Веселая поганка

К Фоме пришлось долго стучать. За дубовыми воротами, навевавшими грустные мысли о штурмах и осадах, надрывалась пара волкодавов. Это не остановило меня. Я проявила недюжинное упрямство, неистово лягая ворота и время от времени поглядывая на своего монаха, творящего молитву на противоположной стороне улицы.

Успех пришел неожиданно. Когда я уже была близка к отчаянию, в воротах вдруг распахнулась калитка, и очередной удар моего каблука пришелся точнехонько по коленной чашечке худого, заморенного нетрезвой жизнью мужичка, правый глаз которого прикрывала черная пиратская повязка.

Гадать не приходилось. По громкому и выразительному мату и, главное, по повязке я поняла, что имею дело с хозяином дома. И не ошиблась, это был Кривой Фома, тут же доходчиво мне объяснивший, кто я такая есть после удара по его коленной чашечке. Вот к чему приводит знание анатомии.

Я смиренно выслушала. Мои ссадины-синяки отлично гармонировали с внешностью Фомы и прямо-таки диктовали стиль общения. Входя в роль свойской бабы я рявкнула:

— Фома! Тачка, блин, позарез нужна. Клевая, недорогая и срочно.

Зря я так спешила. Кривой Фома шипел и вертелся, потирая ушибленное колено. За его спиной в проеме, дающем возможность обозревать часть двора, вышагивал здоровенный парень до боли знакомого обличья. У меня заныло под ложечкой — «братан»!!! Как только он успел сюда залететь?

«Влипла, дальше некуда, — подумала я. — Сейчас он увидит меня и, конечно, обрадуется, а как поступить мне? Признать его или сделать вид, что мы незнакомы? Станет ли он с этим мириться?»

Погода портилась на глазах. Дождь усилился, ветер налетал порывами. Дальнейшее пребывание на улице без крыши над головой становилось невыносимым. Я не обманула Фому, машина нужна была именно позарез.

Подавив желание бежать куда глаза глядят, я начала маневрировать, прячась от «братана» за Кривого Фому. Тот с возрастающим беспокойством следил за моими маневрами, продолжая тереть колено. Наконец он хоть и запоздало, но отреагировал на мое откровение насчет тачки.

— Воскресенье же, — напомнил Фома.

— Слава богу, что не Пасха, — рассердилась я. — Или по праздникам уже людям «бабки» не нужны?

— Так ведь нотариуса нет, — пояснил свою мысль Фома и поинтересовался: — Чего дергаешься, дивчина, блохи что ль заели?

— Мил человек, — взмолилась я, — тачка нужна во как! — и я резанула себе ладонью по горло. — Такое желание хуже блох!

Он с сомнением поглядел на меня, но смягчился.

— Ладно, проходи, перетрем.

— Не-не, — испугалась я, опасливо заглядывая за его плечо. — Мне к тебе нельзя, увидеть могут.

И ведь ни словом не солгала, а какой эффект! Фома понизил голос до шепота и спросил:

— Да ты от кого?

— От Ефима, — не моргнув глазом и не покривив душой ответила я, назвав имя сторожа с автостоянки.

— Лады, — кивнул Фома, — еще больше понизив голос. — «Капусты» много?

— Три тонны, — шепотом уведомила я, хотя все пять тысяч долларов, взятые у монаха, лежали у меня за пазухой.

— С собой, что ли? — оживившись Фома.

Я решила не конкретизировать, лишь сказала:

— Сразу отдам.

И правильно сделала. Фома понял, что дело имеет с серьезными людьми, преисполнился уважением, кивнул и скомандовал:

— К магазину иди. Подгоню.

— Только поприличней на имеющуюся сумму выбери, — попросила я.

Он пожал плечами:

— Выбирать не из чего. Тачка только одна. Номера транзитные московские. Ксивы настоящие. Пока до таможни не доедешь, никто не тронет. Ну а таможня, это дело не мое. Сама.

— Сама, так сама, — согласилась я и, дав знак монаху, к магазину побежала.

Уже вдогонку Кривой Фома озабоченно крикнул:

— Бабки, бабки-то заранее приготовь. Мне тоже ждать не резон.

Топчась у магазина, я старалась не замечать бормотания монаха и размышляла о внезапном появлении «братана».

«Загородный филиал у них здесь что ли? Ощущение такое, что эта бригада монополизировала весь преступный бизнес страны. А мой „братан“ обладает прям-таки потрясающей вездесущностью. Только что бухгалтером к Тамарке нанимался и уже здесь шустрит.»

Фома приехал быстро. Рядом со мной, сверкая кузовом хачбек, остановился новенький на вид «Форд— скорпио».

— «Бабки» давай, — не выходя из машины, сказал Кривой Фома.

Он высунулся из открытого окна, манящего теплом, уютом и звуками музыки. Я стояла на дождике и завидовала ему изо всех сил.

— Сяду в машину, отдам, — заявила я, пусть знает, что не лыком шита.

Фома криво усмехнулся, поправил на глазу пиратскую повязку, вышел из машины, оставив ее двигатель работающим. Я устроилась на роскошном велюровом сидении «Форда» и захлопнула за собой дверь. На лице Кривого Фомы отразился испуг, но электромотор, подчиняясь движению моего пальца, уже опускал стекло — я честно протянула Фоме тридцать стодолларовых купюр. Он профессионально их посчитал, удовлетворенно крякнул и произнес напутственное слово:

— Кати с богом, да скажи Ефиму, что я всегда рад…

Узнавать детали его радости мне не хотелось, и я с места рванула мощный послушный автомобиль, краем уха выхватив из дождливой мглы:

— Ксивы-то в бардачке…

В бардачке оказались не только ксивы, но и початая бутылка водки, забытая, видимо, впопыхах. «Представляю, как загорюет Кривой Фома, когда обнаружит свою оплошность,» — подумала я, направляясь к монаху.

Монах мой, кстати, остался бормотать под магазином. Он даже не взволновался. Сделав круг, я развернулась, резко затормозила у его ног и распахнула дверцу, страшно гордясь собой и уже ощущая последствия духовного роста.

— Ваш земляк! — сказала я, имея ввиду «национальность» автомобиля.

Монах уселся рядом со мной, одобрительно обозрел комфортабельные американские внутренности салона и сказал:

— О-о…

— Не "о", а рука Господа.

Конечно, рука Господа, а что же еще? После Марусиного «Жигуля» это было сродни чуду. У меня даже в глазах зарябило от всего того, что в этом автомобиле работало: фары и подфарники, стопы и повороты, даже противотуманные фары, что с некоторых пор уже казалось излишней роскошью. Все светилось, мигало и переливалось. Мерно махали дворники и тихонько подвывал электродвигатель охлаждения радиатора. Двигатель работал почти неслышно.