реки никто не сбрасывает, промышленного загрязнения почвы нет и не будет. Синие Сапоги перечислила еще несколько достоинств этого места, объясняя, как они на молекулярном уровне встраиваются в чайные листья и переходят в тело, ум и душу несчастных, вынужденных жить в не столь экологически благословенных краях, где одно спасение — пить упомянутый чай в огромных количествах. Килограмм исчезнет в два счета, и Зуле захочется еще. А в Америке такого чая не купишь. Кстати, Синие Сапоги ищет дистрибьютора в Западном полушарии, а Зула выглядит как раз подходящим человеком…

Будь Зула и впрямь туристкой, она бы устала от такого напора, но сейчас ее так обрадовало полузнакомое лицо, что она с трудом поборола желание прижать маленькую китаянку к груди.

— Доброе утро, — ответила Зула. — Ты была права: я выпила весь твой чай.

— Ха-ха! Ты мне мозги трахаешь! — радостно объявила Синие Сапоги.

— И опять ты права: мне сегодня больше не нужно чая, спасибо.

— Хочешь быть дистрибьютором?

— Нет, — начала Зула, потом сообразила, что китаянка просто ее подначивает, и осеклась.

— Вы, я вижу, совсем заблудились, — сказала Синие Сапоги. — Вся улица про вас говорит.

— Мы ищем ванбу, — объяснила Зула.

— Черепахино яйцо? Это очень плохое ругательство. Выбирай, кому так говоришь.

— Может, я неправильно произнесла?

— По-английски?

— Мы ищем интернет-кафе, — сказала Зула.

Синие Сапоги наморщила нос. Почти у любой женщины ее возраста такая гримаска выглядела бы манерной, но у маленькой китаянки она казалась чистой, словно реки ее родимых гор.

— Что общего у Интернета и кофе?

— Кафе, — поправила Зула. — Не кофе.

— Кафе — это где пьют кофе!

— Да, но…

— Здесь Китай! — объявила Синие Сапоги, как будто Зула до сих пор не заметила. — Мы пьем чай! Ты забыла наш вчерашний разговор? Знаю, для тебя мы все одинаковые, но…

— Я из Эритреи. Мы там выращиваем кофе, — торопливо сказала Зула первое, что пришло в голову.

— Здесь вместо кафе чайные.

— Ясно. Мы не ищем, где чего-нибудь выпить. Нам нужен Интернет.

— Не поняла.

Зула глянула на Чонгора, и тот устало вытащил бумажку с иероглифами для слова ванба. Последние полчаса они показывали ее разным людям на улице. Все хотя бы смутно представляли, где такое заведение может быть, и махали руками в ту или иную сторону, оживленно говоря — чаще на китайском, иногда на английском.

— Что же ты сразу не сказала? Это там. — Синие Сапоги махнула рукой. — Вот над тем…

Зула покачала головой.

— Как по-твоему, отчего мы никак ее не найдем?

— Идем, покажу. — Она взяла Зулу за руку и повела. Жест был немножко панибратский, но сейчас Зуле это было скорее приятно, поэтому она сплела пальцы с пальцами китаянки и они пошли, размахивая сцепленными руками.

Ни Чонгор, ни даже Соколов не нашли что возразить решительной проводнице, и оба покорно двинулись следом.

Китаянка жалостливо качнула стриженой головой.

— Вам нужен переводчик, пацаны.

— Согласна.

— Отлично! — Синие Сапоги разжала пальцы, круто повернулась и выставила правую руку. Зула по привычке чуть было не протянула свою, потом сообразила, что заключает деловой контракт, и замялась.